Культурно-историческая психология Выготского. Культурно-исторический подход в психологии Культурно историческая психология основные идеи

КУЛЬТУРНО-ИСТОРИЧЕСКАЯ ПСИХОЛОГИЯ

(англ. cultural-historical psychology ) - виртуальная (неинституционализированная) отрасль знаний и исследований, которую формально можно считать разделом столь же виртуальной культурной психологии - дисциплины, изучающей роль культуры в психической жизни (М. Коул). По поводу виртуальности К.-и. п. в научном фольклоре есть след. шутка (Chaiklin S., 2001):

Что старше 75, но все еще младенец?

Культурно-историческая психология.

Логично считать, что К.-и. п. сфокусирована на глобальной проблеме роли культуры в психическом развитии как в филогенезе (антропогенезе и последующей истории), так и в онтогенезе . В то же время Коул предпочитает использовать термин «К.-и. п.» для обозначения одного из вариантов культурной психологии, к которому он причисляет себя и ряд рос. психологов (г. о. Л . С . Выготского и его школу). Принципиально неверно отождествлять К.-и. п. с исторической психологией, изучающей общественную историю с психологической т. зр. и разрабатывающей проблему психологического (в т. ч. личностного) фактора в истории.

Коул, посвятивший свою книгу К.-и. п., назвал ее наукой будущего, но, как следует из истории культуры, в т. ч. и из истории психологии, К.-и. п. - это также наука прошлого. Более того, с нее начиналась практическая психология, решавшая задачи управления поведением и деятельностью людей и возникшая задолго до научной психологии. Подобное утверждение лишь кажется парадоксальным. Примером может служить , хорошо известная и практиковавшаяся как минимум с античности. Ее задачи вполне можно сформулировать в терминах К.-и. п. в версии Выготского, как разработку и овладение знаковыми средствами, которые превращают память из натуральной психической функции в культурную, в т. ч. высшую психическую функцию . При этом речь шла не о зарубке, бирке или «узелке на память», а о внутренних, идеальных средствах запоминания, которые вырабатывались в ходе упражнений памяти. В «Федре» платоновский Сократ рассказывает о встрече древнего божества Тевта с царем Египта Тамусом. Тевт показал царю многие свои изобретения, в т. ч. письмена, которые сделают египтян мудрыми и памятливыми, т. к. найдено средство для памяти и мудрости. На что царь сказал: «Ты, отец письмен, из любви к ним придал им прямо против. значение. В души научившихся им они вселят забывчивость, т. к. будет лишена упражнения память: припоминать станут извне, доверяясь письму, по посторонним знакам, а не изнутри, сами собою. Стало быть, ты нашел средство не для памяти, а для припоминания. Ты даешь ученикам мнимую, а не истинную мудрость. Они у тебя будут многое знать понаслышке, без обучения, и будут казаться многознающими, оставаясь в большинстве невеждами, людьми трудными для общения; они станут мнимомудрыми вместо мудрых».

Как мы видим, эта история вполне современна. За 2,5 тыс. лет люди (и психологи!) так и не решили, что лучше? Богатая память или средства припоминания? На этот вопрос не ответила и современная нам К.-и. п. для которой понятие опосредствования стало центральным. Но оно было таковым и для диалектики (Гегель). Без опосредствующей роли символа невозможно превращение вещи в идею и идеи в вещь (П . А . Флоренский ). Не опосредствованные взаимно, изолированные или «чистые» психические функции (если таковые встречаются в жизни, а не в лаборатории) являются механическими и не имеют перспективы развития. Они, по словам Гегеля, остаются соединением, смесью, кучей. Нужно сказать, что это в полной мере относится и к взаимно не опосредствованным знаниям, представляющим собой индивида. Об этом недвусмысленно пишет Гегель: «Механический способ представления, механическая память, привычка, механический образ действия означают, что в том, что дух воспринимает или делает, недостает присущего ему проникновения и присутствия». Мертвым механизмом является процесс взаимодействия объектов, «которые непосредственно являли себя как самостоятельные, но именно поэтому на самом деле несамостоятельны и имеют свой центр вовне себя» (Гегель).

Своеобразной реакцией на недостаточную объяснительную силу схем взаимодействия психических функций, предлагавшихся классической психологией, можно считать появление призывов к органическому мировоззрению, добавление к психическим функциям, состояниям, феноменам эпитета живой: «живой образ», «живое движение» , «живое слово-понятие», «живое знание» (см. ), даже «живое чувство», «живая память».

В чем же состоит заслуга К.-и. п., если о включенности памяти в культурный контекст и ее средствах размышляли испокон веку?

К-и. п. сделала плодотворную попытку вернуть в культурный и жизненный контекст вырванные из него классической экспериментальной психологией психические функции. Ее можно считать новым и закономерным этапом развития психологии: если бы классическая психология не накопила материал, не изучила изолированные функции, не построила онтологию психики, нечего было бы окультуривать и одухотворять, возвращать в и культуру. Важно, что этот возврат происходит не умозрительно, а практически и экспериментально. Отсюда и концептуальный каркас К.-и. п. психологии, оперирующей понятиями психологических орудий, инструментов, средств, медиаторов , артефактов . Основными психологическими орудиями в учении Выготского являются знаки (особенно слово), проявляющие себя в знаково-символической деятельности, различные формы которой были предметом его внимания. Полный перечень медиаторов включает в себя знак (в более узком смысле), (см. Кассирер Э ., Флоренский П .), . Огромную роль в развитии играют персонифицированные медиаторы, к которому м. б. отнесены Боги, родители, учителя, вообще . Этот «инструментальный набор» медиаторов наглядно демонстрирует принципиально междисциплинарный характер концептуального и методологического аппарата К.-и. п., с чем, собственно, как правило, и связываются хронические трудности на пути институционализации этой науки.

