Почему в ссср было другое детство. Детство в ссср и современной россии Дешевое детство в ссср часть первая

Я не люблю советских мультиков. От советских детских песен у меня в животе сжимается холодный склизкий шар. Я вообще не люблю никаких воспоминаний из советского детства, потому что все оно, советское и раннее постсоветское, - это сплошной страх.

Страх от одиночества. Страх в ожидании матери, которая уезжает на работу рано утром и приезжает поздно вечером. Сначала ты боишься в яслях - тебя в них оставляют уже в год, и это везение, потому что кого-то сдают на казенный кошт уже в два месяца. Переходишь из яслей в садик и тоже боишься. В младшие и средние группы тебя еще водят за ручку, в старшие ты иногда ходишь сама. И дома давно остаешься одна. В три года умеешь включать плиту, ловко орудуешь ножом, сама открываешь и закрываешь входную дверь, ключ носишь на шее. Ты знаешь, что нельзя впускать незнакомцев, уходить на задний двор, гулять дотемна и отставать вечером от компании.

Тебя считают полностью самостоятельной и даже умненькой. А ты вспоминаешь лишь одно - страх.

Советский ребенок, за редким исключением, жил в страхе. Потому что любому ребенку прежде всего нужны были родители, вернее - мать. Только мать дает ощущение заботы и безопасности. Вся детская самостоятельность, которую навязывало семьям государство, оборачивалась тяжелыми психологическими травмами. Потому что ребенку крайне важно, чтобы ему вовремя сменили подгузник, вовремя подтерли сопли или открыли перед ним дверь. Если нет регулярной заботы, ребенок чувствует лишь одно - незащищенность. И страх.

Он начинался еще в роддоме, когда младенца у матери забирали в среднем на трое суток - считалось, что столько времени женщине требуется на восстановление после родов. В роддоме детей держали в яслях, маленькие кулечки кричали днями напролет. Дети воспитывались без грудного молока - роддом делал все, чтобы у матери его не было. Потому что к трем месяцам она должна была выйти на работу. А ребенок? Ребенок отдавался в ясли. Там его переодевали в казенную одежду, чтобы дома было меньше стирки, и помещали в большой деревянный манеж, где он лежал, ползал, учился ходить вместе с другими. В яслях стоял постоянный крик, малыши были мокрые, грязные. Ясли бывали и круглосуточные, с пятидневным пребыванием.

Если яслей поблизости не было, ребенка оставляли одного. В литературе осталось много воспоминаний о том, как матери клали младенца на пол, чтобы не упал, и привязывали его веревкой к ножке стола, чтобы не уполз. Такой рассказ есть в «Цинковых мальчиках». Самые счастливые оставались дома с бабушками, старшими братьями, сестрами или нанятыми няньками. В няньки по причине дешевизны часто нанимали девочек 10–12 лет.

Была популярна пятидневка, куда ребенка можно было сдать в понедельник утром и забрать вечером в пятницу. Чем сложнее у человека работа, тем больше времени его ребенку предлагалось проводить в круглосуточных яслях. С понедельника по пятницу сдавали часто своих детей в сад и ясли работники КГБ, прокуратуры, Гознака, делали это ответственные руководители начального и среднего звена. Такие ясли до сих пор остались. Есть знаменитый садик-курорт у Центробанка. В Москве несколько десятков круглосуточных садов, в том числе с яслями.

Сегодня необходимость сдать ребенка в такой сад становится для родителей страшной трагедией, а тогда была нормой.

СССР всегда гордился, что у него детских садов больше, чем в Америке. Это преподносилось как достижение социализма. На самом же деле было его огромным провалом, потому что средний американский рабочий вплоть до конца 1980-х мог один прокормить семью. А у нас мать грудного ребенка была вынуждена работать. Причем до определенного времени еще и обязана: только в 1968 году женщинам разрешали сидеть с детьми до года, причем без пособия - раньше они должны были работать.

А детей сдавали в сад, где их учили быстро заправлять постель с одеялом уголком и взбитой подушкой, аккуратно вешать одежду на бортик кровати, не ерзать во время сончаса, доедать кашу, слушаться воспитателей и особенно нянечек. В садах воспитатель не всегда, но имел хотя бы начальное специальное образование, нянечка не имела никакого. Нянечки получали копейки и устраивались в детский сад либо для того, чтобы быть рядом со своим ребенком, либо ради стажа в трудовой, либо - чтобы таскать детские объедки свиньям. Поэтому контингент складывался специфический, нередко - из случайных людей. В садах порой слышался мат, от нянек несло перегаром, на кухнях мат стоял трехэтажный. Из кухонь этих не иссякал поток толстомясых теток с баулами - воровали в столовых безбожно. Устроиться в детскую столовую в СССР всегда считалось редкой удачей, потому что эти столовые снабжали бесперебойно.

В садике процветала детская жестокость. Воспитатели это особенно не пресекали, для многих это было нормой. К тому же считалось, что ребенок должен был пройти школу жизни. Пребывание в саду с двух месяцев и пятидневки тогда объясняли в том числе необходимостью социализировать ребенка.

На самом деле навыки сосуществования в случайно подобранном коллективе из 30 человек, умение есть через силу бесполезную манную кашу и подчиняться беспрекословно хамам полезны оказывались разве что уголовникам.

Я думаю, едва ли ни у каждого человека есть ряд самых сокровенных воспоминаний из советского сада, связанных с грубостью и насилием. Мне с моей непереносимостью коровьего белка выливали за шиворот молочный суп. Еще помню, как на прогулке к нашей воспитательнице приходил ухажер и они тут же, на площадке, хлестали пиво.

В школе, конечно, учителя вели себя приличнее. Однако это имело мало значения, потому что в советской школе прививали не только и не столько культуру или знания, сколько дисциплину и идеи.

Советские учителя могли ударить ребенка по затылку, по рукам вплоть до середины 2000-х, пока за такие шалости не стали бить самих учителей. К их счастью, только по карману. В советской школе к детям обращались на «ты», часто учителя давали им клички. Учитель, который говорил ребенку «вы», попадал во всесоюзную газету «Правда» - такой он был редкостью. Советская школа не допускала у детей права на приватность. Нельзя было поднять руку и попросить выйти из класса: следовало обязательно уточнить зачем.

Любить советскую школу могли только дети с посредственными интеллектуальными или душевными данными, с низким уровнем культуры в семье. Дети, которые искали себя в коллективной идее, коллективной задаче, коллективном труде. Опора любого тоталитарного режима - человек без собственных ценностей, потому что он легко принимает ценности корпоративные. Например, любит, чтобы всем прикалывали одинаковые звездочки, вешали на шеи галстуки, чтобы все пели один и тот же гимн. Такой ребенок с радостью участвовал в школьных линейках, общих собраниях или травле одноклассников. И он обычно очень любил советские пионерские лагеря. Нормальный ребенок из заботливой семьи, если только он не редкостный экстраверт и не энергетический вампир, никогда по своей воле не поедет несколько недель жить в одной палате - название-то какое! - с одиннадцатью другими детьми, вставать по горну, обедать по гонгу, ходить строем и все время голодать, потому что в лагерях традиционно мало и традиционно плохо кормили. В пионерлагерь детей, за редким исключением, отправляли только с одной целью - сбыть с рук, высвободить время для отдыха. Жили тесно, часто ссорились - родители мечтали отдохнуть от детей. Сегодня этому прозаичному мотиву пытаются придать романтический шарм.

Отдельная сегодня почти забытая тема - эксплуатация Союзом детского и молодежного труда. Мало кто помнит, что школьники летом приходили на отработку: делали ремонт, мыли окна, чистили школьный парк. Кому они задолжали и что отрабатывали? А поездки «на картошку»? О том, что это было огромным преступлением против детства и образования, помнят единицы, остальные часто вспоминают «картошку» как школу жизни, уроки самостоятельности и трудолюбия.

Провинция отправляла «на картошку» с пятого класса, мегаполисы - с восьмого. Сельхозработы на первые полтора-два осенних месяца были обязательными для всех училищ, техникумов и почти всех вузов. Исключения школьникам делались только для Москвы и столиц союзных республик. Да и они нарушались в случае авральной уборки урожая. Любая школа СССР поставляла подшефным колхозам и совхозам рабочую силу для копки картошки, сбора или сортировки моркови, капусты. Вы представляете себе, что это были за совхозы, если пятиклассникам приходилось брать над ними шефство?

«На картошке» дети жили впроголодь, надрывались, руками лезли в землю с удобрениями и пестицидами, которых в СССР не жалели. Там иногда беременели, становились жертвами насилия - бывший советский криминалист рассказывал мне, что за свою карьеру не раз выезжал на изнасилования «на картошке».

Детей из Средней Азии гоняли на хлопок. Там они с сентября по ноябрь начиная с третьего класса под палящим солнцем таскали до тракторной тележки 20-килограммовые мешки. «Мощность студента - 60 кило ваты» - таджикская шутка тех лет. Это дневная норма для 14-летних учащихся училищ. Приемщики на весах занижали показатели, чтобы сразу отбить излишки, приходилось собирать больше. На продаже неучтенного хлопка, на детском труде крепли в Азии совхозы-миллионеры. А дети возвращались с больными желудками, экземой, угрями, потому что поля в эту пору опрыскивали дефолиантом.

Так что не было в СССР никакой сверхзаботы о детях - была их эксплуатация.

А еще дети плохо питались. Манная каша с пеленок, коровье молоко - все, что сегодня давать детям запрещают. В одном из докладов европейского отделения ВОЗ прочитала, что больше 70% советских младенцев в 1970-х страдали ожирением по типу паратрофии: были толстыми и короткими, так как питались исключительно углеводами. Подростки жили на картошке, кашах и макаронах. Из овощей - полусгнившая еще в полях капуста, морковь, свекла, лук. Из белков - сосиски с «Чайной» колбасой и синюшные куры, которые вскоре пропали, а также яйца, которые пропали чуть позже. По данным той же ВОЗ, советские дети массово страдали от анемии всех типов и белково-калорийной недостаточности. Попросту говоря, они недоедали.

Многие скажут: ну что ж, ездили «на картошку», сидели дома одни, но зато в городах было безопасно. Это самый страшный миф!

Преступления против детей были. Педофилы были. Маньяки были. Я бы даже больше сказала: в постсоветской России серийных маньяков с 80 жертвами не было. А в Союзе были!

И бытовые изнасилования детей были. А вот нетерпимой реакции на них общества не было. Во-первых, для огласки преступлений не имелось медиаресурсов. Во-вторых, они замалчивались - правило про вынос сора из избы в Союзе соблюдалось куда строже, чем сейчас. В-третьих, общество было более терпимо к педофилии и нимфетомании.

Такое провокационное заявление я делаю ответственно. Приставания к школьницам на улице, хлопки по попе, заигрывания - все это уже не было нормой, но считалось терпимым вплоть до 2000-х. К преступлениям против детей советское общество в целом было более терпимо, чем сегодняшнее. Уголовный кодекс РСФСР в ст. 119–129 указывал, что половое сношение с лицом, не достигшим половой зрелости, а также развратные действия с несовершеннолетними наказывались лишением свободы на срок до трех лет. Очень часто за секс с малолетними приговаривали всего лишь к «химии», колонии-поселению. Знаю человека, который за сожительство с малолетней отбывал два года «химии» - из Сургута был отправлен в Тюмень, где работал на овчинно-меховой фабрике и мог выходить в город. На этой «химии» он нашел себе другую подругу-школьницу.

