Сибирские областники. Значение сибирские областники в большой советской энциклопедии, бсэ Смотреть что такое "сибирские областники" в других словарях

СИБИРСКИЕ ОБЛАСТНИКИ

представители обществ.-политич. течения в среде сиб. бурж. и мелкобурж. интеллигенции (сер. 50-х гг. 19 в. - 1920). Областничество зародилось в Петерб. кружке сиб. студентов (Г. Н. Потанин, Н. M. Ядринцев, С. С. Шашков, Н. И. Наумов, P. Н. Усов и др.). В 60-е гг. С. о. выступали за революц. борьбу с самодержавием, демократич. свободы. По возвращении в Сибирь (1863) возглавили и активизировали работу сиб. кружков, сочетая нелегальные и легальные формы деятельности. Активно выступали в защиту "инородцев", против колониального гнета. Действуя в контакте с политссыльными русскими и поляками, С. о. готовили восстание в Сибири. Рассматривая Сибирь как политич. и экономич. колонию России, а сибиряков - как новую сиб. "нацию", отдельные С. о. пришли к ошибочным выводам об особых путях развития Сибири, выдвинули реакц. лозунг отделения Сибири от России. Для деятельности С. о. 70-х - нач. 80-х гг. характерно увлечение народничеством. В 80-х - 1-й пол. 90-х гг. происходила эволюция С. о. в сторону бурж. либерализма. В нач. 20 в. в условиях острого размежевания клас. и политич. сил в Сибири среди С. о. возникли правое, кадетско- монархическое течение (А. В. Адрианов, А. Н. Гаттенбергер, Н. Н. Козьмин и др.) и левое. Последнее (E. E. Колосов, П. Я. Дербер и др.) было близко к партии эсеров. С. о. участвовали в подготовке антисов. мятежа в Сибири. В дальнейшем активно сотрудничали с A. B. Колчаком, а с восстановлением Советской власти в Сибири бежали за границу. Нек-рые С. о. (Потанин, Ядринцев, Козьмин, П. М. Головачев) внесли заметный вклад в развитие культуры и науки в Сибири - истории, археологии, этнографии, географии.

Деятельность С. о., как явление чрезвычайно сложное, по-разному оценивается в ист. лит-ре: часть историков (С. Ф. Коваль, Н. П. Митина) считает областничество раннего этапа революц.-демократич. течением, другие исследователи (М. Г. Сесюнина, И. М. Разгон и др.) - разновидностью бурж. либерализма.

Лит.: Ветошкин М. К., Сиб. областничество, "Совр. мир", 1913, No 3; Круссер Г. В., Сиб. областники, (Новосиб.), 1931; Гудошников М., Клас. природа областничества, "Будущая Сибирь", 1931, No 1; Степанов Н. Л., П. А. Словцов (У истоков сиб. областничества), Л., 1935; Сесюнина М. Г., К вопросу о возникновении сиб. областничества, в сб.: Вопросы истории Сибири, в. 2, Томск, 1965; Разгон И. М., Плотникова М. Е., Г. Н. Потанин в годы социалистич. революции и гражд. войны в Сибири, там же; Митина Н. П., Во глубине сиб. руд, М., 1966; Коваль С. Ф., Характер обществ. движения 60-х гг. 19 в. в Сибири, в сб.: Обществ.-политич. движение в Сибири в 1861-1917 гг., Новосиб., 1967.

Л. М. Горюшкин. Новосибирск.

Советская историческая энциклопедия. - М.: Советская энциклопедия . Под ред. Е. М. Жукова . 1973-1982 .

Смотреть что такое "СИБИРСКИЕ ОБЛАСТНИКИ" в других словарях:

Представители общественно политического течения 2 й пол. 19 нач. 20 вв. (Г. Н. Потанин, Н. М. Ядринцев и др.); сторонники автономии Сибири … Большой Энциклопедический словарь

Представители общественно политического течения 2 й пол. 19 нач. 20 вв. (Г. Н. Потанин, Н. М. Ядринцев и др.); сторонники автономии Сибири. Политическая наука: Словарь справочник. сост. проф пол наук Санжаревский И.И.. 2010 … Политология. Словарь.

Представители общественно политического течения второй половины XIX начале XX вв. (Г. Н. Потанин, Н. М. Ядринцев и др.); сторонники автономии Сибири. * * * СИБИРСКИЕ ОБЛАСТНИКИ СИБИРСКИЕ ОБЛАСТНИКИ, представители общественно политического… … Энциклопедический словарь

Представители общественно политического течения в среде сибирской буржуазной и мелкобуржуазной интеллигенции (середина 50 х гг. 19 в. начало 20 в.). Областничество зародилось в Петербургском кружке сибирских студентов (Г. Н. Потанин, Н. М …

- … Википедия

I Сибирь территория, занимающая большую часть Северной Азии от Урала на З. до горных хребтов Тихоокеанского водораздела на В. и от берегов Северного Ледовитого океана на С. до холмистых степей Казахской ССР и границы с МНР и Китаем на Ю.… … Большая советская энциклопедия

Ермак Тимофеевич - (дата рожд. неизв. 6.08. 1584 или 1585) казачий атаман, предводитель похода в Сибирь, в результате к рого распалось Сибирское ханство шейбанида Кучума и было положено нач. присоединения Сибири к Рус. гос ву. Согласно распространенному мнению,… … Уральская историческая энциклопедия

Пусть каждая область зажжет свое солнце, и тогда наша земля будет иллюминирована.
Г. Н. Потанин.

Областничество и регионализм: эволюция взглядов сибирского общества на пути инкорпорации Сибири в общероссийское пространство

Проблема взаимоотношения России и Сибири (центра и региона (окраины, периферии), метрополии и колонии в различной интерпретации) в конечном счете сводится к поиску оптимальной модели согласования политических, социально-экономических и культурно-экологических интересов в рамках формирующегося федеративного государства. Она стала разменной монетой в борьбе различных группировок, в том числе региональных, за власть в постсоветское время. А между тем, еще в октябре 1991 г. был обнародован проект конституции Российской Федерации, предложивший, на наш взгляд, оптимальную форму федеративного устройства, составными элементами которого должны были стать национально-государственные (республики) и региональные (территориальные) образования (1). Вскоре о проекте забыли, и федеративное устройство начинает трактоваться исключительно с позиций национальных. Даже в коллективной монографии Р.Г. Абдулатипова, Л.Ф. Болтенковой, Ю.Ф. Ярова, претендующей на всеобъемлющий анализ федерализма в России, речь идет только о взаимоотношениях центральных властей и различных национальностей (2). В свою очередь федерализм для нас является таким же необходимым элементом качественно нового состояния общества как демократия и рынок. Такое территориально-протяженное государство не может считаться цивилизованным в условиях жестко-унитарного устройства властных структур.

В то же время обозначенную проблему можно условно расчленить на ряд крупных блоков: место и роль Сибири в составе российского государства (окраина или колония), формирование концепции российского федерализма (регионализма) и конкретные наработки инкорпорации региона в общероссийское пространство со стороны местного общества с ХVIII в. и до утверждения здесь советской власти (1920 г.).