Главной причиной затруднений в развитии К.-и. п. считается не отсутствие эвристичной теоретической платформы (таковой, по мнению, напр., Коула, вполне может служить концепция Выготского), а неподготовленность психологов к междисциплинарному сотрудничеству, что, в свою очередь, связано с глубокой раздробленностью научного человекознания . Как пишет Коул, психологам «трудно сохранять культуру в поле внимания потому, что, когда психология институционализировалась как социальная и поведенческая наука, процессы, играющие решающую роль в формировании психики, были поделены между несколькими дисциплинами: культура отошла к антропологии, общественная жизнь - к социологии, - к лингвистике, прошлое - к истории и т. д.» (Коул М., 1997). При этом Коул не ставит под сомнение междисциплинарный подход Выготского. На достоинства и плодотворность последнего указывали и др. авторы (напр., Асмолов А. Г., 1996; Верч Д., 1996). Выготский, действительно, показал массу впечатляющих примеров использования историко-культурных, этнографических, лингвистических, дефектологических, педагогических, неврологических и психиатрических источников для интерпретации и реконструкции психологических фактов. Не ставится под сомнение и способность концепции Выготского служить теоретическим и методологическим основанием для междисциплинарной К.-и. п. Тем не менее для развития К.-и. п. этого оказалось недостаточно. Кардинально должна быть перестроена сама рабочая структура человекознания, т. к., по мнению Коула, сложившееся в XIX в. разделение наук на социальные и гуманитарные, каковы бы ни были его достижения, исчерпало себя. Эта структура и соответствующее разделение труда препятствуют организации сотрудничества между разными ветвями «древа познания» человека. Эту позицию поддерживает и Д. Верч (1996): существующее «разделение труда приводит к созданию слишком сложной головоломки с огромным количеством деталей, собрать которые вместе не получается: параметры явления определены так, что принципы и единицы анализа каждого параметра препятствуют их рекомбинации в более общую картину».

Однако несмотря на все трудности в становлении К.-и. п., отношение к ней должно быть пролептичным (см. ), по аналогии с нормальным человеческим отношением к младенцам: их будущее состояние должно быть гипостазировано в настоящем и прошлом, т. е. к ним надо относиться так, как если бы они уже были тем, чем должны стать. К.-и. п. есть возвращение психологии к культурным истокам. В гегелевской терминологии, К.-и. п. - это поиск пути от абстрактного к конкретному, воспроизведение конкретного посредством мышления. Внутри К.-и. п. зародился , в котором получили развитие многие идеи К.-и. п. В перспективе намечаются контакты между К.-и. п. и когнитивной психологией , продолжающей аналитическую работу, начатую в классической психологии и ищущей свои пути к целостному пониманию человека и его психики. (В. П. Зинченко, Б. Г. Мещеряков.)

Большой психологический словарь. - М.: Прайм-ЕВРОЗНАК . Под ред. Б.Г. Мещерякова, акад. В.П. Зинченко . 2003 .

Смотреть что такое "КУЛЬТУРНО-ИСТОРИЧЕСКАЯ ПСИХОЛОГИЯ" в других словарях:

Культурно-историческая психология - (КИ психология) направление в психологических исследованиях, заложенное Львом Выготским в конце 1920 х годов и развиваемое его учениками и последователями как в России, так и во всём мире. Преодолевая дуализм между психикой, понимаемой сугубо… … Википедия

Культурно-историческая психология (журнал) - Культурно историческая психология Специализация: культурно историческая, деятельностная,социокультурная психоло … Википедия

См. Культурно историческая психология. Большой психологический словарь. М.: Прайм ЕВРОЗНАК. Под ред. Б.Г. Мещерякова, акад. В.П. Зинченко. 2003 …

Концепция психического развития человека, разработанная в 20–30 е гг. Л. С. Выготским при участии его учеников А. Н. Леонтьева и А. Р. Лурия. При формировании К. и. т. ими был критически осмыслен опыт гештальтпсихологии, французской… … Большая психологическая энциклопедия

Культурно-историческая школа - в лит ведении, возникла в сер. 19 в. Филос. основой К. И. Ш. был позитивизм и, в первую очередь, тр. И. Тэна. История, по Тэну, прикладная психология, и, объясняя общие психолог. черты к. л. группы человеч. душ (обществ. психологию), ученый… … Российский гуманитарный энциклопедический словарь

Направление ЮП, предметом которого является восстановление особенностей различных проявлений юридико психической жизни людей конкретной эпохи и закономерностей их исторического изменения. Психологическая реконструкция исторических форм… … Энциклопедия современной юридической психологии

Психология родительства - область психологии, направленная на изучение родительства как психологического явления. С психологической точки зрения родительство рассматривается как часть личности отца и матери. Изучаются особенности его развития в течение жизни (как ценности … Википедия

Психология мира - (англ. peace psychology) область исследований в психологии, связанная с изучением психических процессов и поведения, порождающих насилие, предотвращающих насилие и способствующих использованию ненасильственных методов, а также создание … Википедия

КИ-психология изначально возникала лишь как своего рода недовольство отдельных философов и психологов бесчеловечностью «объективной» науки. Однако, кроме этого, и чисто научная добросовестность подсказывала ученым, что естественнонаучная психология закрывает глаза на многие важные явления, без которых понимание человека и его поведения невозможно. Тем не менее, до двадцатого века все КИ-психологические высказывания и исследования делаются учеными как бы внутри общего научного пространства. Иначе говоря, самостоятельной науки или самостоятельного раздела психологии с таким названием не существовало.

КИ-психология выделяется как самостоятельный подход сначала в послереволюционной России. Однако ненадолго. В условиях правящей коммунистической идеологии для ученого иметь взгляды, отличные от разрешенных, было опасно. Поэтому в середине тридцатых годов, вскоре после смерти основателя Культурно-исторической школы Льва Выготского, его непосредственные ученики и продолжатели А. Лурия и А. Леонтьев оставляют это направление. Лурия уходит в политически независимую «чистую» науку и создает нейропсихологию, Леонтьев, наоборот, принимает разработанную Рубинштейном идеологизированную парадигму советской психологии и становится «бойцом идеологического фронта». После этого в России КИ-психология как самостоятельная школа умирает, хотя существующее сейчас направление с названием «Психология развития» (Зинченко, Асмолов и др), пожалуй, может считаться ее продолжением. Мне, правда, кажется, что это вполне самостоятельная школа, лишь использующая близкие понятия. КИ-психологические исследования и наблюдения в собственном смысле слова делаются лишь отдельными исследователями. Возможно, этому препятствовало то, что вся советская психология строилась на основе исторического материализма, тем самым как бы изначально учитывая культурно-историческую среду. Однако это учитывание, как мы все прекрасно знаем, было одновременно и ограничением, потому что учитывать можно было только разрешенным способом, который в двадцатом веке устарел и сдерживал развитие. Во многом этот подход еще жив и в современном русском психологическом сообществе. Примером может служить статья известного советского психолога А.В. Брушлинского «Деятельность и опосредование (о книге М. Коула “Культурно-историческая психология”)» в основном органе психологического сообщества «Психологическом журнале» (No 6, 1998), которой он оперативно откликнулся на выход в России книги Коула.