Я также утверждаю, что в советской элитарной культуре, в советском искусстве была отчетливая тенденция эротизировать детство. Что не могло не отразиться на культуре бытовой. В кино, на живописных полотнах появлялись голые дети в эротических позах. «Девочка и эхо» и «Похищение «Савойи» помните? В живописи стеснялись еще меньше. Чистую детскую эротику порой писали Богданов-Бельский, Дейнека, Николай Чернышев. Их картины печатались на календарях. Фотограф Николай Филиппов снимал исключительно детскую эротику: голые дети в песке, голые девочки на растяжке у балетного станка, мальчики и девочки в топорщащихся трусиках. Это было официальное фотоискусство.

И не надо говорить, будто население раньше было чисто и развратом не испорчено, поэтому не видело ничего плохого в детской эротике и пускали 12-летних девочек на пляж голышом. Это мы сейчас стали более моральными и начали осуждать то, что еще 50 лет назад казалось нормальным. Человечество до сих пор делает шаги в сторону осуждения раннего секса, ранних браков.

Страна не была безопасной для ребенка. Скорее, она была опаснее, чем сегодня, потому что ребенок гораздо больше времени проводил один или с друзьями .

Насильники и растлители не главные враги советских детей. Куда больше их гибло и калечилось в ходе самостоятельного приготовления обеда, прогулок по крышам, игр на стройке, хождения по свалкам, догонялок по трубам теплотрасс, при нахождении и распиливании снарядов, патронов, играх с огнем, раскачивания качелей «солнышком». Меня саму дважды пытались увести со двора незнакомые мужчины, в семь лет по мне с подружкой стреляли из окна пьяные, в восемь меня чуть не заколола спицей старуха соседка. Мы жили на обычной окраине обычного областного центра. И это было обычное советское детство. Быть может, слегка подпорченное перестройкой.

Множество детей в СССР и в 1990-х гибли исключительно от беспризорности. Более того, даже когда родители были дома, дети убегали на улицу. Плохое жилье, скученная жизнь, уставшие матери и нередко пьяные отцы заставляли детей проводить жизнь на улице. У многих просто не было с родителями теплых отношений: дети, будто сироты, росли без груди, в яслях и круглосуточных садах, по любому поводу были пороты.

Несколько поколений советских людей повзрослели без доверительных отношений, любви и объятий.

Те, кто сегодня говорит, будто в Советском Союзе им было безопасно, просто не встретили столько ужаса. Возможно, они жили в хороших семьях, воспитывались мамами, бабушками или нянями. А может быть, их психика вытеснила все тяжелые воспоминания, оставив в голове лишь сливочный пломбир в вафельном стаканчике.

Только аберрация памяти заставляет людей, которые прошли советское детство с ключом на шее, жалеть о своем прошлом и искренне желать родным детям такой же участи.

Впрочем, есть и другая беда. Примерно из 600 миллионов человек, что жили в СССР за все время его существования, была пара миллионов, кому посчастливилось родиться в сытых семьях. Они просто не знали, как жила остальная страна. И сейчас знать не хотят. Даже в блокаду были дети, которые не запомнили войну, а помнили только пушистый снег, синее небо и вкусное пирожное, которое они ели на кондитерской фабрике имени Крупской, где жили на закрытой территории и где за всю блокаду от голода не умер ни один сотрудник. Сегодня эти дети страшно скучают по Союзу со Сталиным и пишут книги о том, каким невкусным стало в России пирожное.

Под крышей дома моего

Сегодня такую ситуацию – вам дают бесплатную квартиру от завода или учреждения – сложно представить. Но наших бабушек с дедушками это совсем не удивляло. Разумеется, существовали жилищные кооперативы и неофициальная покупка квартир, но это был удел избранных. В общей своей массе советские люди жилье именно получали. Конечно, квадратные метры не раздавали просто так всем желающим – крышу над головой можно было заслужить долгим и добросовестным трудом на своем предприятии.

Вот что пишет социолог Андрей Громов в книге «Мы, наши дети и внуки»: «Квартиры давали не просто так и не всем. Очередь на квартиру могла идти годами (в Москве часто было больше 5 лет) и жёстко по нормативам квадратных метров. То есть на очередь ставили, только если на человека приходилось меньше 5 кв. м, а новую квартиру давали из расчёта 10-12 кв. м на человека». Не слишком просторно не только по современным меркам.

Получалось, что люди, десятилетиями работающие на одном и том же месте ради квартиры, могли запросто «не уложиться» в детородный возраст. Представители старшего поколения вспоминают, что из роддома их привозили в общежитие, коммуналку, барак, и лишь много времени спустя их родители получили своё жилье. Ещё сложней приходилось многодетным семьям – квартир более 90 кв. метров у нас почти не строили, и, несмотря на все льготы, в лучшем случае такая семья получала большую квартиру в новостройке, в которой все равно было тесно. Но отсутствие собственного «угла» при решении вопроса о том, рожать или не рожать, не было таким весомым фактором, как в наши дни, ведь люди знали, что если честно и упорно трудиться, то рано или поздно получишь квартиру, в которой будет жить твой ребёнок.

Плата за коммунальные услуги в СССР была и вправду копеечной, абсолютно не обременительной для среднестатистической семьи. Например, в начале 80-х годов прошлого века ежемесячная квартплата за благоустроенную «трешку» в столице составляла 10-12 руб. в целом. В частности: телефонная связь – 2,5 руб. в месяц, электроэнергия – 4 коп. за 1 кВт, общедомовая телевизионная антенна – 25 коп. и т.п. Кстати, настолько же незначительны были и расценки на транспортные услуги (кроме авиабилетов). Сейчас, когда «коммуналка» запросто может «съедать» львиную долю семейного бюджета, эти цифры кажутся фантастикой.

«Вы где это брали? – А там этого уже нет...»

Подобным диалогом в советское время никого нельзя было удивить, а вот сегодняшние дети даже не поймут, о чём идет речь. Между тем вопросы «где взять?», «как достать?» и «что выкинули?» постоянно крутились в умах советских людей. Особенно у тех, кто имел детей: ведь родителям волей-неволей приходилось поддерживать свой быт на уровне, необходимом для комфорта ребёнка.

Андрей Громов говорит: «В условиях дефицита любое стремление к благосостоянию требовало не только денег, но и времени. То есть, по сути, для поддержания приемлемого уровня благосостояния человек тратил не только рабочее, но и большую часть своего свободного времени». С дефицитом советский ребёнок сталкивался буквально с пелёнок. Например, в середине 60-х годов XX века на улицах появились красивые и практичные немецкие коляски.

Стоили они порядка 49 руб. – сумма весьма значительная при средней зарплате по стране в 140 руб., но обычным гражданам «достать» эту коляску было невозможно. Приходилось довольствоваться тяжёлыми и неудобными советскими моделями, которые тоже, кстати, не всегда можно было купить. Вот любопытный документ того времени – официальное письмо, направленное престижным журналом «Коммунист» в московский «Детский мир»: «В связи с рождением ребёнка у сотрудника журнала местком просит разрешить приобрести в вашем универмаге детскую кровать (или колясочку) и ванночку».

То же происходило и с детской одеждой, и с обувью, и с другими предметами обихода. Остро стояла проблема качества. В среднем, летние детские туфли стоили 3-6 руб., зимние сапоги – около 20 руб., детское зимнее пальто для самых маленьких – 27 руб. Но те модели, что имелись в свободной продаже, были очень далеки от совершенства. Если же родители хотели порадовать ребёнка красивой и удобной обновкой, например, качественной детской обувью из братской Югославии, её приходилось покупать «из-под прилавка» или обращаться к фарцовщикам.

А у спекулянтов цены зашкаливали: например, детские джинсы Milton"s (Индия) стоили 40 руб. Впрочем, по сравнению с джинсами на взрослых, это не казалось такой уж заоблачной ценой: фирменные джинсы для мамы или папы стоили уже от 90 до 200 руб., то есть превышали среднюю зарплату по стране. Для сравнения: цена детских джинсов на одном популярном интернет-ресурсе в наши дни – от 450 руб., а приличных детских туфель – от 1200 руб., при этом о зарплате в 140 руб., к счастью, у нас никто давно уже не слышал.

Из-за повального дефицита в СССР был настоящий бум на хендмейд, хотя такого слова тогда еще никто не знал. Многие мамы и бабушки шили, вязали, вышивали – если не для себя, то уж для детей и внуков – точно. К слову, «расходники» для рукоделия были вполне доступны по цене: метр набивного ситца стоил в 1970 году 90 коп., ткань «плательная шерстяная» – 13,20 руб., качественный чистошерстяной бостон – 30 руб. Папы «с руками» выпиливали, строгали, мастерили, чтобы обстановка во всей квартире, а особенно – в детской, не была столь спартанской. Кстати, лобзик с другими необходимыми инструментами в наборе можно было абсолютно спокойно приобрести за 3 руб. – без всяких очередей и переплат, и самому сделать детскую мебель, вместо того чтобы месяцами стоять в очереди, и отмечаться по ночам возле мебельного магазина. Заодно и ребёнка с самого нежного возраста можно было приобщать к полезному труду.

«Докторская хороша, сделана по ГОСТу, кушайте вы не спеша для большого роста»

Вопрос о том, как прокормить свою семью, вставал перед советскими людьми во всей красе. В особо кризисные годы полки в магазинах пустовали, в продаже были только соль, макароны серого цвета, слипшиеся карамельки без обертки и консервы «Бычки в томате». В провинции такая картина могла наблюдаться и в относительно спокойное время. Но все же продуктовый минимум был доступен в большинстве случаев. Например, почти всегда можно было купить хлеб (четвертинка черного – 5 коп., батон белого – 13 коп.), муку (16 коп. за кг), картошку (от 8 до 15 коп. за кг), морковь (12 коп. за кг).

Правда, все овощи приходилось тщательно перебирать и мыть. Также не являлись дефицитом яйца за 90 коп. (более крупные – диетические – стоили до 1,30 руб. за десяток). Килограмм сахара стоил 1,04 руб. Сыры то появлялись, то исчезали, но один из самых дешевых – «Пошехонский» – стоил 2,60 руб., и раздобыть его было несложно. Настоящим хитом были плавленые сырки, их очень любили дети, и не зря: сырок «Дружба», например, стоил в разное время от 15 до 23 коп., а изготавливали его из сыра высокого качества, сливочного масла, молока, натуральных специй. Также относительно просто было купить рыбу не элитных сортов, а вот с мясом в стране Советов была настоящая беда.

Андрей Громов пишет: «Мясо – от двух рублей за килограмм (с костями). То есть уже вполне весомая доля бюджета. В пересчёте на современные цены та же покупательная способность у современного жителя России была бы при зарплате от 9 до 15 тысяч руб. И это при том, что купить мясо в магазине очень непросто, а хорошее мясо – просто невозможно. На рынке есть хорошее – за 4-5 рублей и без очереди, но это уже непомерная трата для большинства. Продовольственный бюджет советского человека не предполагал возможности переплачивать вдвое за качество или удобства. Ради качества можно было несколько часов отстоять в очереди, но платить вдвое – это почти никто не мог себе позволить. Просто потому что не хватило бы зарплаты».