Что касается первого блока, то вплоть до 1917 г. правительство по отношению к Сибири проводило политику “государственного феодализма”, составными элементами которой являлось:

Во-первых, монополия на землю и природные богатства региона, эксплуатация которых считалась исключительным правом государства или Кабинета его императорского величества. Сибирь практически не знала частной собственности на землю.

Во-вторых, преимущественно “штрафная” колонизация и ограничение вольнонародной вплоть до начала ХХв.

В-третьих, аграрно-сырьевой характер развития экономики, слабо включенной в рыночные отношения. Неэквивалентный характер обмена товарами. По данным на 1884 г. торговый оборот крупнейшей для региона Ирбитской ярмарки выглядел следующим образом. Продано товаров европейских, в основном мануфактуры на 41932 тыс. рублей, сибирских (пушнина, кожи, сало, жир, щетина, мед, воск, масло, орех кедровый и т.д.) на 11836 тыс. рублей и транзитного китайского чая еще на 7553 тыс. рублей. “Таким образом,- заключает обозреватель,- вся страна, производящая сырье, постоянно в долгу”(3). И даже в начале ХХ в. мероприятия царизма не шли дальше увеличения доходности сельского хозяйства и простейшей переработки сырья, вывоз которого вплоть до 1911 г. искусственно сдерживался Челябинским тарифным переломом.

В-четвертых, слабое развитие рыночных отношений порождало специфическое положение местной буржуазии, компрадорской по своей сути, нажившей капитал благодяря монополии и кабале, вызванными произволом местной администрации и неэквивалентным обменом (“сибирский торговец - агент мануфактуриста”(4).

В-пятых, произвол административных структур, формируемых выходцами из Европейской России, не связанных с интересами населения и рассматривающих “сибирскую службу” как способ личного обагащения. “История сибирской администрации,- замечал С.С. Шашков, - это длинная повесть о страданиях края. Сибирь не знала крепостного права, но она знала административное бесправие”(5).

В-шестых, слабое развитие образования, науки и культуры, вызывающее массовый отток молодежи в вузы Европейской части страны и тормозящей формирование местной интеллигенции.

Данные обстоятельства дополнялись неравенством населения региона в плане гражданских прав по сравнению с жителями центральных губерний. Судебная реформа распространяется на Сибирь в 1897 г., а земские учреждения оставались предметом мечтаний сибиряков вплоть до 1917 г. Обобщая все это, в одной из публикаций, мы сделали вывод “об особом статусе сибирских территорий в составе российского государства вплоть до 1917 г., близкого по положению к колонии, прежде всего экономической”(6). Анализируя экономическую ситуацию в Сибири уже в ХХ в. два видных специалиста В.В. Кулешов и В.А. Крюков пришли к следующему:”Уже на самом начальном этапе формирования основ многоукладной экономики, построенной на рыночных принципах, хозяйство Сибири (как Западной, так и Восточной) столкнулось с проблемами, которые оказались для нее “вечными”. В числе этих проблем:

– неэквивалентный обмен во взаимоттношениях с метрополией; – дискриминационный характер цен и тарифов по отношению к сибирским производителям; – фискальная - не ориентированная на создание условий экономического роста - финансово-экономическая политика метрополии”(7).

Колоссальные размеры и многонациональный характер Российской империи обусловили, с одной стороны, формирование концепции отечественного федерализма (регионализма), а, с другой, – дали толчок попыткам ее реализации. Родоначальником сибирского сепаратизма считается первый местный губернатор князь М.П. Гагарин, повешенный в 1721 г. по приказу Петра I “как взяточник и разоритель народа”. Какая, заметим попутно, актуальная формулировка. Но историк М. Пыляев справедливо заметил, что “в то время Меньшиков, Брюс и Апраксин тоже крали, но их не вешали”. На самом деле “до царя дошли слухи о намерении Гагарина сделаться в Сибири независимым от России властителем”. Жупел сепаратизма еще долго был головной болью для петербургских властей. В частности, в 1831 г. архиепископ Иркутский Ириней Нестерович со слов чиновника Воинова доносил, что председатель местного губернского правления ссыльный декабрист А.Н. Муравьев “хочет быть сибирским принцем” (8).

Слухи остались слухами, однако в 1863 г. С.С. Попов, С.С. Шашков и Н.М. Ядринцев в рукописных прокламациях “Сибирским патриотам” и “Патриотам Сибири” призвали сибиряков восстать с целью образования “республики сибирских соединенных штатов”, за что поплатились высылкой в Вологодскую и Архангельскую губернии (9). Тем самым было положено начало сибирскому областничеству. Тем не менее и власть, и сами сторонники движения отрицали даже потенциальную перспективу развития сепаратистских настроений в регионе. В ответ на донос В. Анненкова о готовящемся будто бы в Восточной Сибири заговоре с целью отделения Сибири от Российской империи жандармский полковник В.П. Рыкачев пояснял в 1869 г, вышестоящим “инстанциям”: “В Сибири числится 4 миллиона жителей, которые занимают территорию около 260 тыс. квадратных миль. Каков же должен быть заговор, как сильна должна быть личность стоящая во главе его и какими он должен обладать средствами, чтобы возбудить эти 4 миллиона к сепаратизму?”(10).

В свою очередь в 1862 г. идеолог областничества Г.Н. Потанин следующим образом изложил “кредо” движения: “Мы хотим жить и развиваться самостоятельно, иметь свои нравы и законы, читать и писать, что нам хочется, а не что прикажут из России, воспитывать детей по своему желанию, по своему собирать налоги и тратить их только на себя же”. Но при этом пояснял: “Областничество включает в себя сепаратизм не только в области культуры, но и в области политики, за исключением только самого крайнего акта (покушение на целость государства), который на обычном общепринятом языке называется политическим сепаратизмом; последний недопустим с государственной точки зрения; но областнический сепаратизм не угрожает целости государства, хотя может заходить очень и очень далеко”(11).

Первыми поставили вопрос о децентрализации управления территориями декабристы. П.И. Пестелю принадлежит приоритет в определении термина “федерализм” применительно к отечественной практике. “Федеративными же называются те государства,- отмечал он,- в которых области, их составляющие, хотя и признают общую над собой верховную власть и обязываются совокупно действовать во всех сношениях внешних, но при всем том право свое сохраняют законы делать и постановления издавать для собственного своего внутреннего гражданского и политического образования и устраивать свое правление по частному своему усмотрению”(12). Как видим, национальный аспект в определении дефиниции отсутствует. Конкретный вариант федеративного устройства на основе изложенных выше принципов содержится в конституционном проекте Н.М. Муравьева, предложившего разделить Россию на 13 держав, в том числе Обийскую и Ленскую в Сибири, во главе с Палатами выборных и Державными думами.