На западе КИ-психологические исследования начинаются в рамках культурной антропологии также с тридцатых годов и в таком виде доживают до нашего времени. Все исследователи этого направления дают психологические очерки разных культур и даже проводят кросс-культурные сравнения. Одна ко очень немногие из трудов этого направления можно назвать собственно психологическими. Даже такие, как например, работа Рут Бенедикт «Психо- логические типы в культурах Юго-Запада США», не создали КИ-психологии как самостоятельного направления.

Возникновение специализированных психологических дисциплин, связанных с культурой, надо отнести к началу семидесятых, когда в США зарождаются школа Кросс-культурной психологии Леонор Адлер (Wolman, с. 141) и Культурная психология Майкла Коула.

Сэтого времени на Западе значительное количество профессиональных психологов начинает заниматься в том или ином виде КИ-психологическими исследованиями. Однако, на мой взгляд, полноценно это направление психо- логии еще не оформилось. Об этом свидетельствует и подзаголовок, который М. Коул дал своей книге: Наука будущего. Вероятно, не будет ошибкой сказать, что наука уже родилась, но еще не до конца осознала самое себя.

Для того, чтобы понять, что такое КИ-психология, надо предварительно, хотя бы в общем, определиться с ее предметом. Собственно говоря, наличие своего предмета и решает вопрос о праве научной дисциплины на существование. Уже из названия явствует, что КИ-психология — одна из частных психологических дисциплин. Это означает, что, с одной стороны, она, исследуя свой предмет, решает с его помощью задачи, поставленные перед всей пси- хологией, но, с другой стороны, она своим особым предметом выделена из общей психологии. Соответственно, подробный рассказ о предмете КИ-психологии позволил бы показать ее различия с другими психологическими дисциплинами и тем самым определить ее место в общей системе психологии.

Предмет КИ-психологии определяется понятием культурно-историческая.

Пожалуй, не будет ошибкой сказать, что материал свой КИ-психология, в основном, черпает в истории культуры, хотя и не только там. Из научных дисциплин, сложившихся в прошлом веке, когда вызревали основные по- нятия КИ-психологии, историей культуры, в том числе и материальной, занимались антропология, этнография, этнология и философия истории. Антропология, этнология и этнография, скорее, предоставляют материал для КИ-психологии. Вопрос о разграничении предметов с ними не стоит. А вот с философией истории необходимо провести четкое разграничение, поскольку она занимается осмыслением того же материала. Я имею в виду не только материал истории культуры, но и собственно психологический материал — мышление и его историю.

Пожалуй, лучшее из современных определений понятия «философия истории» дано английским мыслителем первой половины нашего века Р. Дж. Коллингвудом. Кстати, он вводит и разграничение философии истории с психологией:

«[i]Термин “философия истории” изобрел в восемнадцатом столетии 20 Вольтер, который понимал под ним всего лишь критическую, или научную, историю, тот способ исторического мышления, когда историк самостоятель- но судит о предмете, вместо того, чтобы повторять истории, вычитанные из старинных книг. Этим же термином пользовался Гегель и другие авторы в конце восемнадцатого века, но они придали ему другой смысл: у них он означал просто всеобщую, или всемирную, историю. Третье значение дан- ного термина можно найти у некоторых позитивистов девятнадцатого века: для нихфилософия истории означала открытие общихзаконов, управляющих ходом событий, о которых обязана рассказать история. <...> Я употребляю термин “философия истории” в ином значении, отли- чающемся от всех изложенных выше, и для того, чтобы пояснить, что я имею в виду, я должен сказать вначале несколько слов о моем понимании философии.

Философия рефлективна.Философствующее сознание никогда не думает просто об объекте, но, размышляя о каком бы то ни было объекте, оно также думает и о своей собственной мысли об этом объекте. Философия поэтому может быть названа мыслью второго порядка, мыслью о мысли. Например, определить расстояние от Земли до Солнца — задача, стоящая перед мыслью первого порядка, в данном случае задача астрономии; выяснить же, что именно мы делаем, когда определяем расстояние от Земли до Солнца, — задача мысли второго порядка, т.е. задача логики, или теории науки.

Это не означает, что философия — наука о сознании, или психология. Психология — мысль первого порядка, она рассматривает сознание точно так же, как биология рассматривает жизнь. Она не занимается отношением мысли к ее объекту, она занята непосредственно мыслью как чем-то таким, что полностью отделено от ее объекта, как неким событием в мире, как специфическим явлением, которое может рассматриваться само по себе. Философия никогда не имеет дела с мыслью самой по себе, она всегда занята отношением мысли к ее объекту и поэтому в равной мере имеет дело как с объектом, так и с мыслью» (Коллингвуд, с. 5-6).

Рассказывая в этой книге о том, как рождалась КИ-психология, я бы хотел сохранить обозначенный Коллингвудом психологический подход к историческому материалу человеческого сознания. Водном и том же явлении мышления психолога интересует, как человек мыслит, философа — как он познает. Это означает, что первая задача КИ-психологии — дать качественное описание явления мышления и, в первую очередь, на материале истории культуры.

Однако само понятие «культуры» заставляет внести некоторые уточнения в постановку задачи. Культура— то,что культивировано,взращено,то есть сделано человеком,отличным от естественной среды,— понятие как материальное,так и идеальное,то есть хранящееся, живущее и развивающееся в сознании людей. Задача — дать описание явления мышления — стоит и перед общей психологией. В чем разница?

В общем, предмет один и тот же, поскольку КИ-психология — частная психологическая дисциплина. Но разные подходы вносят различия и в видение предмета. Общая психология, как любая естественная наука, рассматривает сознание и мышление как некую данность, находящуюся перед глазами и приборами.

КИ-психология добавляет к этому генетический и исторический методы, то есть исследует происхождение явлений психики в развитии и историческом развитии.

Исследование в развитии предполагает, как я это понимаю, сопоставление различных стадий развития психического явления за время жизни человека, то есть во взрослении. Исходя из названия, вряд ли можно считать это собственным предметом КИ-психологии, потому что в общей психологии уже давно утвердилась дисциплина с названием «Возрастная психология».

Поэтому, на мой взгляд, возрастная психология в рамках КИ-психологии является вспомогательной дисциплиной, которая изучается затем, чтобы видеть, как на разных этапах жизни человеком усваиваются соответствующие части культуры, в которой он растет. Иными словами, возрастная психология в рамках КИ-психологии — это возрастная культурная психология.