Та же проблема была и с фруктами. Порадовать своих детей родители могли лишь несколько месяцев в году: например, черешня – 2 руб. за кг, мандарины - от 1,50 руб., и – только в сезон. Черешня – максимум полтора месяца летом, а мандарины – меньше месяца перед Новым годом.

А вот любимые детские лакомства были доступны и очень качественны. Самое дорогое мороженое – шоколадное «Ленинградское» – стоило 22 коп. (замороженное и взбитое натуральное молоко, сливки, сливочное масло, сахар, и никаких консервантов), стакан газированной воды с сиропом из автомата – 3 коп., лимонад «Буратино» – 9 коп. за бутылку, булочка «Кунцевская» – 2 коп., 5 коп. стоил бублик свежий поджаристый, 8 коп. – тульский пряник и коржик «Молочный», 55 коп. – банка сгущенки, которую к тому же можно было «сварить». Выше всяких похвал была и молочная продукция: знаменитый треугольный пакет молока стоил 16 коп. за пол-литра. Многое из перечисленного современные родители считают эталонами продуктов питания, и не зря: не только потому, что, например, шоколадка «Аленка» была очень недорога (15 грамм – 20 коп.), но и потому, что делали ее из настоящих какао-бобов.

Это не миф. Качество советских продуктов в большинстве своем было хорошим, и производились они согласно ГОСТу. Например, благодаря наркому пищевой промышленности Анастасу Микояну еще в 30-х годах начался выпуск колбас «Докторской», «Любительской», «Чайной», «Телячьей», «Краковской», молочных сосисок и охотничьих колбасок. И дети, и взрослые очень любили нежную «Докторскую» колбаску, которая была разработана для «поправки народного здоровья». Рецепт десятилетиями не менялся: в 100 кг содержалось 25 кг говядины высшего сорта, 70 кг полужирной свинины, 3 кг яиц и 2 кг коровьего молока. В качестве приправ – минимум соли, сахар-песок или глюкоза, мускатный орех или кардамон. Такой колбасой действительно было не страшно кормить своего ребёнка. Впрочем, для начала её надо еще было купить.

О том, во сколько обходились игрушки для детей в СССР, сколько стоили путевки в пионерские лагеря, а самое главное – в какие суммы «выливалось» нашим родителям их образование, мы расскажем в следующий раз.

«Дешёвое» детство в СССР: часть вторая

Вот что пишет социолог Андрей Громов в своей книге «Мы, наши дети и внуки»: «Одной из важнейших особенностей позднесоветской жизни была полная занятость. Причем почти равная в отношении женщин и мужчин. Это отчасти было следствием послевоенного дефицита мужчин, но к 70-м годам стало определяться уже чисто экономическим фактором. Обычная, даже неплохая зарплата могла обеспечить приемлемый уровень жизни только одному человеку плюс одному ребёнку. Если не брать военных или другие привилегированные профессии, то неработающий взрослый член семьи сразу опускал её на уровень бедности. И экономических механизмов, позволяющих матерям не работать, практически не было».

Эти реалии и определяли досуг среднестатистического советского ребёнка. Конечно, была продлёнка, бесплатные или дешевые кружки и секции, многие другие социальные блага. Но вот просто погулять с мамой или папой в обычный будний день удавалось немногим из детей. Также далеко не у всех счастливцев были неработающие бабушки, готовые возиться с внучатами. Ну а что касается гувернанток и нянь, то в представлении обычных советских граждан, это – персонажи из параллельной реальности. В итоге в одной отдельно взятой стране возник феномен, который, наверное, уже не повторится нигде и никогда. С одной стороны, даже первокласснику можно запросто повесить ключи от квартиры на шею; объяснить, как самому разогреть обед; дать карманные деньги «на мороженку», а с другой, ребёнок абсолютно не чувствует себя при этом заброшенным и обделенным, потому что всегда находится в социуме. И он, этот социум, начинается прямо у порога.

«Тополиные, московские дворы...»

Современные молодые мамочки могут в такое и не поверить: разновозрастные детские стайки носились во дворе (летом – до позднего вечера) практически без контроля взрослых. Правда, всегда находились две-три активные пожилые гражданки (не обязательно чьи-то бабушки), которые за ребятней приглядывали. А заодно учили девочек сажать цветы на «общей» территории и ухаживать за «общими» клумбами. Непременно был и свой умелец, «дядя Коля», который собирал вокруг себя мальчишек, преподавая им полезные мужские навыки: например, как починить мопед или велосипед. Но в основном дети развлекали себя сами, и прекрасно справлялись с этой задачей.

Затраты на коллективные игры были ничтожны малы: так, камера для мяча стоила 30 коп., шарик для пинг-понга – 5 коп., а резинка для шитья, как правило, доставалась и вовсе бесплатно – из маминой шкатулки для рукоделия. Зато сколько забав с помощью этих почти дармовых предметов можно было придумать!

Все ребята играли в футбол, волейбол, вышибалы, стеночку, ножички, настольный теннис (если не было специального стола, то годилась любая ровная поверхность). Девочки, помимо этого, устраивали целые турниры в резиночку или скакалку. Сейчас можно приобрести скакалку и за 1500 руб. (с эргономичными ручками, в которые встроены подшипники для обеспечения легкости вращения), но по сравнению с той, копеечной, советской, она вряд ли надолго заинтересует ваше чадо.

Ещё один огромный игровой сегмент времен СССР – игры «про войну». Играли в «красных и белых», «наших и фашистов», «ковбоев и индейцев», «мушкетеров и гвардейцев». Что характерно – дороговизна игрушек никак не влияла на популярность того или иного игрока: у ребёнка мог быть модный «пистолет детский автоматический» за 2 руб. 50 коп., а могла быть и пластиковая поделка из киоска «Союзпечати» за 15 коп. Но вовсе не это определяло, будет ли он командиром и на чьей стороне ему придется сражаться. А это было очень важным.

Сейчас дети, особенно маленькие, практически не делают различий между условно хорошими и условно плохими героями. Ведь если у тебя в руках «настоящий джедайский меч», купленный родителями за 2000 руб., то не все ли равно, на чью сторону силы встать? В СССР же все хотели спасать Чапая, или побеждать злокозненных гвардейцев кардинала. Только это и было по-настоящему принципиальным. Если ребёнка не желали брать в команду «хороших», это могло закончиться совсем недетской обидой.

Еще одна отличительная черта советского детства: вечно сбитые коленки, локти, небрежно намазанные зеленкой, царапины и ссадины. Из этого никто не делал трагедии: всем казалось тогда, что детство должно быть по-настоящему шумным и активным. Если сравнивать, то современные дети под бдительным контролем мам и нянь порой ведут себя на детских площадках как маленькие старички.

О дефиците и детской изобретательности

Заграничные игрушки в свободном доступе у нас практически не появлялись. Редкие счастливчики становились обладателями настоящей куклы Барби, которую тогда еще действительно производили в США, или всамделишной брызгалки из Европы. Такие игрушки в руках у детей говорили многое о статусности их родителей (или хотя бы об их умении всеми правдами-неправдами раздобыть дефицит).

На помощь, как всегда, приходила смекалка – похоже, она передавалась советским детям на генетическом уровне, не зря же многие современные исследования говорят о том, что поколения детей СССР были намного лучше адаптированы к жизни, чем сейчас. Хотя у современного шестилетки кругозор несоизмеримо выше, чем, например, у его сверстника из 1980 года, но вряд ли он додумается выпросить у папы бутылочку из-под клея ПВА, проделать отверстие в крышке, вставить туда трубочку от шариковой ручки, залить воду и – айда воевать. Ещё можно было настругать в воду мыло (к шампуню прикасаться нельзя, его мама получила «в заказе» к 8 Марта) – тогда эффект получался совсем как у зарубежных аналогов.

Что же касается Барби, то, конечно, её натуралистичный облик заменить было невозможно, зато можно было попросить у родителей около 2 руб. и купить резинового пупсика из братской ГДР. Почему-то именно эти иностранные куклы были доступны для простого советского покупателя и вызывали у детей неподдельный восторг. А далее – нужно было проявить всю свою креативность. С помощью мам, бабушек, старших сестёр, рукодельниц-соседок пупсику готовили приданое ничуть не менее тщательно, чем у заокеанской красавицы. Правда, подручными средствами. И ничего, что волосики на голове пупсика периодически отлетали – всегда можно было обстричь кисточку для рисования и соорудить ему новую прическу. Получалось очень симпатично, особенно с бантиком.

Такие пупсики были почти у каждой девочки. В тёплое время года их выносили во двор и устраивали масштабные «дочки-матери». Мастерили домики из обувных коробок, мебель – из подручных материалов, и разыгрывали настоящие кукольные спектакли. Аналогом спокойных девчоночьих игр были мальчишечьи игры в солдатиков. «Баталии» можно было устроить и дома, и во дворе, и даже в подъезде на подоконнике, а выбор был достаточно большой – от драгунов времен Отечественной войны 1812 года до пиратов. Например, особенной популярностью у детей 80-х пользовался набор ковбоев производства Донецкого завода игрушек. Для неискушенного ребёнка того времени эти фигурки казались почти живыми: настолько они были выразительными. Как пишет на специализированном форуме один из коллекционеров старых игрушек, «стоил набор 50 коп., и в нем было семь фигурок. Ходил слух, что есть и восьмой индеец, но – раненный стрелой. Он изъят из комплекта, и купить его можно отдельно за 25 коп. Сейчас этот раритет (по-прежнему без восьмой фигурки) можно приобрести за $100–200».

Такое трудно себе представить, но когда-то именно дети СССР первыми «воспользовались услугами сотовой связи», причем абсолютно бесплатно. «Трубки» телефонов делали из пустых коробочек от спичек, а скреплялась вся конструкция суровой нитью. Весь секрет – в натяжении нити. Если устройство было сработанно с учетом начальных школьных знаний, то шепот собеседника можно было расслышать на расстоянии 5–10 метров. Впрочем, на таком расстоянии и телефона не требовалось, но ведь так интересно было сделать что-то «техническое» своими руками!

Калейдоскоп детский ТУ-79

Конечно, и в обычных советских дворах жили семьи, которые могли позволить своему ребёнку достаточно дорогостоящие игрушки.

Вот небольшой перечень модных «девайсов» того времени:

– огромные ёлочные шары – 2–3 руб. (обычные ёлочные игрушки стоили примерно в десять раз дешевле);
– большая кукла, аналогичная кукле «Аленка» в к/ф «Чародеи» – 3–5,50 руб.;
– пластмассовые модели самолетов производства ГДР – 5 руб.;
– коллекционные металлические машинки – 10 руб.;
– диапроектор – 10 руб. 85 коп.;
– настольная игрушка типа бильярда или железной дороги – 10–15 руб.;
– большой плюшевый медведь – 20 руб.;
– подростковый велосипед – 50 руб.