Новый этап разработки российской модели федерализма (регионализма) связан с именами Н.И. Костомарова и А.П. Щапова, сформулировавшими земско-областную концепцию истории России. Основу взглядов первого составила идея о наличии у всех народов страны “федеративных начал”, дающих основание для создания федерации. Сущность федерализма А.П. Щапова являл не национальный аспект, а местные (областные) особенности великорусского народа, сложившиеся в процессе колонизации новых территорий под воздействием природно-климатических, экономических и этнографических условий. Таким образом, Н.И. Костомаров и А.П. Щапов в 50-60-е гг. Х1Х в. сформулировали два противоположных подхода к проблеме федеративного устройства России - по национальному и территориальному (региональному) принципам.

В целом же, в начале ХХ в. общепринятым становится двойное толкование термина “федерализм”, но определение его как явления территориального (регионального) стало наиболее распространенным. Конкретное воплощение данный подход нашел в программных положениях основных российских политических партий (кадеты, эсеры, социал-демократы, в том числе большевики). Ведущие специалисты и политические деятели были твердо убеждены, что никакая федерация не сможет разрешить национальный вопрос. Видный государствовед А.С. Ященко в своем фундаментальном исследовании утверждал, что создать в России федерацию по национальному принципу невозможно (13). К такому же выводу приходит ведущий специалист кадетской партии по национальному вопросу Ф.Ф. Кокошкин. “Я считаю,- заявил он,- что построение российской федерации, основанной на национальном разделении, представляет задачу государственного строительства практически неосуществимую”(14).

В этой обстановке в Сибири оформляется областническое движение как система взглядов части местной интеллигенции (Г.Н. Потанин, Н.М. Ядринцев, С.С. Шашков, В.И. Вагин, А.В. Адрианов, Вл. М. Крутовский, И.И. Серебренников, П.В. Вологодский, Н.Н. Козьмин и др.) на прошлое, настоящее и будущее региона в качестве специфической области. Оно проделало длительную эволюцию, развивая концепцию территориальной самостоятельности Сибири во главе с областным (региональным) представительным органом – областной думой, наделенной комплексом полномочий, аналогичных компетенции штата в федеральной системе США.

Рассматривая Сибирь в качестве колонии, сторонники движения выдвигали программу преодоления этого положения за счет стимулирования свободного переселения, ликвидации ссылки, “учреждения покровительства сибирской торговли и промышленности”, непосредственного выхода сибирских товаров на мировой рынок введением порто-франко в устьях Оби и Енисея, организации судоходства по Северному Морскому пути и привлечения иностранных инвестиций.

Областникам принадлежит приоритет в разработке теоретических основ отечественной регионалистики. Они выделяли Сибирь в отдельную область (регион) исходя из следующих критериев: специфики природно-климатических условий, образования здесь особого историко-этнографического типа русского (старожильческого) населения и геополитического положения региона. Суммируя их, А. Сибиряков писал в 1906 г.: “Хотя Сибирь совершенно не подходит под категорию таких окраин, как Польша, или даже Малороссия, где существуют особые виды славянской народности, и никто из русских жителей, а равно и самих сибиряков не будет причислять сибиряков к какой-нибудь национальности, отличной от русской, но, тем не менее, особые условия Сибири в географическом, этнографическом и даже социальном отношениях настолько уже в настоящее время оспециализировались, что, прибавив к ним внешние отношения Сибири к ее непосредственным соседям, каковы Китай и Япония, т.е. то положение, какое занимают они по отношению к Сибири в данный момент, возбуждение вопроса об автономии Сибири представляется теперь более чем кстати”(15).

Со временем к этим критериям добавился экономический фактор. “Обширная империя не может не расчленяться на отдельные области,- констатировал в 1907 г. Г.Н. Потанин,- хотя бы связь между ними и продолжала оставаться, это расчленение должно устанавливаться не на этнографических особенностях... Для контроля расходования местных финансов должен быть создан местный законодательный корпус, областная дума. Тогда предприниматели не будут уезжать за тысячу верст от своих областей, и жить вдали от них для проведения в центральных канцеляриях своих хозяйственных проектов, держатели денежных фондов будут оставаться в области, вблизи от учреждений, заведующих областным хозяйством, собираемое с областной территории богатство будет скапливаться в области”(16).

В период революции 1905-1907 гг. на нелегальном съезде в Томске 28-29 августа 1905 г. (17) принимаются “Основные положения Сибирского областного союза”, в которых подчеркивалось: “Составляя нераздельную часть России, участвуя наравне с другими частями России в общей системе государственного управления на началах народного представительства, Сибирь, как по своим историко-географическим, этнографическим и общественно-экономическим условиям, так и по чисто местным торгово-промышленным и сельскохозяйственным интересам, представляет обособленную область. Исходя из положения, что каждая область должна иметь право на самоуправление, мы заявляем, что Сибирь, в силу указанных условий и интересов, нуждается в организации областного самоуправления в форме сибирской областной думы, самостоятельно решающей все местные нужды и вопросы хозяйственные, социально-экономические, просветительные”. В ведение думы предлагалось передать: “а). местное бюджетное право; б). народное образование; в). общественную безопасность; г). местные пути сообщения и тариф; д). народное здравие; е). распоряжение и владение всеми землями области, составляющими часть государственного фонда с лесами, водами и недрами; ж). определение порядка землепользования в связи с переселенческим вопросом; з). инородческий вопрос”(18).

Эти идеи разделяли местные организации основных политических партий и беспартийные общественные формирования типа Иркутского торгово-промышленного союза (19). Расхождения между сторонниками сибирского федерализма в рассматриваемое время шли по линии представлений о регионе как едином целом или системе самоуправляющихся территорий. Так, иркутские областники, консолидировавшиеся с либералами из местного “Союза союзов”, создали специальную комиссию по подготовке проекта положения о введении земства в Сибири. По ее поручению его дорабатывал редактор газеты “Восточное обозрение” И.И. Попов. В отличие от томского он предусматривал организацию для каждой из частей региона (Восточной и Западной) отдельных областных дум. Более того, иркутские областники допускали в обозримом будущем создание на “необъятных пространствах Сибири и Туркестана нескольких десятков автономных областей”(20). Все это вместе взятое позволило председателю Совета Министров С.Ю. Витте в 1906 г. констатировать: “Автономия окраин уже не составляет конечного идеала федералистов; заговорили о провинциальной автономии, то есть о преобразовании России в союз свободных, самоопределяющихся федераций (подобно Америке)”(21).

После февраля 1917 г. отношение к федеративному устройству России основных политических партий существенно изменяется. Последовательными сторонниками его оставались эсеры. Как разъяснялось в популярной брошюре по этому поводу, увидевшей свет в издательстве ПСР, “если несколько городов и губерний вступили между собой в такое соглашение для ведения общих дел, то при этом отдельные земские и городские собрания посылают своих представителей, избранных на этих думских и городских собраниях, и эти представители составляют особые областные советы для ведения общих дел и предприятий”. Подобное считалось возможным “для Поволжья, Белоруссии, Юго-Западного края, Сибири”(22). Логическим завершением отмеченной тенденции стало принятие Всероссийским Учредительным собранием, где эсеры преобладали, своего последнего постановления о государственном устройстве России, состоявшего из одного предложения: “Государство Российское провозглашается Российской Демократической Федеративной Республикой, объединяющей в неразрывном союзе народы и области, в установленных федеральной конституцией пределах, суверенные”(23).