Что касается исторического развития психики, то оно не может наблюдаться непосредственно. И тем не менее, если мы говорим об усвоении культуры на определенных возрастных этапах развития психики, то это не случайная оговорка: каждый возраст усваивает культуру, соответствующую этому возрасту. И под культурой я тут понимаю, в первую очередь, соответ- ствующие этому возрасту образцы мышления и поведения.

Но чтобы соответствовать определенным возрастам, эти образцы должны были однажды родиться, осознаться, как соответствующие определенному возрасту, храниться, как таковые, естественно меняясь и развиваясь за время хранения, и определенным образом передаваться, когда подошло время.

Все это: рождение, хранение, развитие, передача, а также способы осуществления и материал, в котором воплощаются, — все это определеннейшие явления нашего сознания. Они выявляются через изучение возрастных и исторических изменений психики и сопоставление стадиально разных культур. Вот это и есть основной предмет КИ-психологии.

Еще одной его частью, пожалуй, можно считать историю развития всех остальных явлений нашего сознания, помимо передающих культуру, но являющихся узнаваемо относящимися к культуре. По сути, это выход на этнопсихологические понятия народность, нация, этнос, народный дух и т. п. Давать этому более подробное определение я пока не имею возможности.

Итак: Возрастное усвоение культуры, способ его передачи личности и способы сохранения и передачи культуры в обществе — вот три основных пси- хологических явления, которые я бы определил как предмет КИ-психологии.

Конечно, каждая из них может быть расширена через свой материал вплоть до общей и индивидуальной психологии.

Сегодняшнее состояние культурно-исторической психологии, насколько я это понимаю, позволяет говорить о трех ее основных направлениях.

Во-первых, это общая КИ-психология. Лучшим учебником по общей культурной психологии, на мой взгляд, до сих пор остается книга К. Д. Кавелина «Задачи психологии», написанная в 1872 году. Вней прекрасно дано обоснование возможности исследовать психику по предметам и явлениям культуры, по артефактам, как их именует современная КИ-психология. А также проделано исследование способности сознания и мышления человека хранить, перерабатывать и использовать эти артефакты, а точнее, образы предметов и явлений.

Кавелин шел вполне самостоятельным путем, поэтому в его книге отсутствует исторический очерк работы предшественников именно в КИ-психологии. Я надеюсь, что моя работа сможет возместить этот недостаток.

Кроме того, серьезнейшая разработка теории Общей КИ-психологии сделана американским психологом Майклом Коулом в работах последних лет. Исторический очерк КИ-психологии у него очень краткий, зато подробно и серьезно рассказывается о тех психологах двадцатого века, кого можно считать его непосредственными предшественниками.

Во-вторых, это экспериментальная КИ-психология. Экспериментальные кросс-культурные исследования предпринимались еще в тридцатых годах Александром Лурией (1931) и Маргарет Мид (1932).

Среди современных психологов, внесших значительный вклад в этот метод, кроме М. Коула, очевидно, должны быть названы Ричард А. Шведер и Л. Л. Адлер (Wolman).

В-третьих, накопление общетеоретических знаний об устройстве мышления, постоянное экспериментальное исследование описанных этнографией и этнографической психологией традиционных народных методов воздействия на сознание ведут к тому, что все чаще КИ-психолог вынужден выступать в роли консультирующего психолога-прикладника или психотерапевта. Накопление соответствующего опыта неизбежно ведет к тому, что должна возникнуть прикладная КИ-психология.

Возможно, что дальнейшее развитие психологии вообще невозможно без полноценного исследования мифологического и магического мышления в рамках прикладной КИ-психологии. По крайней мере, сегодняшнее ее состояние явно показывает, что естественнонаучные методы, построенные на количественных приборных измерениях, не в состоянии ухватить чего-то очень важного, сущностного в такой тонкой материи, как человеческое сознание. Может быть, просто слишком грубы имеющиеся сегодня приборы, и для настоящего исследования надо использовать самый тонкий и чувствительный прибор, имеющийся в распоряжении человечества — само человеческое сознание. В рамках магического мышления люди осваивали его тысячи, если не десятки тысяч лет. Это существенно превосходит возраст современной науки.

Развитие ряда наук, прежде всего этнографии, психологии и языкознания, привело в середине XIX в. к зарождению этнопсихологии как самостоятельной науки. Основателями новой дисциплины стали немецкие ученые М. Лацарус (1824-1903 гг.) и X. Штейнталь (1823- 1899 гг.), которые в 1859 г. приступили к изданию «Журнала психологии народов и языкознания». В программной статье «Мысли о народной психологии» необходимость развития психологии народов - новой науки, входящей в состав психологии, - они объясняли потребностью исследовать законы душевной жизни не только отдельных индивидов, но и целых общностей, в которых люди действуют «как некоторое единство», прежде всего народов (этнических общностей в нашем понимании), так как именно народ как нечто историческое является для любого индивида абсолютно необходимой и самой существенной из всех общностей, к которым он принадлежит.

Все одного народа имеют «сходные , склонности, желания», все они обладают одним и тем же народным духом, который немецкие мыслители понимали как психическое сходство индивидов, принадлежащих к определенному народу, и одновременно их . По мнению Штейнталя, именно народный дух, который проявляется прежде всего в языке, затем в нравах и обычаях, установлениях и поступках, в традициях и песнопениях, и призвана изучать психология народов. Основными задачами новой науки Лацарус и Штейнталь считали:

1. познание психологической сущности народного духа;
2. открытие законов, по которым совершается народа в жизни, искусстве и науке;
3. выявление основных причин возникновения, развития и уничтожения особенностей какого-либо народа.

Выделение этих задач свидетельствует о том, что немецкие мыслители рассматривали психологию народов как науку объяснительную, сводящую общие законы языка, религии, искусства, науки, нравов и других элементов духовной культуры к психологической сущности.

В нашей стране рождение этнопсихологии связывают с деятельностью Русского географического общества (Н.И. Надеждин, К.Д. Кавелина).

Рубеж XIX-XX вв. отмечен несколькими вариантами целостных и попсихологических концепций и первыми примерами эмпирических исследований. Прежде всего следует вспомнить немецкого психолога (1832-1920 гг.), создателя психологии народов как одной из первых форм социально-психологического знания. Первую этнопсихологическую статью Вундт напечатал в 1886 г., а последние двадцать лет своей жизни ученый полностью посвятил созданию десятитомной «Психологии народов». Предшественниками Вундта в создании новой науки были Лацарус и Штейнталь, но он серьезно отклонился от предложенного ими пути и последовательно проводил основополагающую для социальной психологии мысль, что совместная жизнь индивидов и их взаимодействие между собой должны порождать новые явления со своеобразными законами, которые хотя и не противоречат законам индивидуального , но не содержатся в них. А в качестве этих новых явлений, иными словами, в качестве содержания души народа, он рассматривал общие представления, чувства и стремления многих индивидов.