Но даже не в самой зажиточной советский семье обычно находились средства, чтобы развлекать своих чад. Так, например, одна из самых завораживающих игрушек – «Калейдоскоп СССР детский ТУ-79» – стоила всего 28 коп. В эту волшебную трубу можно было смотреть бесконечно, любуясь прихотливыми узорами цветного стекла. Во многих семьях, берегущих традиции, и по сию пору под дорогущую современную ёлку торжественно водружается Дед Мороз, произведенный на Ровенской фабрике детских игрушек, цена которому – 1 руб. 85 коп. И этот список можно продолжать долго.

«Крылатые качели летят, летят, летят!»

Был ещё один момент, сейчас уже трудно представимый: дети, лишённые строгого родительского контроля, частенько отлучались со двора и устраивали собственные «праздники жизни». Причем расходы на такие увеселения вполне укладывались в карманные деньги (стоило лишь слегка сэкономить на школьном буфете). Так, билет в кино на детский сеанс стоил 10 копеек. Правда, одна игра в автомате в фойе того же кинотеатра «съедала» 15 коп. Зато пирожок с повидлом все там же, в кафетерии, покупался за 2 коп. Даже маленькому ребёнку легко было рассчитать свою платежеспособность.

Еще дети СССР обожали «набеги» на аптеки, где сладкая аскорбинка стоила 6 коп., а плитка гематогена – 8 коп. Современные школьники, скорее всего, не поймут подобных гастрономических пристрастий детей того времени.

А апофеоз всему – вылазки всем классом или дворовой компанией в городской парк. Не в пример сегодняшнему дню, смотрители строго следили за правилами, и на аттракцион для подростков никак не мог пролезть ребёнок младше 12 лет. Зато и на детских каруселях-качелях запросто можно было прокатиться за скромную сумму в 5-10 коп. Для сравнения: в одном из относительно недорогих парков развлечений в Москве в прошедшем сезоне билеты на двухэтажную детскую карусель, батут «Космонавт» (сотрудник «катает» ребёнка) и цепочную карусель стоили по 250 руб. за каждый аттракцион.

О том, сколько стоило в СССР самое дорогое – образование, мы расскажем в следующий раз.

Дешёвое детство в СССР: школьные годы чудесные

Но действительно ли все так идеально было в школах СССР? И действительно ли наши родители получили «лучшее образование в мире», как это было принято декларировать?

Немного истории

Для того чтобы понять, насколько эффективна была система советских школ, нужно посмотреть статистику. Большевики после Октябрьского переворота приняли страну в поистине ужасающем состоянии: основная масса населения, а в особенности – крестьянство, была попросту неграмотной. Продолжительность обучения среднего россиянина в 1917 году (до Октябрьской революции) составляла 1,1 год (для примера: в 1987 году эта цифра уже 8,8 лет).

Государственных школ и училищ было мало, а частные гимназии и лицеи обслуживали нужды лишь очень тонкой прослойки населения. Социальное расслоение в образовании было таким, что сейчас и представить себе невозможно. Кроме того, никто толком не занимался школами для коренных народов России, проживающих далеко от метрополии, причем десятки из них даже не имели собственной письменности.

Новая власть начала сразу же бороться с таким положением вещей: в 1918-1919 годах были приняты декреты, которые все изменили: были запрещены частные школы, введено бесплатное обучение и совместная учёба детей обоего пола. Далее – школа отделялась от церкви, а церковь – от государства. Кроме того, в учебных заведениях были запрещены физические наказания, которые процветали в Российской империи, а все национальности получили право обучения на родном языке.

В итоге уже к 1920 году удалось обучить грамоте 3 млн. человек – цифра огромная по тем временам. А к 1922 году сформировалась система бесплатного среднего образования, доступная для всех, кто мог и хотел учиться: начальная школа (четыре года обучения), основная общеобразовательная школа, и старшая ступень (всего 9-10 лет учебы). В итоге перепись населения СССР, проведенная в 1959 году, подтвердила, что с неграмотностью в стране покончено.

По долинам и по взгорьям: как «штормило» советскую школу

Не стоит думать, что система школьного образования в СССР не переживала своих взлетов и падений. Всегда находились свои «оптимизаторы» и «реформаторы», которые буквально пытались свести все достижения к нулевой отметке.

Так, в 1940 году вышло постановление «Об установлении платности обучения в старших классах средних школ и в высших учебных заведениях СССР и об изменении порядка назначений стипендий», что ставило под угрозу одно из главных достижений советской власти – бесплатное образование для всех.

На практике это выглядело так: плата за обучение в 8-10 классах средних школ, техникумах, педагогических и других училищах составляла от 150 до 200 рублей в год. Обучение в вузах – дороже, 300-500 рублей год. В 1940 году это составляло в среднем около 10% бюджета среднестатистической семьи. То есть «за бортом» светлого будущего сразу же оказывались дети все тех же крестьян и рабочих, за образование которых советская власть так боролась. Ведь в ту пору по 5-7 детей – у крестьян и по 3-4 ребёнка – в рабочих семьях были нормой, и платить за обучение даже 2-3 из них было нереально.

Плата за образование была отменена только в 1956 году, поэтому говорить о том, что образование в СССР всегда было бесплатным – значит, грешить против истины.

Были и другие подобные начинания. Например, в 1943 году мальчиков и девочек вновь начали обучать раздельно. Правда, это распространялось только на Москву, Ленинград, столицы союзных республик и ряд других крупных городов. Очень странная инициатива для страны, где было объявлено равенство полов. В итоге власти официально признали, что реформа не дает преимуществ в организации педагогического процесса, но создаёт трудности в воспитательной работе». И Совет Министров СССР отменил разделение классов «по половому признаку» в 1954 году.

Школьные годы прошли безвозвратно. Только на сердце тепло и приятно

Пожалуй, тот образ советской школы в частности, и образования вообще, который сложился у нас, относится к годам «позднего социализма». Тому подтверждением – даты и цифры.

– В 1973 году в СССР расходы из госбюджета на высшие учебные заведения составили 2,97 млрд рублей, на техникумы, училища и школы – 1,79 млрд рублей, на профессионально-техническое образование – 2,09 млрд рублей.

– В 1975 год в СССР действовало 856 вузов (в том числе – 65 университетов), в которых обучались более 4,9 млн студентов. По числу студентов Советский Союз значительно превосходил такие страны как Великобритания, ФРГ, Франция и др.
– В 1975-1976 учебном году в стране работали 167 тыс. общеобразовательных школ, в которых обучались 48,8 млн человек. Подготовка учителей и воспитателей проводилась в 65 университетах, 200 педагогических институтах и 404 училищах.
– Право граждан на бесплатное образование всех уровней – от начального до высшего – было закреплено в Конституции СССР 1977 года в статье 45.

Все эти меры работали – во всяком случае, уровень образования был действительно высоким, но были и свои подводные камни.

С одной стороны, дети жили по чёткому расписанию и с чёткими моральными принципами. Их воспитывали в духе товарищеской поддержки, социальной активности, интернационализма и других качеств. Тогда никто и представить себе не мог, что можно заснять избиение одноклассника и публично хвастаться этим. А «подтягивание» отстающих или посильная помощь одиноким старикам считались абсолютно будничными делами.

С другой, в школах царила пуританская мораль и касалась она отнюдь не только внешнего вида. Любой поступок или высказывание, идущие вразрез «с линией партии», могли стоить провинившемуся очень дорого. Любое свободомыслие – от робких попыток покритиковать экономическую ситуацию в стране до «не той» длины юбки у старшеклассницы – могли закончиться «волчьим билетом».


Кадр из фильма «Завтра была война» © Иллюстрация проекта «Афиша Mail.Ru»

С одной стороны, учителя, как правило, ответственно относились к своим функциям. Сейчас и представить себе невозможно, чтобы педагог совершенно бесплатно и добровольно оставлял после занятий группу учеников, не справившихся с заданием, и проводил с ними дополнительные занятия.

С другой, школы, как правило, всегда были переполнены, хотя о «притоке мигрантов» тогда и слыхом не слыхивали. До пяти параллелей, по 40 человек в каждом классе, учёба во вторую и даже в третью смену – всё это никого не удивляло в середине 70-х даже в относительно благополучной столице.

С одной стороны, детям Страны Советов было обеспеченно всестороннее развитие в свободное от учебы время. Так, в 1971 году в СССР действовали 4403 дворца и дома пионеров и школьников, свыше 7000 детских секторов при домах культуры, 1008 станций юных техников, 587 станций юных натуралистов, 202 экскурсионно-туристические станции, несчетное количество кружков и секций при школах, ЖЭКах, и т.д. Все это предоставлялось бесплатно или почти бесплатно

С другой, та заорганизованность, которой отличалась октябрятско-пионерско-комсомольская система, была точным слепком со взрослой жизни. Наряду с полезными делами, такими как сбор макулатуры или лекарственных трав, школьники тратили массу времени на политинформации, сборы советов отрядов или дружин, «проработки» проштрафившихся и тому подобные занятия.

Школьные расходы в СССР

Конечно, у каждого – свои воспоминания и своя оценка ушедших ценностей. Важно то, что поколение наших родителей в большинстве своем вспоминает советскую школу с ностальгией. Тем более, что расходы на школьные нужды были действительно необременительны для каждой семьи. Небольшой список нужных каждому школьнику вещей (цены конца 70-х годов):

– Школьные учебники – бесплатно.

– Школьное платье коричневого цвета для девочек из шерсти – 8-10 руб.
– Платье с юбкой в складку (жуткий дефицит) – 15 руб.
– Черный «повседневный» фартук – 3,5 руб.
– Белый фартук «на торжественный случай» – около 3 руб.
– Манжеты и воротнички, которые пришивались к одежде – от 50 коп. до 1 руб.
– Костюм школьный для мальчика (плюс рубашка) –17,50 руб.
– Галстук пионерский (размер 100х30, 1 сорт) – 52 коп.

– Школьный завтрак без первого – 20 коп.
– Школьный обед (первое, второе, третье и булочка) – 30 коп.
– Школьная тетрадь (12 листов) – 2 коп.
– Атлас по истории СССР – 8 коп.
– Школьный дневник – 14 коп.
– Альбом для рисования – 51 коп.
– Краски школьно-оформительские (сухие, 8 цветов) – 30 коп.
– Пластилин детский (12 цветов) – 48 коп.

– Треугольник школьный пластмассовый – 8 коп.
– Угольник 23 см – 16 коп.
– Газета «Пионерская правда» – 2 коп.
– Ежемесячные комсомольские членские взносы – 2 коп.

Вот попался мне такой текст. К сожалению не знаю автора (источник указан, но видимо не автор), а он писал о своей жизни. Да лубок, да только светлые воспоминания, да было и другое. Но на самом деле надоело уже все грязное, пошлое и отвратительное. А прочитав воспоминания о детстве этого человека подумалось, я тоже помню только светлое. Возмоно так и было, возможно это свойство памяти человека. Не важно. Главное тепло на душе стало после этого. :-)

Это песня Советской империи СССР, моей Родины, великой, могучей, любящей, по-отечески суровой, лучшей страны на свете.

Я родился в 1959 году, когда уже начался ядерный век и были запущены первые спутники. Наша семья занимала двадцатиметровую комнату в большом пятиэтажном доме из светлого кирпича. Соседкой была добрейшая старушка Агафья Леонтьевна, пережившая блокаду. Она очень привязалась ко мне, и я запросто заходил в ее чистенькую комнатку слушать сказки. На стенке в кружевном кармашке висела медаль за оборону Ленинграда. Пенсия у нее была маленькая, 27 рублей. В переводе на нынешние лукавые деньги, может быть, тысяч десять. Но она всегда имела в запасе для меня конфету «Ласточка».