В Сибири в течение 1917 г. под областническими лозунгами произошло объединение организаций и группировок, включая эсеров, народных социалистов, собственно областников, меньшевиков, националистов, которые через контролируемые ими городские думы, земские управы, советы крестьянских депутатов и кооперацию пытались добиться автономного статуса региона.

Теоретическую основу блока составили концептуальные положения теоретиков областничества, модернизированные применительно к переживаемой ситуации. Так, в резолюции общего собрания уполномоченных кооперативного объединения “ЦентроСибирь” (август 1917) подчеркивалось, что “утопая в богатствах сибирской природы, население даже в мирное время нуждалось в каждом гвозде, куске сахара, аршине сукна или ситца... Богатства Сибири почти даром увозятся за границу, там перерабатываются и продаются в Сибирь в виде фабричных изделий по высоким ценам” (24). Выход из создавшегося положения лидер иркутских областников И.И. Серебренников видел в учреждении Сибирской областной думы, “общей для всей Сибири, с соответствующими исполнительными органами и с выделением сибирских финансов из финансов государственных, с предоставлением этой Областной Думе права заведовать всем хозяйством колонии”(25).

Характерной особенностью политических процессов 1917 г. на востоке России становится эскалация национального движения. Уже в марте на многочисленных митингах и собраниях представителей нацменьшинств в общем плане формулируется пожелания по справедливому разрешению национального вопроса, не идущие дальше “полной автономии для всех народов бывшей империи и введения родного языка в школах, собраниях и учреждениях каждого народа”(26). Одновременно начинается создание национальных организаций политических партий и национальных движений. Активность проявили прежде экстерриториальные (дисперсно рассеянные в иноязычной среде) меньшинства западного происхождения (евреи, немцы, прибалты, поляки, украинцы). За ними вслед возникают мусульманские (татарские) бюро в Тюмени, Омске, Новониколаевске, Томске. 6 марта в Чите состоялось первое частное совещание группы бурятской интеллигенции, учредившее организационный комитет в составе Ш.Б. Бадмаева, Ш.Б. Базарова, М.Н. Богданова, Н.Н. Намдакова, Э.-Д. Ринчино и С.С. Сампилова.

В последующем экстерриториалы последовательно высказывались за преобразование России в федеративную демократическую республику с предоставлением культурно-национальной автономии этносам, не имеющим общей территории (27). Что касается аборигенных этносов, то их национальные организации шли дальше. Так, бурятский Временный организационный комитет уже в апреле выходит на выдвижение и обоснование проекта национальной автономии по схеме сомон-хошун-аймак-Бурнацдума. Еще дальше пошли алтайцы, которые летом 1917 г. добились предоставления им автономного статуса. На основании решения сессии Томского губернского народного собрания 1-6 июля в Бийске состоялся съезд инородческих волостей Горного Алтая “с функциями подрайонного Учредительного собрания”, избравший Алтайскую Горную думу во главе с Г.И. Гуркиным. В Кузнецком уезде на съезде шорцев 28-30 июля создается особый отдел Думы.

Срез мнений относительно проблемы взаимоотношений Сибири и России различных группировок дал Первый сибирский областной съезд, открывшийся в Томске 8 октября 1917 г., на котором предполагалось принять один из проектов национально-государственного устройства России, с последующим утверждением его во Всероссийском Учредительном собрании (28). На форуме присутствовало 182 делегата, в том числе 18 татар, 13 украинцев, 10 казахов, по 5 немцев и евреев, 4 поляка, 3 якута, 2 алтайца, по одному белорусу и буряту. В общей сложности националы составляли 34 % делегатов и представляли 30 национальных объединений, в том числе 9 татарских национальных советов, 5 украинских национальных громад, два немецких комитета, “Алаш-орду”, Алтайскую горную думу, Якутский трудовой союз федералистов, две сионистских организации и т. д.

Четыре дня (9-12 октября) потратили на заслушивание двух “обширных” докладов эсеров М.Б. Шатилова “Сибирь как составная часть Российской федеративной республики” и Е.В. Захарова “Областное устройство Сибири”. Судя по тезисам последнего, он высказывался за децентрализацию управления территориями, к одной из которых относил и Сибирь. При этом приоритетной проблемой внутренней жизни региона считалось “разрешение вопросов земельного характера в связи с социализацией земли и устройство жизни инородцев”. Докладчик отстаивал федеративное устройство Российской республики и организацию в регионе представительного органа - Сибирской областной думы, наделенной комплексом полномочий, предусмотренных принятыми в 1905 г. “Основными положениями Сибирского областного союза”. Кроме того, в компетенцию Думы предлагалось включить “местные работы и нужды”, а также “все дела местного или частного характера провинции”(29).

Во время прений выяснилось, что по вопросу автономии Сибири среди делегатов нет единства взглядов даже внутри отдельных фракций. Решительно за “единую и неделимую” высказались кадеты. Представитель их томской организации И.А. Некрасов заявил: “У нас Россия была великая и единая, и национальности, входящие в состав России, они были с нами и с нами умрут”. Поддержав его, делегат от Сибирского казачьего войска полковник Е.П. Березовский предупредил националов: “Но они должны помнить, что если они вздумают отложиться от Российского государства, то им грозит гибель. Только русский народ, наиболее терпимый ко всем национальностям, он только сможет дать им возможность развить и проявить все те дары, какие в них вложены”, а заключая выступление, пригрозил: “Я просил бы не забывать, что сибирское казачество достаточно организовано, достаточно крепко, и поэтому оно может быть в дружной семье, когда мы будем стремиться не разрушать государственного единства”(30).

Кадетских депутатов поддержала часть меньшевиков, высказывая, однако, противоположную аргументацию. По мнению К.Г. Бронтмана, буржуазными оппонентами руководит “очень верный, хотя и слепой в данном случае классовый инстинкт... Несомненно, что в Сибири крупный капитал, если бы он имелся, был бы против расширенного толкования автономии”. Отвергая ее, он заявил, что областничество изжило себя, а с позиций социал-демократии развитие классовой борьбы требует “безусловного единства Сибири и России, возможно более полного в отношении экономическом”. Ему возразил коллега по партии, делегат от Иркутского городского самоуправления Н.А. Алексеев: “Я как социал-демократ в этой программе областного самоуправления не вижу решительно ничего, что стояло бы в непримиримом противоречии с интересами рабочего класса, и я должен заявить, и, думаю, не только от своего имени, но и от имени многих социал-демократов, что мы, социал-демократы, будем всемерно поддерживать стремление к областному самоуправлению Сибири в самых широких размерах”(31).

Сторонники автономии, в свою очередь, разбились на автономистов и федералистов. К тому же, они делились на признающих Сибирь в качестве единого региона и выступающих за его деление на несколько областей. Представители национальных объединений выдвинули свои требования, сформулированные С.А. Новгородовым: “Когда справимся с первой задачей истории - с введением у себя широкого демократического самоуправления, после этого перейдем к следующему экзамену, к введению законодательных сеймов”(32). Вся эта неразбериха позволила Е. П. Березовскому заметить: “Я из всех этих прений вынес убеждение, что даже сибирская интеллигенция не точно уяснила себе, что такое федерация и автономия”(33). Возражая ему, на заседании 15 октября А.Н. Букейханов подчеркнул: “Я смотрю на наши дебаты, как на дебаты вообще народов Сибири, и это дело не партийное, и мы должны стараться всех талантливых сибиряков собрать около этого дела”(34).