По мнению , общие представления многих индивидов проявляются прежде всего в языке, мифах и обычаях, а остальные элементы духовной культуры вторичны и сводятся к ним. Уже в ранних работах немецкого исследователя мы находим четкую структуру продуктов творческого духа народов: язык содержит общую форму живущих в душе народа представлений и законы их связи; мифы, понимаемые Вундтом в широком смысле как все первобытное миросозерцание и даже начала , таят в себе первоначальное содержание этих представлений в их обусловленности чувствованиями и ; обычаи включают возникшие из этих представлений поступки, характеризующиеся общими направлениями и зачатками правового порядка.

Идеи Лацаруса и Штейнталя, Кавелина, Вундта, Шпета в большинстве случаев остались на уровне голых объяснительных схем, а их концептуальные модели не были реализованы в конкретных психологических исследованиях. Но непреходящая ценность этнопсихологии XIX - начала XX в. состоит в том, что ее творцы попытались соотнести мир не с миром природы, а с миром культуры.

По мнению Л. С. Выготского – автора культурно-исторической теории, усвоение общественного опыта не только изменяет сущность психического развития, но и способствует возникновению новых форм психических процессов, которые становятся высшими психическими функциями, отличающими человека от животных. Конкретные формы общественно-исторической деятельности являются доминирующим в научном понимании формирования психических функций, естественные законы функционирования головного мозга приобретают новые свойства при вхождении в систему общественно-исторических отношений. По Л. С. Выготскому, среда является источником развития высших психических функций. Отношение к среде изменяется по мере взросления, а следовательно, изменяется и роль окружающей среды в развитии психики. Влияние окружающей среды следует рассматривать не абсолютно, а относительно, так как оно обусловлено переживаниями ребенка. У человека отсутствуют только врожденные формы поведения в среде. Психическое развитие происходит в процессе присвоения исторически выработанных форм и способов деятельности. Важнейшими условиями психического развития являются морфофизиологические особенности мозга и общение, а движущей силой развития психики является обучение.

Основные положения культурно-исторической теории Л. С. Выготского можно представить следующим образом.

• 1. В процессе культурно-исторического развития человек создал большое количество различных орудий и знаковых систем, наиболее важными из которых являются орудия труда, язык и системы счисления, и научился пользоваться ими. Люди на протяжении исторического периода существования создали два типа орудий. С помощью одних они смогли воздействовать на природу (орудия труда), с помощью других – на себя (знаковые системы).
• 2. Благодаря использованию орудий труда и знаковых систем, особенно письменности, у человека перестроились все психические функции (восприятие, внимание, память, мышление и др.). Начался переход от непосредственных к опосредствованным психическим функциям, где средством управления ими становятся орудия и знаки. В результате этого перестраивается вся психическая деятельность человека, поднимаясь на более высокий уровень по сравнению с животными.
• 3. Обучение представляет собой передачу ребенку опыта использования орудий и знаков для управления своим поведением (деятельностью) и психическими процессами (письмо как средство повышения продуктивности памяти, указательный жест и слово как способы управления восприятием и вниманием).
• 4. Психологический склад современного культурного и образованного человека является результатом взаимодействия двух взаимосвязанных процессов – биологического созревания и научения. Оба процесса начинаются сразу после рождения ребенка и практически соединены в одной линии развития.
• 5. Каждая психическая функция в своем развитии имеет две формы – врожденную и приобретенную. Первая обусловлена биологическими факторами, а вторая характеризуется культурно-исторической обусловленностью и является опосредствованной, связанной с использованием орудий и знаков как средствами управления ею.
• 6. Первоначально способ использования знаков и орудий показывает ребенку взрослый в процессе общения и совместной деятельности. Сначала орудия и знаки являются средством управления поведением других людей, в дальнейшем они преобразуются в средства управления самим собой. Это осуществляется в процессе интериоризации, т.е. преобразования межличностной функции управления во внутриличиостную.

С позиции культурно-исторической концепции Л. С. Выготского главная закономерность психического развития заключается в интериоризации ребенком структуры его внешней деятельности со взрослыми, которая опосредуется знаками. В результате первоначальная структура психических функций как "натуральных" преобразуется – опосредуется интериоризированными знаками и символами, психические функции постепенно становятся культурно обусловленными. Внешне это выражается в приобретении ими осознанности и произвольности. В процессе интериоризации внешняя деятельность трансформируется и "сворачивается", в последующем она преобразуется и разворачивается в процессе экстериоризации, когда на основе внутриличностной функции выстраивается внешний план деятельности. Л. С. Выготский сформулировал закон развития высших психических функций, согласно которому каждая психическая функция в культурном развитии ребенка проявляется в двух планах: сперва – в социальном, между людьми (интерпсихически), затем – в психологическом, внутри ребенка (интрапсихически).

Практический пример

Максим (4 года) находится в ситуации практического затруднения: он хочет достать мячик, закатившийся под диван. Ребенок тянется, вздыхает, говорит себе чуть слышно: "Не могу, не могу. Ты достань, ты можешь... у меня рука маленькая..., а у мамы большая, она большая, она все может..., а я могу самолет сделать..., а я могу самолет сделать и трактор". Речь Максима в данном случае – эгоцентрическая речь, т.е. адресованная самому себе. На предыдущих этапах развития ребенок использовал только внешнюю форму речи – как средство общения со взрослыми и сверстниками. Вскоре эгоцентрическая речь Максима перейдет во внутренний план (в интрапсихическую форму), с помощью речи он будет способен думать про себя. Этот процесс – интериоризации.

Л. С. Выготский указывал, что процесс психического развития заключается в перестройке системной структуры сознания, которая детерминирована преобразованием его смысловой структуры, т.е. уровнем развития обобщений. Вход в сознание возможен благодаря речевой деятельности, и переход от одной структуры сознания к другой происходит посредством развития значения слова, обобщения. Обучение не оказывает прямого воздействия на системное развитие сознания, но оказывает существенное непосредственное влияние на развитие обобщения, смысловой структуры сознания. Обучение изменяет всю систему сознания путем формирования обобщений, способствуя его переходу на более высокий уровень. Создавая свою концепцию, Л. С. Выготский прежде всего имел в виду процесс развития познавательных процессов человека – восприятия, внимания, памяти, мышления и воображения. Но основные положения данной теории можно применить и к личностному развитию ребенка.