Двери подъездов нашего дома были застеклены, на газонах росли цветы и кусты сирени, а асфальт каждое утро поливала из шланга дворник тетя Тина. Мы были с ней дружны и она всегда разрешала помогать чистить снег или подметать.

Мир был большой, радостный и таинственный. Со времени войны не прошло еще 20 лет, и близость ее чувствовалась. На праздник Победы ходили молодые, все в наградах, веселые ветераны. Дети постоянно играли в войну. Мы ползали по газонам с палками, заменявшими ружья, таились в кустах, выслеживая «фрицев», учились рисовать звезды и фашистские знаки. Около дома стояло мертвое обгоревшее дерево, а чуть поодаль, на пустыре — осевшие развалины дома, которые мы до мозольных пузырей долбили железными прутьями от старых кроватей, желая пробиться в подвал. Развалины исчезли после нескольких субботников.

На субботники выходили взрослые жители из соседних домов и, конечно, дети. Нам очень хотелось найти снаряд или мину. Это была не шутка. На окраинах, в огородных канавах еще валялись ржавые гильзы от крупнокалиберных снарядов. Там же попадались минометные заряды, которые из-за хвостовых стабилизаторов называли летучками. Ребята, ходившие в район противотанкового рва «трофейничать», нередко оставались калеками.

Детей во дворе было много, и мы постоянно во что-то играли: пятнашки,12 палочек, хали-хало, пробки. У девочек были свои игры. Например, они устраивали “секреты”. Делалось это так: в земле выкапывалась ямка и в нее клали цветок или красивый фантик, который накрывали кусочком стекла и засыпали землей, а потом осторожно расчищали это место, и из-под земли появлялся «секрет». Ну, и, конечно, скакалки, классики, куклы.

Большой радостью было, когда самосвал привозил песок. Обычно это происходило раз в две недели. Мы набрасывались на кучу со своими машинками. Прокапывали норы, прокладывали дороги, строили дома. Мама кричала из форточки: «Саша, кушать». Куда там… Я не слышал и жужжал в песке разворачивая грузовик, пока брат не спускался за мной.

Зимой забавы были другие. На пустыре ставилась и заливалась горка. Чуть позже появилась хоккейная площадка. Качели, карусели-канаты и гимнастические бревна были в каждом дворе. Кроме того, в нашем же доме находилась спортивная школа.

Родители постоянно работали. Отец — в море, а мама — в ателье. Ключ от квартиры оставляли под ковриком на лестничной площадке, а потом стали класть в почтовый ящик.

Про грабежи, убийства, похищения детей никто не слышал. Тогда мы не знали, что может быть по-другому. Мы были в своей стране и в полной безопасности.

Никогда и никем при детях или женщинах не произносилось грязного слова.

Сейчас трудно поверить, но мат я услышал впервые только в семь лет. Это было уже на Камчатке. Я пришел домой и рассказал маме о взрослых ребятах, которые говорили много новых «интересных слов». Мама сказала, что это ругательства и что если я буду так говорить, то она умрет. На следующий день я полез под кровать за тапком и, к своему ужасу, выругался. Была зима, мама работала в пошивочной, далеко на окраине, и в ту сторону школьников возили на вездеходе. Но я побежал к ней, чтобы она не умерла.

Там же, на Камчатке, я впервые увидел пьяного. Это было в Петропавловске. Перед тем мы ходили в кино, а там главный герой в белой рубашке, шатаясь от многочисленных ранений, ожесточенно отстреливался от бандитов.

И вот мы с мамой на автобусной остановке увидели раскачивавшегося мужчину в белой рубашке. Я думал, что он раненный разведчик, но мама сказала, что это пьяный. Помню, я тогда не поверил.

На Камчатку мы попали из-за папиной командировки. Вначале уехал он, а потом уже мы: мама, брат и я. До Хабаровска летели на новейшем и лучшем в то время в мире самолете Ту-104.

Не помню, сколько времени продолжался полет. Мы играли с братом в шахматы, ели, засыпали, просыпались, снова играли, но теперь уже в слова. Потом пробились через грозовой фронт. Наконец, из прохода впереди выглянул пилот и, о чудо! — позвал нас с братом к себе в кабину. Кабина оказалась стеклянной и была вся пронизана светом. Мы двигались среди громадных облаков, которые с земли выглядят плоскими. В промежутки между ними било ослепительное солнце. Летчик чуть тронул руль, и самолет вошел внутрь облака. Нас окружило сплошное белое ничто. Пространство и время исчезли, остался только гул двигателей. И вдруг — снова солнце и бесконечная чистота неба.

На свои места мы вернулись пораженные и долго молчали.

Почему летчик сделал это? Просто так. От любви и нежности к детству. Сделал как бы для себя, наслаждаясь восторгом ребят.

Сейчас в сводках новостей мы уже не встречаем, как в советское время, сообщений о научных открытиях или вводе в строй прокатных станов, атомных ледоколов, электростанций. Пишут все больше о происшествиях: задержана партия наркотиков, пожар в доме престарелых, взрывы газа и — насилие, насилие, насилие… О, как мы низко пали за эти годы разсовечивания! Граждане «молодой России» при полном безразличии государственной власти душат друг друга, взрывают, травят и держат в подвалах на своих дачах в специально оборудованных темницах. Людоеды получают за преступления, вопиющие к небу, по 6 лет колонии. Взяточники откупаются наворованным.

А тогда в обществе была разлита естественная, как воздух, никем не замечаемая, привычная, доброта. Нередко взрослые обращались к ребенку «сынок» или «доченька», а подростки к старшему — «отец». Наконец, друг к другу — «товарищ». Искреннее и располагающее обращение «товарищ» было широко распространено. В нем не заключалось ни иронии, ни забугорного злопыхательства.

В то время я еще много-много раз сталкивался с отеческой и материнской любовью посторонних людей.

В Хабаровске мы переночевали в комнате матери и ребенка. Там же мама купила нам с братом по значку «ТУ-104». Вот он, этот прямоугольный кусочек металла: в небе космически темного синего цвета над горами летит золотистый самолетик.

Детская яркость ощущений несравнима ни с чем. Обычно, с возрастом она утрачивается и может вернуться только после покаяния, которое соскребает с души налет черствости и лжи. И я рад, что именно тогда, в детстве, чистыми глазами увидел свою огромную страну с высоты неба, столкнулся с множеством добрых людей и очутился на самом краю земли у Тихого океана.

Последнюю часть пути по Японскому и Охотскому морям с выходом в Тихий океан мы проделали на превосходном пассажирском теплоходе «Петропавловске», который доставил нас к затерянному рыболовецкому поселку.

Недавно, возвращаясь с Валаама, я разговорился с камчатским батюшкой.

— А ходит ли сейчас «Петропавловск?» — нет.

— А «Николаевск?» — нет.

— А «Советский Союз?» — нет. Был такой теплоход, но сейчас ничего нет.

«Был такой теплоход»… Плавучий город, махина в 23 тысячи регистровых тонн с шестью палубами, тремя ресторанами и бассейном, в котором я научился плавать.

Нет «Советского Союза». Ком подступил к горлу, я не мог говорить. Сильнейший ноябрьский ветер пробирал до костей, «Святитель Николай» взламывал толстую, с ладонь, корку льда, Ладога заволакивалась туманом, и мне представилось, что я стою на палубе «Советского Союза». За кормой уходит в даль широченная, бурлящая от двух винтов полоса воды. Медленно накатывает океанская волна, и корабль плавно приподнимается, а потом словно нехотя опускается. Огромные желтые медузы колышутся у поверхности и уносятся прочь со скоростью 19 узлов. Все проходит…

«Советский Союз» — корабль с историей. В годы войны он принадлежал Германскому Рейху и назывался «Ганза». Личный враг Гитлера, командир С-13 Маринеско, готовя “атаку века”, видел его в перископ, но остановил свой выбор на Вильгельме Густлове. В 1945, во время эвакуации немцев из Восточной Пруссии, Ганза подорвалась на мине и затонула на глубине 20 метров, в 9 милях от берега. Корабль был поднят, отремонтирован и передан нам по соглашению о разделе флота.

«Чтобы ногою твердой стать при море», Генералиссимус отправил его и несколько других пассажирских теплоходов на Дальний Восток. Край быстро развивался, осваивался, и ему был нужен свой пассажирский флот.

Крупнотоннажные корабли класса «Петропавловска» не могли подходить близко к камчатскому берегу и останавливались на рейде, а пассажиров доставляли на берег мелкие суда — баржи и рыболовецкие кораблики, которые назывались «жучками».

Вспоминаю наше прибытие на полуостров. Метрах в 50 от нас на воде качается множество черных голов — это нерпы. У борта корабля пришвартован плашкоут. Он, переваливаясь в волнах, то поднимается на 4-5 метров вверх, то резко падает вниз. Стрела корабельного крана держит над ним сетку с багажом. Пассажирам предстоит спускаться по довольно ненадежному, ходящему ходуном, трапу. Страшновато. И без того тревожную картину высадки дополняет вырвавшийся из-под надзора моряков огромный сундук, который из-за качки весьма проворно ползает по палубе, иногда привставая на нижнем ребре и заглядывая в море. Да это же наш сундук, подаренный нам соседями для перевозки багажа! Каким чудом он догнал и обогнал нас — непонятно. Но сейчас со всем, заключенным в нем скарбом он мог плюхнуться в воду. «Сундук!» — закричала мама, перекрывая шум волн и ветра. Это прозвучало как авральная команда «Человек за бортом», и сундук был спасен. Все закончилось благополучно.

После погрузки багажа на мечущийся в волнах плашкоут сошли пассажиры. Крепкие руки моряков приняли нас, и скоро уже баржа направлялась к берегу. Что ждало нас впереди?

Оказалось, однако, что империя сумела воспроизвести свою универсальную структуру и в этом, столь отдаленном, месте. Так, что переместившись на 9 тысяч километров, больших различий в устройстве жизни мы не заметили. Все нужное было: работа, детский сад, школы, больница, кинотеатр, местное радио. И, главное, каждый из нас включился в какой-то коллектив. Папа говорил, что люди здесь проще и лучше. С некоторым пренебрежением в поселке относились только к сезонникам — рабочим, приезжавшим «зашибить деньгу».

Деньги на Камчатке не то чтоб презирались, но оставались как-то на обочине. Вообще, деньги часто теряют свое значение, когда от людей требуется проявления высших качеств — любви, самопожертвования и, наоборот, приобретают силу, когда лучшее в людях ослабевает или вовсе затоптано.

Но зарабатывали рыбаки, однако, хорошо. А тратить было особо не на что. Быт вполне соответствовал природным особенностям Края и не требовал значительных изменений. Естественным можно назвать для тех мест обилие рыбы, которая в разных видах, кажется, не покупалась, а просто была для всех. Также крабы и икра.

Относительно ограниченный выбор товаров приводил к смешным вещам. Например, в бане, вместо пива, продавали шампанское в розлив. Или вот еще — однажды завезли диковинную вещь, книжную лотерею, и вся партия билетиков мгновенно разошлась. Я сам видел, как в пошивочной, на маминой работе, увлеченные женщины разрывали один лотерейный конвертик за другим и бросали их в огромную кучу под ногами. Своеобразие торговли еще заключалось в том, что жители закупали все ящиками, будь-то корейские толстокожие яблоки или апельсины.