16 октября 1917 г. делегаты областного съезда приняли постановление “Областное устройство Сибири”, представляющее комплекс нормативных предложений, определяющих статус Сибири в составе российского государства, основные принципы функционирования автономии, структуру ее органов управления, их компетенцию и порядок формирования.

Признавая единство Российской республики, документ требовал для ее частей “автономии национальной или территориальной”. При этом законодательно “должны быть обеспечены права национальных меньшинств в местностях со смешанным населением и права наций без территории, путем образования экстерриториальных персонально-автономных союзов”. Сибирь имеет все права на автономию, и в пределах полномочий, определенных “центральным парламентом”, вся полнота власти в регионе должна принадлежать Сибирской областной думе, “избранной на основе всеобщего, прямого, равного и тайного избирательного права с соблюдением начал пропорционального представительства”.

Как автономная единица Сибирь “имеет право передать часть принадлежащих ей законодательных полномочий отдельным областям и национальностям, занимающих отдельную территорию, если последние этого потребуют, превращаясь, таким образом, в федерацию, т. е. союз областей и национальностей”. Не забыли делегаты о щекотливой проблеме границ Сибири на западе, определив их “по водоразделу на восток от Урала, с включением всего киргизского края, при свободном на то волеизъявлении занимающего эти пределы населения”.

Ведению Сибирской областной думы подлежали: “1). местное бюджетное право; 2). народное образование; 3). общественная безопасность; 4). народное здравие; 5). местные пути сообщения, почта и телеграф; 6). право в установлении тарифов и пошлин; 7). распоряжение народным достоянием - землею, недрами и водами, на основаниях, которые будут установлены Учредительным Собранием; 8). дело переселения и расселения; 9). изменение конституции Сибири, за исключением того, что касается расширения компетенции Сибирской областной думы за счет центрального парламента; 10). местные работы и предприятия; 11). социальное законодательство и развитие общереспубликанских законов; 12). вообще все дела местного характера”.

Предполагалось “для обеспечения законности в области внутреннего управления” создать независимый административный (верховный) суд, “обособленный от суда уголовного и гражданского, организованный на последовательном проведении во всех инстанциях выборного начала и имеющего кассационную инстанцию - смешанную коллегию, состоящую из юристов и лиц, обладающих опытом в делах управления”(35).

Давая оценку документу, следует прежде всего отметить, что он являлся логическим продолжением “Основных положений Сибирского областного союза” 1905 г. С точки зрения государственно-правовой, как нам представляется, он создавал оптимальную форму федеративного устройства России с четко проработанной системой организации управления на уровне региона (области), разделения функций центральных и местных властей, в которых проводился принцип разделения власти на законодательную (Дума), исполнительную (кабинет министров) и судебную (административный суд). Нормативный акт сочетал оба подхода к федерализму: национальный и территориальный. Кроме того, он гарантировал национальным меньшинствам сохранение этнической самобытности в районах смешанного проживания и экстерриториалам. Наконец, в документе закладывалась возможность дальнейшего совершенствования национально-государственных структур внутри региона путем постепенной трансформации их “в союз областей и национальностей”. С этой точки зрения он не потерял актуальности и в наше время.

Свержение советской власти летом 1918 г. на востоке России первоначально привело к активизации национальных движений. Существенные надежды возлагались на Временное Сибирское правительство во главе с П.В. Вологодским, среди ведомств которого действовало министерство туземных дел во главе с М.Б. Шатиловым. Основные программные положения “демократической” контрреволюции в национальной сфере нашли отражение в “Акте об образовании всероссийской верховной власти”, принятом на Уфимском государственном совещании 23 сентября 1918 г. Его подписали представители Башкирии, Алаш-Орды, Автономного Туркестана, Временного Эстонского правительства, национального управления тюрко-татар внутренней России и Сибири. Документ, с одной стороны, предусматривал “воссоединение отторгнутых, отпавших и разрозненных областей России”, а с другой – предоставление отдельным областям территориальной и национальной автономии, а также признание за экстерриториальными этносами права на культурно-национальное самоопределение на основе законов, принятых “полновластным Учредительным Собранием”(36).

Однако министерство туземных дел ничего не сделало в плане практического решения национальных проблем. Определенные наработки имелись у фракции национальностей Сибирской областной думы, которая подготовила проект положения о министерстве. В его ведение переходили аборигенные этносы, проживающие севернее 60-го градуса северной широты, а также имеющие “редкое и малокультурное население”. Места их обитания подлежали разделению на округа, подведомственные министерству туземных дел. В каждый их них назначался комиссар ведомства, при котором действовал окружной туземный совет. Для финансирования округов предполагалось образовать Сибирский туземный фонд, пополняемый за счет налогов, собираемых с аборигенов, и фиксированных отчислений от доходов, получаемых от эксплуатации природных ресурсов туземных округов (37).

Существенно ситуация в национальной сфере изменяется после государственного переворота 18 ноября 1918 г. А.В. Колчак и его правительство крайне скупо и неопределенно декларировали свои предложения, придерживаясь основополагающего принципа “единой и неделимой” России. Как справедливо заметила И.В. Нам: “Колчаковское правительство воспринимало притязания национальных меньшинств как ограничение державного суверенитета. Колчаковские идеологи аргументировали непризнание культурно-национальной автономии тем, что права национальных меньшинств обеспечиваются признанием их гражданских прав. Таким образом, национальным меньшинствам отказывалось в праве на существование в виде коллектива (национального союза). И поэтому самоуправление национальных меньшинств колчаковской властью не приветствовалось”(38).

Кроме того власти последовательно выступили против намерений отдельных аборигенных этносов установить территориальную автономию. Поэтому среди их национальных элит возрождается стремление к получению автономии или независимости за счет создания государственности на теократической основе или за счет объединения с соседними, близкими по языку и культуре, народами. Так, шеретуй Кудинского дацана в Забайкалье С. Цыденов в апреле 1919 г. объявил себя царем бурятского теократического государства, власть которого признало население пяти хошунов. 11 мая царь и его министры были арестованы милицией (39). В целом же в 1919 г. среди бурятской интеллигенции оформляется стремление объединить монголов в единое государство под покровительством атамана Г.М. Семенова и Японии. Для практической реализации замысла в конце февраля в Чите открывается съезд панмонголистов, принявший решение об образовании независимого федеративного “Велико-Монгольского государства” с включением Внутренней и Внешней Монголии, Барги и бурятских земель. Однако новое государственное образование не получило поддержки даже со стороны Японии, опасавшейся осложнений на международной арене (40).