В центре внимания деятельностного подхода находится принцип единства деятельности и сознания, разрабатывается категория деятельности, которая рассматривается как предмет исследования, объяснительный принцип, условие возникновения, детерминанта развития и объект приложения психики, форма активности сознания и как средство регуляции поведения человека. Предметность есть неотъемлемая характеристика деятельности. Предмет деятельности и есть ее действительный мотив. Без мотива деятельности не бывает. Структура деятельности включает в себя следующие уровни: деятельность – действие – операция, которые соотносятся с психологическим рядом мотив – цель – задача. Данные уровни структуры деятельности не являются жестко фиксированными и неизменными. В процессе самой деятельности появляются новые мотивы и цели, под влиянием которых действие может преобразоваться в деятельность или операцию, и таким образом осуществляется развитие деятельности. К представителям деятельностного подхода в отечественной психологии относят А. Н. Леонтьева, С. Л. Рубинштейна, Б. Г. Ананьева, Д. Б. Эльконина и др.

Алексей Николаевич Леонтьев (1903-1979) называет деятельностью только такие процессы, которые выражают какое-либо отношение человека к окружающему миру, отвечают определенной потребности. А. Н. Леонтьев отмечает зависимость развития функций от конкретного процесса, в который они включены. В то же время развитие психических функций способствует более совершенному осуществлению определенной деятельности; любое сознательное действие формируется в образовавшемся круге отношений, в рамках той или иной деятельности, которая и обусловливает психологические особенности.

Практический пример

Изучение учеником биологии не является деятельностью, если мотивом такого изучения является только желание сдать экзамен. Изучение биологии будет деятельностью только при условии, если ученик хочет познать саму биологическую науку как таковую.

Ведущей деятельностью А. Н. Леонтьев называет деятельность, характеризующуюся следующими тремя признаками:

• во-первых, это деятельность, в рамках которой возникают и дифференцируются другие, новые виды деятельности;
• во-вторых, это деятельность, в рамках которой происходит формирование и преобразование психических процессов (мышление, восприятие, память и т.д.);
• в-третьих, это деятельность, которая в наибольшей степени обеспечивает формирование основных психологических новообразований в структуре психики ребенка.

Механизмом смены ведущей деятельности у ребенка при переходе с одного возрастного этапа на другой является сдвиг мотива на цель. В основе этого механизма лежат реально действующие и осознаваемые мотивы, которые при определенных условиях становятся действенными мотивами. Именно таким образом появляются новые мотивы, а следовательно, и новые виды деятельности. При некоторых условиях результат действия оказывается более значимым и важным, чем мотив, который побудил это действие. При смене ведущей деятельности осознаваемые мотивы находятся не в сфере фактических отношений, в которые включен ребенок, а в сфере потенциальных отношений, в которые ребенок сможет включиться на следующем, более высоком уровне развития. Подготовка к таким переходам осуществляется постепенно и длительно, поскольку они являются более сложными, чем смена видов деятельности.

В рамках деятельностного подхода сознание и деятельность рассматривают в единстве. Сергей Леонидович Рубинштейн (1889-1960) впервые выдвинул положение о единстве сознания и деятельности. Он отмечал, что деятельность и сознание образуют органическое целое, но не тождество. Это положение имеет важное методологическое значение, поскольку им утверждалась возможность через деятельность ребенка изучать его психологические особенности и открывались пути для объективного исследования психики и сознания детей: от деятельности, ее продуктов – к выявляющимся в ней психическим процессам. Кроме этого важного принципа С. Л. Рубинштейн сформулировал важное для детской психологии положение о том, что ребенок не сначала развивается и затем воспитывается и обучается; он развивается, обучаясь, и обучается, развиваясь.

Борис Герасимович Ананьев (1907-1972) называет лишь два вида деятельности – познание и общение, имеющие наиболее важное значение для психического развития человека на всех возрастных этапах. Познание является основной формой деятельности человека, поскольку оно есть всемирно-исторический процесс целенаправленного и обобщенного отражения человеком объективных законов окружающей действительности и самого сознания. Б. Г. Ананьев утверждал, что общение столь же социально, сколь и индивидуально. На основе развития различных видов познания и общения, которые постоянно взаимодействуют в процессе воспитания, возникает игра как "синтетическая" форма деятельности ребенка. Все формы игры, по Б. Г. Ананьеву, являются теми или иными интеграциями компонентов познания и общения.

Деятельность понималась Д. Б. Элькониным как воссоздание имеющихся форм, построение новых и преодоление ставших форм, и в первую очередь форм собственного поведения. Лишь в деятельности возможно развитие личности и формирование деятельностного типа личности. Детское развитие понимается как изменение форм общности детей и взрослых. По сути, развивается не индивид – ребенок, а детско-взрослая взаимность в процессе совместной деятельности. Наибольшее влияние на психическое развитие детей оказывает ведущая деятельность. Виды ведущих деятельностей отражены в периодизации развития Д. Б. Эльконина (см. параграф 1.4): непосредственно-эмоциональное общение в младенческом возрасте, предметно-манипулятивная деятельность в раннем детстве, сюжетно-ролевая игра детей дошкольного возраста, учебная деятельность детей младшего школьного возраста, интимно-личностное общение в подростковом возрасте, учебно-профессиональная деятельность старшеклассника. Данная последовательность смены ведущих видов деятельности не означает, что при переходе ребенка на следующий возрастной этап прежние виды деятельности полностью исчезают. Это означает то, что к прежним видам деятельности добавляется новая и одновременно происходит перестройка каждого вида деятельности, меняется их иерархия.

Историческая психология - новая область знания, оформившаяся в мировой на­уке в качестве самостоятельной дисциплины в 40-е гг. XX в., носящая пограничный характер и формирующаяся на стыке психологии с широким кругом гуманитарных наук - историей, социологией, культурологией и др.

Являясь молодой научной дисциплиной, историческая психология в то же время имеет большую предысторию. Истоки ее возникновения восходят к тем ранним эта­пам историогенеза, когда у человека возникает осознание его исторической принад­лежности, появляется и начинает развиваться историко-психологическая рефлексия.

Развитие историко-психологического знания в разных странах существенно раз­личалось по хронологическим рамкам, направлению рассматриваемых вопросов и содержанию идей. Так, в России историко-психологическая проблематика зарожда­ется раньше, чем в других странах. Она представлена уже в первой половине XIX в. в работах славянофилов и западников, ярко отражена в деятельности членов Гео­графического общества и развивается в русле исследования психологии русского на­рода.