Иногда к побережью подходили теплоходы «Петропавловск» или «Николаевск», и можно было в какой-то час из глухого поселка попасть в настоящий плавучий комфортабельный город. А там уже продавалось все.

А какое образование было на окраине СССР? Да точно такое же, что и в Ленинграде! Такие же учебники, такие же счетные палочки, тетради, пеналы, как и во всей стране.

В небольшом камчатском поселке Октябрьский имелось две школы. Одна — для детей с первого по четвертый класс, а другая — с пятого по десятый. Школа старших ребят была двухэтажная, каменная. Она располагалась на окраине поселка, и детей в нее зимой возили на вездеходе. Конечно, бесплатно. В пути ученики пели. Это просто штрих. Но какой!

Наша младшая школа представляла из себя просторную избу с четырьмя классами и большой центральной общей комнатой. Каждый класс отапливался отдельной печкой. Нам преподавала молодая учительница Инесса Арсеньевна Зарубина. В классе занимался и ее сынок — отличник. Кроме русских ребят, училось несколько корейцев. Никакого разделения на своих и чужих не было. Помню, меня удивляла только очень короткая фамилия одного мальчика — Ли.

Утром, перед занятиями, все делали зарядку, а обедать ходили в расположенную недалеко столовую.

Первый месяц учебы я «проболел» В общем-то, это была некоторая симуляция. Я прочитал грустную книжечку про собаку. Заканчивалась она такими словами: «А потом у нее стал крошиться нос и она умерла». Вскоре я «почувствовал», что мне как-то тяжеловато дышать и сказал об этом маме. Она отвела меня к врачу, который выслушал все жалобы, улыбнулся в сторону на, особенно выделенный мной, симптом «крошащегося носа» и сказал, что недельку можно, пожалуй, полежать в больнице — обследоваться. После больницы врач назначил удивительное лекарство. Он сказал, чтобы мне ежедневно покупали по шоколадке за 33 копейки, что мама аккуратно и исполняла до самого Нового Года.

На второй или третий месяц учебы нас приняли в Октябрята и выдали по красивой красной звездочке. Это был радостный день.

— Вы должны быть хорошими ребятами, — сказала Инесса Арсеньевна. — Вы должны помогать старшим, не оставлять друг друга в беде и со всеми здороваться.

О помощи и взаимовыручке взрослые твердили с пеленок. Но то, что после приема в Октябрята нужно со всеми здороваться, было новостью.

После уроков мы отправились гулять по поселку. Падал густой, липкий снег. Мне пришла в голову озорная мысль не стряхивать его, и очень быстро снег плотно лег на ушанку, плечи и грудь. И я из этого белого кокона подпевал друзьям: «Взвейтесь кострами, синие ночи!». На встречу попадались прохожие, и мы всем без исключения говорили «Здравствуйте!». И каждый улыбался и приветствовал нас в ответ: «Здравствуйте!». Что-то хорошее произошло с нами тогда. Вероятно, прием в Октябрята детскими душами воспринимался как посвящение в Добро.

Сейчас, вспоминая те годы и то свое отношение к жизни и людям, я начинаю глубже проникать в слова Христа «если не обратитесь и не будете, как дети, не войдете в Царство Небесное».

7 ноября 1967 года в поселке Октябрьский Усть-Большерецкого района отмечали День Революции. На праздник родители, как и всегда, дали нам с братом по рублю. На рубль можно было купить мороженое, несколько надувных шариков, значок и еще посмотреть кино. Но тогда мы три раза подряд сходили в кино. Первый фильм был по русской сказке «Марья-искусница».

Сейчас я понимаю, что это своего рода киношедевр. Он рассказывал о Водокруте Тринадцатом, который уволок в свое подводное царство Марью-искусницу, заколдовал ее, и она перестала отличать волю от неволи. «Что воля, что неволя — все одно», — говорила Марья - Россия.

Но Марью спас солдат с барабаном, спустившийся в царство зла. Барабан был волшебный, и когда солдат бил в него, то в ответ слышался отзвук других барабанов: «Русский русскому помоги!». Жадный Водокрут боялся не столько солдата, сколько этой помощи. Вначале он безуспешно пытался купить барабан, потом украсть. А когда это не удалось, хотел столкнуть солдата в кипящее озеро. Но, в конце концов, от самого Водокрута осталось только мокрое место, а его зеленый, похожий на марсианина, слуга и соглядатай Квак превратился в лягушку.

Этот фильм сейчас было бы невозможно поставить. Ну, понятно, что денег на него не дали бы, актеров бы не нашли. Но, главное, он весь ершом для нынешней власти.

Чем силен, чем богат русской армии солдат? Он силен своею правдой, дружбой верною богат.

Что такое «силен правдою», если деньги — мера всех вещей, а в отношениях надо руководствоваться не дружбой, а «прагматичным» подходом?

Или вот еще диалог:

Солдат: Я, ваше болотное величество, русский солдат, нельзя мне спокойно жить, ежели дети тоскуют, а матери в неволе томятся.

Водокрут: Экий вы беспокойный народ, недаром я вас всех так топить люблю!

Нет, невозможно представить, что нечто подобное поставили бы и пропустили в свободной капиталистической России.

Вот что говорит министр образования Фурсенко, у которого, как у шекспировских ведьм из «Леди Макбет» — зло есть добро, добро есть зло:

«Недостатком советской системы образования была попытка формировать человека-творца». «Задача школы — вырастить грамотного потребителя».

Итак, для нынешнего государства идеальный гражданин — это «грамотный потребитель» или, другими словами, разборчивый поросенок. И воспитывается такое существо рекламой, а не напоминанием о правде и чистой совести.

Второй фильм я не помню. А третий был про Мальчиша-Кибальчиша.

Тема самопожертвования и предательства. Как все это близко к Евангелию!

Предатель Мальчиш-Плохиш взорвал наши склады и получил за это бочку варенья и ящик печенья. Схватили Кибальчиша буржуины и добиваются от него измены — мучают, хотят, чтобы выдал Военную Тайну. Но уже наши погнали их прочь. Погиб Кибальчиш славной смертью за Родину — это русский «happy end».

По этой же сказке есть еще и замечательный мультфильм. Там руки пленного Мальчиша растянуты тяжелыми цепями. Он словно бы распят.

Недавно последние сцены этой сказки Гайдара неожиданным образом ожили.

ТВ показывало, как буржуинство чествовало Михаила Горбачева. Истасканная западная порно-звезда вела его под руку, журналисты общелкивали фотоаппаратами, лениво хлопали герою пронафталиненные рок-покойники, сбоку жался козлоголосый телеповар Макаревич.

Новая родина не жалея сребреников, кормила Горби вареньем — заслужил…

Как росток дерева содержится в толще ствола, так и детство сохраняется в человеке. Сколько же было еще всего подарено Богом через мою Родину того, что я даже не упомянул? Всего не перечтешь — это и сказочные украинские мазанки, и телега со сладким горохом, на которой я лежал, бросив поводья, а умная лошадь сама тянула куда надо, и жесткая горячая земля-тырло, и мутные теплые ставки, и пасека, и огромные куски белого крестьянского хлеба, и невообразимой глубины звездное небо, и детский сад, и рыбий жир, и сказки, и диафильмы, и подшивочный шов, и Крым, и Азовское море, и Финский залив, и Вуокса.

Да, у нас было свое счастье, своя свобода. Двенадцать тысяч километров свободы и покоя с Запада на Восток. И поэтому нам не нужна была «заграница». У нас уже здесь было «все включено».

Государство можно охарактеризовать по тому, как оно относятся к своим слабым членам. Современная капиталистическая Россия — это страна для сильных, богатых, здоровых. Никаких ошибок она не прощает. Если человек поскользнулся и стал выпивать, ему помогут превратиться в алкоголика. Затем посодействуют в продаже квартиры, и он погибнет. Если по доверчивости взял кредит и не может выплатить — останется без жилья, расстроится психически и погибнет. Если потерял работу, то он не сможет переквалифицироваться, поскольку на это нужны деньги, а их не было и раньше. Если обнищает и нечем будет кормить детей — его замучают угрозами их отобрать. Если скопил — украдут, выдурят, вытянут через инфляцию. Если заболел — скорее добьют фальшивыми лекарствами и истребительной медициной, чем вылечат.

И нет у людей времени, чтобы отсидеться, передохнуть, залечь на дно, прийти в норму. Ежемесячно здоровым, больным, безработным, полусумасшедшим от этой раскаленной жизни людям приходит счет за коммунальные услуги, который зачастую больше пособия или пенсии: «Плати или выметайся! Плати! Бесплатный сыр бывает только в мышеловке!».

С народом говорят жестко: «оставлять здесь школу (больницу) экономически не выгодно. Моногорода следует переориентировать. Бензин у нас и так дешевле, чем в Америке! Вы платите только 80% от стоимости коммунальных услуг! Шахты надо закрыть, уголь никому не нужен! Иностранная рабочая сила необходима!»

А ведь было не так…

Могучая Советская империя строила замечательные корабли и самолеты, снимала гениальные фильмы, берегла всех, но, прежде всего, своих маленьких граждан. «Все лучшее детям!» — это не просто лозунг, а государственная стратегия. Союз учил их и старался воспитать бойцами и тружениками.

Неужели навсегда кануло в лету то время? Неужели Марья-искусница так и останется в плену у Водокрута Тринадцатого?

Не думаю. Уж больно мерзок и жаден этот продажный гомосексуальный господин со своими банкингами, шопингами, картавым выговором и косыми полуулыбками, с ювенальной юстицией, наркотиками и торговлей детьми. Не пара он ей. Если не убежит на Запад Водокрут, то останется от него здесь мокрое место.

Я написал эти строки как свидетельство, и вслед за Апостолом могу повторить, что здесь изложено то, «что мы слышали, что видели своими очами, что рассматривали и что осязали руки наши».

В Советском Союзе было немало городов, которые постепенно превратились в призраки. Одним из них является Иультин, который, хоть и не долго, но просуществовал на Чукотке. Стремительно основанный большой промышленный населенный пункт, так же быстро был покинут своими жителями. На пике его развития в нем проживало больше пяти тысяч человек (приблизительно 5200). В настоящее время здесь обитают звери, представители местного животного дикого мира. Расположен город вблизи горы Ивалтын, от которой и пошло его название.

Возникновение города и его прошлое

В СССР Чукотский край изучался и осваивался довольно активно. Связано это было с поисками месторождений полезных ископаемых и задействованием заключенных, отбывавших наказание в ГУЛАГе.

В тридцать седьмом году геолог В. Миляев на горе Ивалтын (с чукотского языка переводится, как Длинная Льдина) обнаружил большие залежи молибдена, олова и вольфрама.

По прошествии одного года с момента находки в это место приехали и первые строительные бригады. К сожалению, все работы по изучению края пришлось свернуть в связи с наступлением Второй Мировой войны. Продолжили строительство уже после войны.