Что касается областников, то в период колчаковщины, часть их в лице И.А. Молодых, М.П. Головачева, Н.Я. Новомбергского, А.Д. Баженова, Н.Н. Козьмина и др. свое видение проблемы инкорпорации Сибири в состав России изложили в “Декларации сибиряков-областников”, обнародованной в начале июля 1919 г. Они признавали, что “переходной формой российской власти до окончательной победы над большевиками и до создания Национального учредительного собрания, в интересах собирания разрозненных частей России, должна оставаться обладающая всей полнотой власти Верховная Государственная власть, осуществляемая Верховным Правительством”. Вместе с тем считалось своевременным поставить перед ней вопрос о создании сибирского областного управления с “законосовещательным органом по местным вопросам”. Наконец, сторонники движения перечислили местные вопросы, которые должны быть разрешены в ближайшее время. Они требовали “установления и защиты земельных прав старожилов-крестьян, казаков и инородцев, а равно хозяйственное устройство прежних переселенцев”(41).

Летом 1919 г. создается комиссия под председательством А.С. Белецкого-Белорусова для подготовки положения о выборах в обещанное А.В. Колчаком после победы над большевиками Национальное собрание. С ее деятельностью связана последняя из установленных нами попыток поставить вопрос об автономии Сибири. Заместителем председателя комиссии назначается Н.Н. Козьмин, которому поручалось проработать вопрос о сибирском областном представительном органе. Суть его предложений сводилась к учреждению Сибирской областной думы и Сибирского областного совета. Параллельно с ними исполнительная власть должна была принадлежать генерал-губернатору как представителю центральной власти и командующему войсками. Думу предполагалось избирать на четыре года лицами, родившимися в Сибири или прожившими в ней не менее пяти лет. Областной совет должен был избираться из представителей от губернских земств, казачьих войск, коренных народов, имеющих национальные организации. Треть его членов назначал генерал-губернатор (42).

Находясь в эмиграции после окончания гражданской войны, видные сторонники областничества М.П. Головачев, П.В. Вологодский, И.А. Якушев, И.И. Серебренников, И.К. Окулич и др. продолжили разработку концепции территориальной самостоятельности Сибири уже с учетом опыта советского строительства. Причем во всех разработках отвергался сепаратизм. “Мы, сибиряки,- подчеркивал И.К. Окулич,- неоднократно указывали, что ни о каком отделении от России мы не думаем, считаем себя русскими людьми, самостийничеству не сочувствуем, но определенно желаем быть хозяевами у себя на родине в Сибири”. Характерной чертой всех проектов был примерно одинаковый перечень полномочий органов регионального самоуправления, совпадающий с предложенным областниками еще в 1905 г. Различными в них были лишь подходы к организации общесибирских органов управления.

Например, И.К. Окулич в основу автономного устройства Сибири предлагал взять федеральную систему США, при которой законодательные функции принадлежали бы небольшому по численности парламенту (не более 100 человек). Исполнительную власть должен осуществлять всенародно избранный президент и ответственный перед ним Совет Министров. Местное самоуправление на уроне волости-губернии реализуют земские органы. В противовес ему, И.А. Якушев и И.И. Серебренников выдвигали модель парламентской республики во главе с Сибирской областной думой и ответственным перед ней Кабинетом министров. Независимые судебные органы должны возглавляться на уровне региона специальным присутствием правительствующего сената (43).

Собственно этим и можно завершить обзор попыток разработки оптимальной модели взаимоотношений Сибири и России в досоветский период.

Примечания

1. Российская газета. 1991. 11 окт.
2. Абдулатипов Р. Г., Болтенкова Л. Ф., Яров Ю. Ф. Федерализм в истории России. М., 1992. Кн. 1.
3. Вост. обозрение (Иркутск). 1885. 14 марта.
4. Ядринцев Н. М. Нужды и условия жизни рабочего населения Сибири (расследование о сибирской кабале, монополии и мироедстве) // Отеч. записки. 1876. № 12. С. 245.
5. Шашков С. С. Очерки Сибири в историческом и экономическом отношении // Библиотека для чтения. 1862. Т. 174. № 12. С. 54-55.
6. Шиловский М. В. К вопросу о колониальном положении Сибири в составе русского государства // Европейские исследования в Сибири. Томск, 2001. Вып. 3. С. 15.
7. Кулешов В. В., Крюков В. А. Экономическое развитие Сибири в ХХ веке (дискуссионные материалы). Новосибирск, 2000. С. 6.
8. Ириней Нестерович... // Русская старина. 1882. № 9. С. 574.
9. ГАРФ. Ф. 109. Оп. 1865. Д. 196. Л. 22; Шиловский М. В. Сибирские областники в общественно-политическом движении в конце 50-х - 60-х годах Х1Х века. Новосибирск, 1989; Он же. Дело сибирских областников 1865 г. // Изв. Омского гос. ист.-краевед. музея. 1998. № 6. С. 229-246.
10. ГАРФ. Ф. 109. Оп. 1868. Д. 8. Ч. 10. Л. 46.
11. Письма Г. Н. Потанина. Иркутск, 1987. Т. 1. С. 59; Он же. Воспоминания // Литературное наследство Сибири. Новосибирск, 1983. Т. 6. С. 210.
12. Восстание декабристов. Документы. М., 1958. Т. 7. С. 126.
13. Ященко А. С. Теория федерализма. Юрьев, 1912. С. 392.
14. Кокошкин Ф. Ф. Автономия и федерация. Пг., 1917. С. 14.
15. Сибиряков А. К вопросу об автономии Сибири // Сиб. жизнь (Томск). 1906. 19 янв.
16. Потанин Г. Н. Будущее сибирской областной тенденции // Сиб. жизнь. 1907. 6 июля.
17. См.: Шиловский М. В. Съезд Сибирского областного союза (август 1905 г.) // Социально-демографические проблемы истории Сибири ХVII - ХХ вв. Новосибирск, 1996. С. 45-52.
18. Право. 1905. 1 окт. С. 3253-3254.
19. ЦДНИИО. Ф. 300. Оп. 1. Д. 158. Л. 1; Вейсман Р. Л. Правовые запросы Сибири. Спб., 1909. С. 12.
20. Попов И. И. Проект положения о земских учреждениях в Сибири. Иркутск, 1905; Он же. Самоуправление и земские учреждения (по поводу введения земства в Сибири). М., 1905; Вост. обозрение. 1905. 2 сент.
21. Витте С. Ю. Перепутье (Записка Николаю II) // Новое время. 1994. № 32. С. 44.
22. Кабанов Н. Областное народоправие. М., 1917. С. 3, 4.
23. Учредительное Собрание. Стенографический отчет. Пг., 1918. С. 90.
24. ГАОО. Ф. 151. Оп. 1. Д. 14. Л. 8.
25. Серебренников И. И. Г. Н. Потанин и областничество // Изв. Иркутского отдела Общества изучения Сибири и улучшения ее быта. Иркутск, 1917. Т. 1. С. 129-130.
26. Победа Великого Октября в Сибири. Томск, 1987. Ч. 1. С. 248.
27. Нам И. В. Съезды национальных меньшинств Сибири (1917 - начало 1918 г.) // Октябрь и гражданская война в Сибири. История. Историография. Источниковедение. Томск, 1993. С. 86-89.
28. Подробнее см.: Шиловский М. В. Первый сибирский областной съезд (октябрь 1917 г.) // Вопросы истории Сибири ХХ века. Новосибирск, 1998. С. 42-57.
29. ГАНО. Ф. п. 5. Оп. 4. Д. 659. Л. 1, 3.
30. ГАТО. Ф. р-552. Оп. 1. Д. 7. Л. 16; д. 8. Л. 4, 6.
31. Там же. Д. 6. Л. 53, 60, 66-67.
32. Там же. Л. 79.
33. Там же. Д. 8. Л. 5.
34. Там же. Д. 10. Л. 56.
35. ГАНО. Ф. п. 5. Оп. 4. Д. 645. Л. 9-12.
36. История “белой” Сибири. Тезисы науч. конф. Кемерово, 1995. С. 166-167.
37. Алтайский луч (Барнаул). 1918. 7 авг.
38. Нам И. В. Самоорганизация национальных меньшинств Сибири в условиях революции и гражданской войны // История “белой” Сибири. С. 103.
39. Васильевский В. И. Забайкальская белая государственность. Чита, 2000. С. 93.
40. Ринчино Э.-Д. Великие державы и независимость Монголии (1919) // Ринчино Э.-Д. Документы. Статьи. Письма. Улан-Удэ, 1994. С. 112-120; Курас Л. В., Базаров Б. В. У истоков бурятской государственности // Сибирь: ХХ век. Кемерово, 1999. Вып. 2. С. 15.
41. ГАНО. Ф. П. 5. Оп. 4. Д. 648. Л. 2, 3.
42. Свободная Сибирь (Красноярск). 1919. 30 сент.
43. Шиловский М. В. Общественно-политическое движение в Сибири второй половины Х1Х - начала ХХ века. Областники. Новосибирск, 1995. С. 120-121.