В европейской науке выделение историко-психологических проблем, изучение психологии народов по продуктам их духовной деятельности, а также первые попыт­ки историко-эволюционного исследования психики возникают во второй половине XIX в. Здесь следует выделить работы Г. Спенсера, Л. Леви-Брюля, К. Леви-Строса, X. Штейнталя, М. Лацаруса, В. Вундта, В. Дильтея. Эмпирических исследований на данном этапе практически еще не было, и разработки носили описательный характер.

Проблемы исторической психологии в отечественной психологии первой полови­ны XX в. рассматривались в работах Л. С. Выготского, С. Л. Рубинштейна, А. Р. Лурии, Б. Д. Поршнева, Л. И. Ациферовой, О. М. Тутунджяна, В. Г. Иоффе, И. Д. Рожанкского и др. Л. С. Выготский выдвинул принцип культурно-исторической детерминации психики, ставший одним из оснований построения новой научной дис­циплины. Осуществлялся критический анализ зарубежных школ исторической психологии (главным образом французской). В работах А. Р. Лурии сделана попытка эмпирического изучения исторического развития познавательных процессов. Инте­ресные исследования, касающиеся становления человека и его психики в ходе антро­погенеза и первых стадий исторического развития общества, провел Б. Д. Поршнев. Однако указанные работы являлись единичными и не сумели обеспечить создание специального направления психологии - исторической психологии. Эмпирический базис исследований был крайне ограничен. Фактически не было сделано серьезных шагов от декларации исторического характера психических процессов к их конкрет­но-эмпирическому изучению.

Растущий интерес к проблемам исторической психологии и развертывание иссле­дований в данной области наметились в нашей стране в последние десятилетия. В 1980-1990-е гг. вышел ряд серьезных обобщающих трудов, освещающих методо­логические проблемы данной области (Белявский И. Г., 1991; Шкуратов В. А., 1994, 1997, и др.), изданы первые учебники (Шкуратов В. А., 1997; Боброва Е. Ю., 1997), проведена серия интересных историко-психологических исследований (Спицина Л. В., 1994; Барская А. Д., 1998, 1999, и др.). Историческая психология, таким об­разом, начинает обретать свой теоретический каркас и эмпирический фундамент. И хотя эта наука еще не признана как самостоятельная, на ряде психологических фа­культетов она уже введена в качестве специального учебного курса (Московский уни­верситет, Санкт-Петербургский университет, Московский институт молодежи). Про­блемы исторической психологии в последние годы становятся предметом обсуждения на всесоюзных и международных научных конференциях. Примеры тому - система­тически проводящиеся в Самаре конференции по проблемам российского сознания и особенностям провинциального менталитета, конференции по истории психологии «Московские встречи» (1992,1993) и др.

Чем же объясняется столь растущий интерес к данной проблематике в последние годы? Отвечая на этот вопрос, необходимо выделить ряд причин как социально-куль­турного, так и логико-научного характера.

Актуальность и значимость исторической психологии в значительной мере обу­словлена теми глубинными и кардинальными изменениями, которые в настоящее вре­мя происходят во всех сферах современного российского общества. Изменяется сис­тема социально-экономических отношений, существовавшая в течение многих десятилетий; серьезные трансформации происходят в сфере духовной жизни, в ми­ровоззрении и сознании человека. И в этих условиях естественным образом возрас­тает интерес к вопросам истории, стремление понять корни и истоки всех современ­ных событий, своего собственного статуса и позиции в изменяющемся мире, обостряется рефлексия относительно закономерностей и тенденций исторического развития вообще. Как отмечал известный русский философ Н. И. Бердяев в своей работе «Смысл истории», само понятие «историческое» отражает дух общественных перемен и становится объективно востребованным и осознается в полной мере имен­но в переломные периоды истории. «Для понимания "исторического", для того, что­бы мысль была обращена к восприятию "исторического" и к его осмыслению, необхо­димо пройти через некое раздвоение. В те эпохи, когда дух человеческий пребывает целостно и органически в какой-либо вполне кристаллизованной, вполне устоявшей­ся... осевшей эпохе, не возникают, с надлежащей остротой... вопросы об историческом движении и о смысле истории. Пребывание в целостной исторической эпохе не бла­гоприятствует историческому познанию.

Нужно, чтобы произошло расщепление, раздвоение в исторической жизни и в че­ловеческом сознании для того, чтобы явилась возможность противоположения исто­рического объекта и субъекта; нужно, чтобы наступила рефлексия, для того, чтобы началось историческое познание...» (Бердяев Н. А., 1990. С. 5).

Но что означает понять историю, проникнуть в ее глубинные механизмы, осознать ее сущностные характеристики? Это значит за чередой и мельканием событий уви­деть прежде всего их творцов, озвучить историю, заставить ее говорить человеческим голосом. Ведь человек - это системообразующая, интегральная составляющая це­лостного исторического процесса, его субъект. Благодаря своей активной деятельно­сти, своему отношению к действительности человек творит и преобразует историю, является ее главной созидающей и движущей силой. Любые общественно-историче­ские преобразования, решение тех или иных социальных проблем возможно только на основе их осознания и принятия человеком, его заинтересованности в их осуще­ствлении, т. е. предполагает апелляцию к человеческой составляющей исторического процесса. От активности людей, их воли, характера их включенности в общественную жизнь зависят результаты и ход развития истории. Поэтому важно понять, как чело­век вписывается в историю на каждом витке ее развития, как он реагирует на обще­ственно-исторические процессы, что привносится им в историю и как на нее влияют идеи, устремления, представления, переживания людей. А это обращает нас непо­средственно к исследованию проблем исторической психологии.

Человек - не только субъект истории, но одновременно он выступает ее объектом, продуктом. По своей природе он является общественным существом - в обществе и во взаимодействии с людьми, с миром культуры он получает условия и источники своего развития, осваивает систему значений, формируется как личность. Труд, об­щение и культура определили становление человека в процессе его историогенеза и выступают как важнейшие условия развития психики и социализации каждого кон­кретного человека в процессе его онтогенетического развития. Человеческая психи­ка и ее высший продукт - сознание человека - подчиняются в первую очередь исто­рическим закономерностям. Создав историю, человек оказывается органически включенным в нее и как ее неотъемлемый элемент, и как ее творец, и как ее продукт. Тем самым бытие человека становится историческим, т. е. человек существует в кон­тексте определенного исторически развивающегося общества - в контексте истории.