У первых поселенцев сооружений было немного – всего два фанерных дома и ряд палаток, где проживали рабочие. Их тоже было небольшое количество – семьдесят три человека. Постепенно строительство набирало обороты. Трудились здесь в основном заключенные. В 1946-м году появился небольшой поселок под названием Эгвекинот и дорога продолжительностью двести километров. Иультин же был основан в пятьдесят третьем году на небольшом расстоянии от того места, где останавливались геологи. Еще через шесть лет, в 59-м, в городе был открыт Горно-обогатительный Комбинат им. В. И. Ленина, являющийся в то время центром района.

В течение короткого промежутка времени была организована огромнейшая городская инфраструктура, которая развивалась очень стремительно. В те годы промышленности государства были крайне необходимы вольфрам, молибден и олово.

Город быстро развивался и расширялся. Вскоре о его существовании знали во всех регионах великой страны. Здесь были открыты детский сад, учебные заведения и клубы. Даже построили аэропорт. К 89-му году население Иультина составляло пять тысяч человек, а сам город был признан промышленным районным центром, началось строительство современной новой школы. Люди здесь неплохо зарабатывали и могли себе позволить перелеты на самолете раз-два в год.

Упадок Иультина, его закрытие

Планировалось дальнейшее развитие населенного пункта, расширение производственной базы и выработки готового сырья. Но все замыслы остались в планах и не были реализованы. Когда в Союзе Советских Социалистических Республик начался раскол (91-й год) поддержки государства предприятию не стало. Поставки из столь отдаленных областей сырья стали невыгодными с экономической точки зрения. В итоге, рентабельность была снижена и комбинат попросту закрыли. Все работы, проводимые здесь, превратились в убыточные.

Первое время поселок продолжал существовать, но со временем все коммуникации отрезали. Ближе к девяносто пятому году населению ничего не оставалось, как бросить умирающий город и уехать. Последние поселковые жители покинули места своего обитания к двухтысячному году. Так как никакие ремонтные работы не проводились, дорожные мосты быстро пришли в негодность, а сам город стал призраком.

Город сегодня

В настоящее время в Иультине есть всего одно сооружение, которое еще можно назвать полуживым. Это база дорожной службы, которая занимается обслуживанием регионального сезонного «автозимника» Эгвекинот – Мыс Шмидта.

Самое интересное, что после выезда последних горожан, покинувших собственные дома, город так и остался абсолютно нетронутым. Он напоминает величественный массивный памятник давно ушедшим в прошлое временам и событиям. В спешке здесь было оставлено все: дома и квартиры, детские сады и школы, автомобили, огромнейший промышленный комбинат. Это, как послание, телеграмма из прошлой эпохи.

Если посетить город-призрак сейчас, то можно прочувствовать на себе период коммунизма, его дыхание, силу, величие перерабатывающих комбинатов. Что касается инфраструктуры, то в этом населенном пункте она была намного лучше, чем в других местах Чукотки.

Желающим увидеть Иультин собственными глазами, придется добираться самостоятельно по обходным путям. Все дороги и мосты давно пришли в негодность и небезопасны. Здания пока еще стоят, но потихоньку обваливаются, дороги зарастают сорняками, быстро превращая некогда оживленное место в позабытый и позаброшенный город со статусом «призрак».

Исследования социологов показывают: советское детство сейчас в моде. «Хочу обратно в СССР. Как хорошо тогда было — наверное, самое лучшее время в моей жизни» — все чаще и чаще эту фразу можно услышать не только от ветеранов, чья биография накрепко связана с советскими временами, но и от тех, кому едва-едва исполнилось 30. Люди, которым в 1991 году было по 13—15 лет, с любовью коллекционируют советские фильмы и обмениваются воспоминаниями о пионерском детстве. Ностальгия по советскому прошлому становится распространенным явлением среди тридцатилетних…

========================================================================

«Нам повезло, что наши детство и юность закончились до того, как правительство купило у молодежи СВОБОДУ в обмен на ролики, мобилы, фабрики звезд и классные сухарики (кстати, почему-то мягкие)… С ее же общего согласия… Для ее же собственного (вроде бы) блага…«- это фрагмент из текста под названием «Поколение 76—82». Те, кому сейчас где-то в районе тридцати, с большой охотой перепечатывают его на страницах своих интернет-дневников. Он стал своего рода манифестом поколения.

От «тупого совка» к «золотому веку»

Забавно, что всего лишь полтора десятилетия назад те же самые люди, которые сегодня с нежностью вспоминают символы минувшей эпохи, сами отвергали все советское и стремились как можно меньше походить на своих более консервативных родителей.

Странное беспамятство молодежи распространяется и на более близкое прошлое. На рубеже 80—х и 90—х значительная часть молодых людей мечтала вообще уехать — эмиграция даже в страну третьего мира считалась более привлекательной, чем жизнь в разваливающемся советском государстве:

«Хоть тушкой, хоть чучелом, только быстрее из этого бардака».

«Советская одежда — кошмар, убожество, носить невозможно, одни галоши „прощай молодость“ чего стоят. Советская техника сделана явно не руками, а чем-то другим: не работает, не чинится. Советские продукты — это колбаса, на 90% состоящая из туалетной бумаги, масло из маргарина и пиво на воде»…

Кто бы лет пятнадцать назад осмелился отрицать эти аксиомы?!

Но, как известно, время — лучшее средство от детской болезни левизны. Повзрослев, молодые люди перестали быть столь категоричными. Теперь уже воспоминания о телевизорах «Рубин», магнитофонах «Вега», духах «Красная Москва», клетчатых рубашках, красных пальто, мороженом по 15 копеек и газировке в автоматах вызывают легкую грусть и сожаления о том, что их никогда уже больше не будет.

Советское прошлое стремительно обрастает трогательными легендами и на глазах превращается в прекрасный миф о золотом веке человечества. Современные тридцатилетние так жаждут сказку, что готовы ампутировать собственную память.

В конце 80— х годов мало кому из них пришло бы в голову восхищаться песнями советской эстрады или советскими фильмами — уж слишком примитивно. Важнее было понять, как побыстрее разбогатеть, получить максимум разнообразия в сексе, добиться успеха и признания в большом городе. Вместо ВИА «Самоцветы» и фильмов о деревенской жизни последние советские подростки хотели смотреть голливудские триллеры и слушать Scorpions и Queen.

Но время проделало с ними свой обычный трюк: сполна получив то, о чем мечтали на заре туманной юности, современные тридцатилетние стали мечтать о том, что так безжалостно когда-то презирали. И старые советские фильмы про войну и освоение целины вдруг обрели в их глазах смысл, который когда-то они видеть категорически отказывались.

Почему люди, отвергавшие все советское, вдруг стали ностальгировать по времени, которое они едва успели застать? Если верить социологическим исследованиям, причин две. Одна из них лежит на поверхности: ностальгия по Советскому Союзу во многом просто ностальгия по детству. Идеализировать детские годы свойственно всем. Плохое забывается, остаются только светлые воспоминания о том, какой замечательный вкус был у мороженого и как радостно выглядели люди на демонстрации.

Однако, похоже, для нынешнего поколения тридцатилетних ностальгия стала своеобразной религией, во многом определяющей их отношение к жизни вообще. Они гордятся тем, что им довелось жить в Советском Союзе, и считают, что именно советский опыт делает их несравнимо лучше современной молодежи, которая выросла уже после 91—го года:

«И все-таки если бы я выбирал — выбрал бы конец 80—х. Я тогда еще ничего не понимал. Мне было 17—19 лет. Я не умел общаться, я ничего не хотел от жизни и вообще не понимал, как и зачем люди живут… Из этих лет я не вынес ничего, а — мог бы (это я теперь только понял). Наверное, поэтому они — самые теперь мои времена, любимые, сумбурные, неясные», — пишет roman_shebalin.

«Как же я хочу вернуться в детство! В наше детство. Когда не было игровых приставок, роликовых коньков и ларьков с кока-колой на каждом углу. Когда не было ночных клубов и все собирались на репетиции местной рок-группы, игравшей ДДТ и Чижа. Когда слово стоило дороже денег. Когда были мы».

Причина такой «недетской» ностальгии, видимо, глубже, чем просто тоска о прошедшей юности. Идеализируя советское прошлое, современные тридцатилетние неосознанно говорят о том, что им не нравится в настоящем.
От несвободного государства к несвободным людям

«В детстве мы ездили на машинах без ремней и подушек безопасности. Поездка на телеге, запряженной лошадью, в теплый летний день была несказанным удовольствием. Наши кроватки были раскрашены яркими красками с высоким содержанием свинца. Не было секретных крышек на пузырьках с лекарствами, двери часто не запирались, а шкафы не запирались никогда. Мы пили воду из колонки на углу, а не из пластиковых бутылок. Никому не могло прийти в голову кататься на велике в шлеме. Ужас!» — это все из того же «манифеста».

«Мы стали менее свободными!» — этот крик отчаяния звучит во многих записях. Вот еще одна цитата:

«Вспоминаю о том времени, и основное ощущение — это чувство полнейшей свободы. Жизнь не была подчинена такому жесткому графику, как сейчас, и свободного времени было намного больше. У родителей отпуск был месяц, а если кто-то болел, то спокойно брал больничный, а не ходил еле живой на работу. Можно было идти, куда хочешь, и никто тебе не запретит. Не было кодовых замков и домофонов, не было охранников в каждом подъезде, в каждом магазине. Аэропорт был интереснейшим местом, откуда начиналось путешествие, а не частью зоны строгого режима, как сейчас. Вообще, табличек типа „Прохода нет“, „Только для персонала“, „Запрещено“ почти не было».

Происходит странная метаморфоза воспоминаний. В Советском Союзе грозных надписей «Проход запрещен!» было куда больше, чем сейчас. Но наша память о детстве их аккуратненько стирает, а память об увиденном пару дней назад достраивает эти пресловутые таблички.

Объективно советское общество было куда менее свободным, чем нынешнее. И не только в политическом плане. Жизнь человека двигалась по строго расписанному маршруту: районный детский сад — районная школа — институт/армия — работа по распределению. Вариации были минимальны.

То же самое и с бытом. Все ели одинаковые биточки, ездили на одинаковых велосипедах и вывозились на одни и те же «Зарницы». Длинные волосы, косуха с клепками, даже элементарные джинсы — все это могло вызвать внимание милиции или как минимум осуждающие взгляды старушек у подъезда. Сейчас — ходи в чем хочешь и, если ты не похож на узбека-нелегала, милиции на тебя наплевать, да и бабушкам тоже, тем более что их вместе со скамеечками у подъездов уже почти не увидишь.

Каждый мог стать революционером, нахамив по мелочи бригадиру или придя в школу без пионерского галстука. Сейчас мы живем в одном из самых свободных обществ за всю историю человечества. Речь опять-таки не о политике, а, скорее, о культуре и образе жизни. Государство по минимуму вмешивается в частную жизнь человека. Пресловутая «вертикаль власти», насквозь пронизывающая политический процесс, никогда не переступает порога квартиры. А само общество еще не успело выработать достаточно твердых норм и не может указывать гражданину, что можно, а что нельзя.

Откуда же берется это ощущение несвободы? Скорее всего, оно идет изнутри. Нынешние тридцатилетние сами загоняют себя в очень жесткие рамки. Нужно работать и зарабатывать, нужно выглядеть прилично, нужно вести себя серьезно, нужно иметь мобильник с «блютузом», нужно есть пищу без ГМ-добавок, нужно читать Минаева и Коэльо. Нужно, нужно, нужно!