Шиловский М.В. ,
д. ист. н., проф. НГУ

Впервые статья опубликована:
Шиловский, М.В. Областничество и регионализм: эволюция взглядов сибирского общества на пути инкорпорации Сибири в общероссийское пространство // Административно-государственное и правовое развитие Сибири XVII-XX веков. – Иркутск, 2003.

СИБИРСКОЕ ОБЛАСТНИЧЕСТВО. 1. Система взглядов части сибирской интеллигенции на прошлое, настоящее и будущее региона как специфическую область (территорию) в составе Российского государства.

2. Общественно-политическое и культурное движение, пытав­шееся пропагандировать и реализовать эти взгляды. Сибирское областничество проделало длительную эволюцию, развивая на разных этапах своей истории концепцию территориальной са­мостоятельности Сибири во главе с региональным представительным органом - Сибирской областной думой, наделенной комплексом полномочий, аналогичных компетенции штата в федеральной системе САСШ.

Как система взглядов областническая теория активно разрабатывалась сибиряками, видными учеными, ли­тераторами и общественными деятелями Г.Н. Потаниным , Н.М. Ядринцевым , С.С. Шашковым , М.В. Загоски­ным, В.И. Вагиным , А.В. Адриановым , В.М. Крутовским , Н.Н. Козьминым , И.И. Серебренниковым , М.Б. Шатиловым и другими. На формирование их взглядов большое воздействие оказали ссыльные декабристы , петрашевцы, вожди революционной демократии 1850-60-х гг., а также П.А. Словцов и А.П. Щапов . П.А. Словцов за­ложил традицию комплексного изучения региона, открыто выступил против уголовной ссылки , отдав предпочтение вольнонародной колонизации. А.П. Щапов с позиций земско-областной теории первым сформулировал кон­цепцию Сибири как особой области , в основе которой лежали федералистские идеи, базирующиеся не на национальном различии, а на особенностях расселения русского народа, его существования в разных природно-климатических условиях.

Дальнейшее развитие мировоззрения сторонников движения в конце 1850-х - начале 1860-х гг. связано с учебой части молодых сибиряков в вузах С.-Петербурга, Москвы, Казани. Исключительную роль в этом плане сыграло землячество сибирских студентов в С.-Петербурге (1859-63), объединявшее в разное время около 20 человек (Н. С. Щу­кин , Г.Н. Потанин , Н.М. Ядринцев , Н.И. Наумов , Ф.Н. Усов, С.С. Шашков , Н.М. и Е.М. Павлиновы, И.В. Федоров, И.А. Худяков , Н.Н. Пестерев, С.С. По­пов и др.). Первоначально их сходки не имели четкой направленности, но постепенно вырисовывался круг вопросов, который привлек общее внимание и был связан с Сибирью , ее колониальным положением в составе государства, ее будущим.

Основой формировавшейся областнической программы стала концепция Сибири как колонии и интерпретация процесса ее освоения (колонизации) как результата деятельности народных масс, их наиболее предприимчивых и вольнолюбивых элементов. Согласно концепции усилия народа не привели к поступательному развитию производительных сил региона, поскольку их результатами воспользовалось правительство, превратив этот регион в штрафную и экономическую колонию. Выход из сложившегося положения областники видели в развитии «мирской общественной предприимчивости», свободном переселении, «учреждении покровительства си­бирской торговле и промышленности», улучшении быта рабочих. Идеологи движения выступали против уголовной ссылки и произвола властей, ратовали за развитие об­разования и культуры, одними из первых поставили вопрос об открытии университета.

В 1863, возвратившись из Европейской России в Сибирь, областники развернули в Омске , Томске , Красноярске и активную пропагандистскую деятельность. После ареста ряда сторонников движения и изъятия у них в мае-июне 1865 рукописных прокламаций «Сибирским патриотам» и «Патриотам Сибири» в Омске была орга­низована специальная следственная комиссия по делу «Об открытии виновных в распространении в Сибири противоправи­тельственных прокламаций». Всего арестовано 59 человек, а общее число привлеченных к дознанию достигло 70-ти. Но установить авторов не удалось, и лишь «откровен­ное признание» Потанина послужило основанием для обвинения областников в сепаратизме и подготовке отде­ления Сибири от Российской империи. Следствие завершилось в ноябре 1865, но только в феврале 1868 заочно выносится приговор: Г.Н. Потанин получил 5 лет каторжных работ, большая часть остальных подлежала высылке в отдаленные уезды Архангельской и Вологодской губернии .

После амнистии, со 2-й половины 1870-х гг., областники активизируют пропагандистскую деятельность в созданных ими газетах «Сибирь», «Восточное обозрение», «Сибирская газета», публикуют теоретические статьи, организуют празд­нование 300-летия присоединения Сибири к России, приурочив к этому издание фундаментального труда Н.М. Ядринцева «Сибирь как колония». Изучая колонизацию региона, они пытались ответить на вопрос о причинах серьезного отставания в развитии Сибири в сравнении с колониями европейских государств (САСШ, Канада, Австралия), освоение которых началось примерно в одно время и сре­ди населения которых преобладали потомки выходцев из метрополии. Ответ сводился к установлению негативного воздействия штрафной колонизации и произвола приезжих чиновников.