Каждый человек несет в себе отпечаток своей культуры, своего исторического времени. С изменением общества меняется психология человека - установки, цен­ности, потребности, интересы. Преобразуя историю, человек изменяет и свой вну­тренний мир.

Очевидно, что недооценка психологической составляющей в реальном историче­ском процессе чревата серьезными последствиями в практическом плане. Возникает дисгармония общественно-исторического и психологического планов развития, что является питательной почвой для развития социальных противоречий и конфликтов, обусловливает негативное или индифферентное отношение человека к действитель­ности, его социальную пассивность. В нашей стране данная проблемная область не являлась до последних лет предметом глубокого научного и практического рассмот­рения. Это объясняется, во-первых, существовавшей в нашем обществе гомогенной социальной структурой, отсутствием качественных различий в социальных позици­ях и интересах различных общественных групп, что в свою очередь исключало соци­альные противоречия и определяло относительную стабильность общества. Вторая причина - в формах руководства обществом, среди которых доминировали админи­стративно-командные методы и использование политических рычагов воздействия при игнорировании социально-психологических факторов и средств общественного развития. Наконец, важным обстоятельством, определившим невнимание к рассмат­риваемой проблематике, явилась господствующая в нашей стране идеология с харак­терным для нее принципом экономического детерминизма. Главное внимание при решении вопросов общественного развития обращалось на экономические, производ­ственные отношения, рассматриваемые как главные, основополагающие, онтологи­чески первичные. Все остальные подструктуры общества выступали как выводящие­ся из них и их отражающие, вторичные, надстроечные. Как писал по этому поводу Н. А. Бердяев, «вся жизнь... вся духовная культура, вся человеческая культура... есть лишь отражение, рефлекс, а не подлинная реальность. Происходит... процесс обездушивания истории...» (Бердяев Н. А., 1990. С. 10). Русский философ С. Н. Булгаков ви­дел главный недостаток взглядов марксизма на общество и человека в утрате этим учением реального живого человека и замене его некоей схемой.

В современных условиях, когда общество преобразуется в своих основах, стано­вится мобильным, утрачивает однородность, а благосостояние человека зависит от его активности, игнорирование психологического фактора уже невозможно. Все сказан­ное убедительно свидетельствует об актуальности рассмотрения проблемы «человек-история».

Наряду с практической значимостью исследование проблем исторической психо­логии имеет серьезное теоретическое значение. Она занимает особую нишу в психо­логии и связана с разработкой ряда ее ключевых направлений.

Предметом изучения в исторической психологии выступает особый класс детер­минант - исторические детерминанты развития психики субъекта (как индивидуаль­ного, так и коллективного). Человек или группа рассматриваются здесь как носители исторических норм и ценностей. Историческая психология исследует, таким образом, высшие этажи психики - социально-историческое сознание как ту реальность, кото­рая связывает человека с обществом, цивилизацией, историей в целом. Изучается соотношение истории развития человека и его психического мира с историей челове­чества; рассматривается, как человек вписывается в историю, творя ее, и как он сам определяется в своем психическом развитии историей.

Рассматривая человека в контексте истории как постоянно развивающегося и из­меняющегося процесса, историческая психология имеет дело с динамичными аспектами психического мира и изучает историогенез человечества и человека. Тем самым она представляет собой область генетической психологии.

Теоретическое значение исторической психологии определяется также специфи­кой ее объекта. Им может быть личность, общество, массовые явления, но исследуе­мые обязательно в связи с определенным историческим контекстом, в их историче­ской обусловленности, к тому же часто удаленные от нас, скрытые за толщей веков (например, при изучении психологических особенностей человека античности, Сред­невековья). Исследование психологических феноменов в контексте истории расши­ряет границы психологического познания, вводя в него макроуровневые факторы и условия, а также позволяет осуществить диалог прошлого и настоящего. Как отмечал Л. Февр (1989), историко-психологическое исследование ориентировано на разговор с мертвыми от имени живых и во имя живых. Особенность исторической психологии состоит в том, что она априорно предполагает в качестве своего объекта и исследует реального целостного человека, тем самым, по сути, реализуя принцип целостного подхода в психологии. Наконец, в русле исторической психологии возникают широ­кие возможности для изучения человека как активного, действующего существа, воплощающего и объективирующего свои психологические свойства в продуктах де­ятельности и изучаемого по этим продуктам. Следует отметить, что субъектно-деятельностный подход, развиваемый в работах С. Л. Рубинштейна, А. В. Брушлинского, К. А. Абульхановой, в настоящее время определяется как наиболее перспективное направление развития психологической науки.

Особенность исторической психологии заключается в ее междисциплинарном ста­тусе: исследование человека в истории с необходимостью предопределяет взаимодей­ствие психолога с социологами, культурологами, историками, использование данных и методов источниковедения. Тем самым делаются важные шаги к организации меж­дисциплинарных исследований, развитию комплексного подхода в психологии, ре­ализации выдвинутой Б. Г. Ананьевым программы формирования комплексного человекознания.

Развитие исторической психологии отражает еще одну новую тенденцию в психо­логии - стремление к более полному освоению и использованию идиографических подходов и методов. X. Вольф в XVIII в., а позже - В. Виндельбанд, Г. Риккерт, В. Вундт разделяли все науки, включая и психологию, на номотетические (ориенти­рованные на выявление закономерностей исследуемых явлений, их объяснение, и апеллирующие к данным, полученным на больших статистических выборках) и идиографические (имеющие целью описание отдельных явлений в их индивидуальных проявлениях). Первые традиционно относятся к сфере естественнонаучного знания, вторые - гуманитарного. Отечественная психология советского периода в течение долгих лет развивалась в сугубо естественнонаучном духе. Гуманитарные подходы в ней были представлены до последнего времени крайне незначительно. Историческая психология может реально заполнить данный пробел. С одной стороны, имея в каче­стве своего объекта, как правило, единичные явления, историческая психология тем самым относится к области идиографического знания, с другой стороны, стремясь строго научно исследовать рассматриваемые проблемы, она базируется на принци­пах естественнонаучного анализа. То есть в русле исторической психологии осуществляется синтез естественнонаучных и гуманистических подходов в психологичес­ком познании человека, что представляется чрезвычайно перспективным и соответ­ствующим главным тенденциям современного научного поиска вообще.

Таким образом, разработка проблем исторической психологии выводит исследо­вателя одновременно на решение целого ряда важных и перспективных задач и на­правлений развития психологического знания.