У тридцатилетних настоящая свобода — это не свобода слова или собраний, а прежде всего возможность жить спокойно, не напрягаясь и иметь много свободного времени. А ведь от них ожидали, что они станут первым поколением, свободным от «совка», поколением энергичных строителей капитализма. В начале 90—х это примерно так и выглядело. Молодые люди с энтузиазмом занялись бизнесом, карьерой, с упоением окунулись в мир потребительских радостей. Но постепенно энтузиазм пошел на убыль. На каком-то этапе они просто «перегорели».

Сегодня для большинства из них работа и карьера остаются основными жизненными ориентирами. Однако нет уже того драйва, который был неотъемлемой частью их жизни в 90—е. Большинство по-прежнему оценивает жизненный успех как: «Чем больше квартира, чем дороже машина — тем успешнее человек». Но многие вещи уже куплены, впечатления получены, амбиции удовлетворены. Жить скучно!
КГБ в голове

Если провести контент-анализ, скорее всего, выяснится, что частота употребления слова «безопасность» за последние двадцать лет выросла в сотни раз. В СССР была всесильная организация — Комитет государственной безопасности. Ее боялись, о ней рассказывали анекдоты. Но сама идея безопасности не была столь навязчивой.

Зато сейчас это слово ключевое на всех уровнях — от высокой политики до собственной квартиры. Нас повсюду окружают секретные пароли. Войти в подъезд — код, открыть квартиру — несколько замков, включить компьютер — пароль, загрузить собственную электронную почту — снова пароль…

Но никто ведь не навязывает эти правила, люди их выбирают сами. И с грустью вспоминают детство: «Мы уходили из дома утром и играли весь день, возвращаясь тогда, когда зажигались уличные фонари — там, где они были. Целый день никто не мог узнать, где мы. Мобильных телефонов не было! Трудно представить. Мы резали руки и ноги, ломали кости и выбивали зубы, и никто ни на кого не подавал в суд. Бывало всякое. Виноваты были только мы, и никто другой. Помните? Мы дрались до крови и ходили в синяках, привыкая не обращать на это внимания».

Игрушки с помойки против китайских сабель

Детские игрушки и игры — это целый мир. У многих он оставляет куда более яркий след в памяти, чем взрослые забавы типа автомобиля «тойота» или должности начальника отдела.

У миллионов советских детей был любимый мишка — кургузый, линялый, неубедительный. Но именно ему доверялись важнейшие секреты, именно он исполнял роль домашнего психоаналитика, когда нам было плохо. А с каким упоением мы играли в «красных» и «белых», вооружившись винтовками, выструганными из палок!

Снова процитируем дневник пользователя tim_timych: «Каково было лазать по гаражным массивам, собирая никому не нужный хлам, среди которого иногда попадались такие жемчужины, как противогазы, из которых можно было вырезать резиновые жгуты для рогаток. А найденная бутылка ацетона с упоением сжигалась на костре, где из выброшенных автомобильных аккумуляторов плавился свинец для картечи, лянги и просто так, от нечего делать, ради интереса поглазеть на расплавленный металл».

Рыночная экономика породила простой принцип: все, что востребовано, должно быть коммерциализовано. Помните, как в дворовых компаниях играли в рыцарей? Как делали из найденного на свалке хлама щиты и мечи? Теперь пластмассовые доспехи и оружие продаются в любом киоске: хочешь — пиратскую саблю, хочешь — скифский акинак. Стоит это все копейки: чтобы купить набор легионера или ковбоя, достаточно несколько раз сэкономить на кока-коле.

Фейерверки и петарды продаются уже в готовом виде, и не нужно проводить химические эксперименты за гаражами. А плюшевых мишек китайского производства можно покупать мешками. Только все реже среди них обнаруживается тот самый косоухий уродец — любимый и единственный…

Глядя на своих детей, нынешние молодые люди испытывают двойственные чувства. С одной стороны, завидно: пойти в киоск и за какие-то копейки купить точную копию пистолета-пулемета «Скорпион» с магазином и боекомплектом в тысячу пуль — да за это мальчишка 80—х, не задумываясь, согласился бы продать душу или выносить каждый день мусор! Вот только нет в нем аромата уникальности. В него не вложен собственный труд (когда бледный аналог такой штуки делался своими руками), с ним не связана исключительность случая (если это был подарок, допустим, привезенный из-за границы).

И в итоге пылится это оружие где-то под кроватью: не беда — папа завтра новое купит. Папа не обеднеет, он хорошо зарабатывает.

А вот ребенка жалко.

Друзья остались в СССР

Еще один повод для ностальгии — легенда о чистых и открытых отношениях между людьми. Вот alta_luna вспоминает:

«Такой дружбы, какая была у моих молодых родителей с другими молодыми парами, больше у них в жизни и не случалось. Помню интересное — мужчины в командировках, женщины ждут».

В другом дневнике читаем: «У нас были друзья. Мы выходили из дома и находили их. Мы катались на великах, пускали спички по весенним ручьям, сидели на лавочке, на заборе или в школьном дворе и болтали, о чем хотели. Когда нам был кто-то нужен, мы стучались в дверь, звонили в звонок или просто заходили и виделись с ними. Помните? Без спросу! Сами!»

Тридцатилетние страдают оттого, что друзей становится все меньше. На них просто не хватает времени. Чтобы повидаться со старым другом, приходится договариваться о встрече чуть ли не за месяц.

Да и сами встречи становятся все короче и формальнее: все заняты, у всех дела. Возможность в любое время связаться с человеком и отменить или изменить предыдущие договоренности провоцирует необязательность:

«Извини, планы изменились, давай сегодня не в 5, а в 8 или лучше завтра в 5. А лучше давай завтра по ходу дела созвонимся и договоримся».

Времени нет.

Большинство тридцатилетних недовольны своей жизнью, но не видят реальных возможностей ее изменить. Чтобы что-то менять, нужно время, а его-то как раз и нет. Стоит только на минуту приостановить стремительный бег, как сразу тебя отбрасывает на обочину. А этого тридцатилетние не могут себе позволить.

«Скоро 30. Времени нет. Тахикардия, пульс 90 ударов/мин вместо положенных 70. Пью лекарство, не читая инструкции, доверяю врачу. Некогда ознакомиться с инструкцией по эксплуатации купленной машины, только отдельные пункты. Договор кредита подписал в банке, пробежав глазами. Лишь убедился, что там моя фамилия и код, служащим тоже некогда.Когда последний раз пил пиво с друзьями? Не помню, больше года назад. Друзья — роскошь. Только для подросткового возраста. С мамой разговариваю, когда она позвонит. Нехорошо это, надо бы самому почаще. Прихожу домой, жена и дети спят. Поцелую дочь, постою над сыном, обниму жену. На выходных включаю телевизор, медитирую в экран, одновременно перещелкивая все каналы, один некогда смотреть, да и неинтересно уже. Какую книгу я хотел дочитать? Кажется, «Анну Каренину», половина осталась. Не дочитаю, слишком большая. Не получается. Времени нет, бегу. Бегу. Бегу«, — жалуется на жизнь contas.

Революция во имя велосипеда?

«В последнее время очень часто думаю о том, какую великую страну мы просрали. Страна эта называлась СССР. Это была великая и свободная страна. Которая могла посылать всех и диктовать свою непреклонную волю всем на нашей планете Земля», — пишет в своем дневнике пользователь fallenleafs.

Ностальгия по собственному детству порой плавно переходит в ностальгию по политическому режиму. Советский Союз стал ассоциироваться с государственным развитием, размахом, имперской мощью, а также со спокойной, стабильной и счастливой жизнью:

«Это было время, когда не было безработицы, терроризма и национальных конфликтов, отношения людей были просты и понятны, чувства искренни, а желания незамысловаты».

Ностальгия по прошлому в различные эпохи оказывалась весьма мощной движущей силой общественно-политического развития. Например, возвращение социалистических партий во власть в некоторых восточноевропейских государствах уже в постсоветский период также во многом было вызвано ностальгией по советским временам.

Нам представляется, что в современной России ничего подобного произойти не может. Поколение тридцатилетних слишком аполитично, слишком погружено в личную жизнь, чтобы оказать серьезную поддержку хоть какой-то политической силе. И если неудовлетворенность собственной жизнью будет расти, это лишь еще больше подстегнет их политический абсентеизм. Вместо активных действий нынешние тридцатилетние выбирают тихую грусть о светлой поре своего детства, которая ушла безвозвратно.

Последнее поколение советской молодежи в целом было отмечено благодатной печатью глубокого безразличия к политике. Пока взрослые ломали советскую систему, а потом на ее развалинах пытались строить что-то новое, молодые люди занимались личными проблемами. Единственная сфера общественной жизни, в которой это поколение преуспело, — это бизнес. Именно поэтому среди них так много бизнесменов или менеджеров и так мало политиков или общественных деятелей.

Но желание связать безвозвратно ушедшее прошлое с безжалостным настоящим далеко не всегда может быть интерпретировано в русле политических акций. Ведь тоскуют не столько по социальному строю, сколько по плюшевым мишкам, казакам-разбойникам и первому поцелую в подъезде. Трудно представить себе революцию под лозунгом «Верните мне право кататься на велосипеде и быть счастливым!» Впрочем, в мае 1968—го французские студенты строили баррикады под лозунгами типа «Под мостовой — пляж!» и «Запрещается запрещать!».

Кажется, лишенные политических амбиций нынешние тридцатилетние видят проблему исторических перемен совершенно по-другому. Советский мир позволял им быть человечными, а современность — нет. После всех социальных катастроф ХХ века впервые становится понятно, что в любом политическом устройстве главной и единственно важной фигурой остается человек. И буйство потребительских инстинктов — такая же обманка, как и коммунизм, обещанный к 80—му году. У нас больше не осталось иллюзий, у нас больше нет ни одной надежды на то, что спасение человека придет откуда-то со стороны — от политики или экономики, не так уж и важно.

Нынешние тридцатилетние, похоже, первое поколение русских людей, оставшееся один на один с собой. Без костылей идеологии, без волшебной палочки-выручалочки в лице Запада. И тут воспоминания о советском прошлом действительно начинают жечь душу беспощадным огнем зависти.

Для того чтобы ощутить собственную человеческую ценность, возможностей было мало, но все они были отлично известны каждому. Все знали, какие книги надо прочитать, какие фильмы посмотреть и о чем говорить по ночам на кухне. Это и был личностный жест, дающий удовлетворение и вселяющий гордость. Сегодняшнее время при бесконечности возможностей делает такой жест почти невозможным или по определению маргинальным. Человек оказался перед лицом чудовищной бездны самого себя, собственного человеческого «я», которое до сих пор всегда было удачно закамуфлировано проблемой социального запроса.

Поколение тридцатилетних лишилось права на привычное местоимение «мы». Это растерянность не перед временем с его экономической жесткостью, но перед собственным отражением в зеркале. Кто я? Чего я хочу? Отсюда и медитации на тему юности. Человек пытается отыскать ответ на мучительные вопросы там, где он начинался как личность. Но это путешествие не в советское прошлое. Это путешествие в глубину собственной души и собственного сознания.