В экономической сфере взгляды областников сводились к тому, что в Сибири не существует даже зачатков рыночных отношений. Областники были убеждены в возможности перейти к более справедливому общественному строю с помощью общины, кустарного и артельного производства, а впоследствии - кооперации . В рамках либерал, на­родничества они считали возможным осуществить свою программу посредством реформ (земской, судебной), разрешив свободное переселение и просветительскую деятельность.

Окончательное падение политического влияния, внутренний распад и разброд, переход на позиции правых сил и открытая поддержка колчаковской диктатуры означали катастрофу для большинства мелкобуржуазных организаций и группировок региона. Первыми из них к конце 1918 сошли с политической арены областники. В последующем их лозунг автоно­мии в различных модификациях (Земский собор, Сибирское учредительное собрание, Сибирское народное собрание и так далее) был использован антикоммунистическими объединениями в ходе массовых вооруженных выступлений 1920-22, в том числе на территории Дальневосточной республики .

В октябре 1922 во Владивостоке накануне эвакуации бе­лых и занятия города частями Наро́дно-революцио́нной а́рмии (НРА ) Дальневосто́чной Респу́блики (ДВР ) группа област­ников (А.В. Сазонов , В.И. Моравский, Г.И. Чертков, М.П. Головачев и других) провозгласила создание сибирского правительства, которое сразу же эмигрировало в Японию, сохраняя до 1925 статус «правительства в изгнании». В 1920-30-е гг. в Китае и Чехословакии, где оказались лидеры движения (И.А. Якушев, Е.Л. Зубашев , И.И. Серебренников , В.И. Моравский, М.П. Головачев), были предприняты попытки возродить Сибирское областничество как общественно-политическое движение, имеющее антисоветскую и сепаратистскую направленность. Политическая платформа областников нашла отражение в из­дававшихся ими в Праге и Харбине газетах и журналах «Вольная Сибирь», «Сибирский архив», «Сибирские вопросы» и «Наша газета». Областники в эмиграции развернули широкую культурную научно-просветительскую и издательскую деятельность, пробудив интерес к изучению экономики и ис­тории Сибирского региона у ряда крупнейших американских и европейских научных центров.

На протяжении всей своей истории Сибирское областничество в качестве альтернативы централизации предлагало децентрали­зацию, что должно было означать на практике участие регионов в национальной внутренней политике на федеративных началах, экономический федерализм и национально-культурную автономию.

Лит.: Аблажей Н.Н. Сибирское областничество в эмиграции. Новосибирск, 2003; Шиловский М.В. Политические процессы в Сибири в период социальных катаклизмов в 1917-1920 гг. Ново­сибирск, 2003; Он же. Сибирское областничество в общественно-политической жизни региона во второй половине XIX - первой четверти XX в. Новосибирск, 2008; Н.М. Сибирь как колония в географическом, этнографическом и историческом отно­шении. Новосибирск, 2003.

В начале 60-х годов XIX века сибирские областники считали, что проблему можно разрешить путем отделения и сибирской государственности по типу США, а затем предоставления региону автономии. Преодоление колониальной зависимости Сибири представлялось возможным за счет широкой общинной предприимчивости, стимулирования свободного переселения, ликвидации уголовной ссылки, «учреждения покровительства сибирской торговле и ценности», развития образования.

Летом 1865 года заговор сибирских сепаратистов был раскрыт. В Сибирском кадетском корпусе обнаружили прокламацию «патриотам Сибири». Было начато «дело об отделении Сибири от России и создания республики, подобной Соединенным Штатам», которое стало одним из крупнейших политических процессов в России. К следствию было привлечено 70 человек, из них 19 были осуждены к тюрьме и ссылкам.

В 1870 -90 годы XIX века областники продолжали наработку программы движения. Они считали, что в Сибири нет даже зачатков капиталистических отношений, и были убеждены в возможности перешагнуть к более справедливому прогрессивному общественному строю с помощью общины, кустарного, артельного производства, в начале XX века - посредством кооперации.

В рамках либерального народничества идеологи движения намеревались осуществить свою программу с помощью реформ (введение земства, гласного суда, свободы переселений) и просветительской деятельности. Параллельно с этим делались попытки обосновать специфику Сибири в географическом, социально - экономическом, этнографическом отношении, позволяющие выделить её в отдельную область (регион) Российского государства, а, следовательно, обосновать право на самоуправство и автономию.

Для пропаганды областнических идей в 70-90 годы XIX века создаются собственные периодические издания - «Сибирь», «Сибирская газета», «Восточное обозрение», «Сибирский сборник».

В 1880-1890-е годы областники активно выступали за учреждение в сибирском регионе местного (земского) самоуправления. В начале 20 века областники были разделены на две группы: областники - кадеты и областники - эсеры. В августе 1905 года в Томске прошел съезд Сибирского областного союза. Главной его целью стало объединение основных политических группировок региона под областническими лозунгами. В принятом документе «Основные положения Сибирского областного союза» подчеркивалось: «Составляя нераздельную часть России, участвуя наравне с другими частями России в общей системе государственного управления на началах народного представительства, Сибирь, как по своим историко- географическим, этнографическим и общественно - экономическим условиям, так и по чисто местным торгово-промышленным и сельскохозяйственным интересам, представляет обособленную область. Исходя из положения, что каждая область должна иметь право на самоуправление, мы заявляем, что Сибирь, в силу указанных условий и интересов, нуждается в организации областного самоуправления в форме Сибирской областной думы, самостоятельно решающей все местные нужды и вопросы хозяйственные, социально- экономические и просветительные». В ведение думы предлагалось передать:

• а) местное бюджетное право;
• б) народное образование;
• в) общественную безопасность;
• г) местные пути сообщения и тариф;
• д) народное здравие;
• е)распоряжение всеми землями области, составляющими часть дарственного фонда с лесами, водами и недрами;
• ж)составление порядка землепользования в связи с переселенческим вопросом;
• з) инородческий вопрос».

После Февральской революции 1917 года возникли организации областников- автономистов (Иркутск, Красноярск, Томск, Омск, Петроград, Новониколаевск и др.) Для разработки вопроса о будущем автономной Сибири, как писал И.И.Серебренник летом 1917 года, необходимо было положить начало внепартийному объединению демократических сил Сибири, что возможно осуществление учреждения Сибирского Союза или Сибирской лиги обществ - автономистов». В августе в Томске прошла конференция, которая приняла постановление «Об автономном устройстве Сибири» в рамках федерации с самоопределением регионов национальностей. Она также утвердила бело-зелёный флаг Сибири.

Но областникам, как оказалось, не удалось создать самостоятельное региональное объединение из-за явной недостаточности сил. К тому же население не поддержало областнические идеи. У областников не было четко сформулированной программы. Единственным коньком областников оставалсь идея об автономии. Да и по этому вопросу, как выяснилось на состоявшемся в октябре 1917 года томском областном съезде, нет единства взглядов, так как сторонники автономии разбились на автономистов и федералистов, не признающих Сибирь в качестве одной области и ратующих за её разделение на ряд областей.

В течение 1917 года под областническими лозунгами произошло объединение эсеров, кооператоров, земцев, меньшевиков, собственно областников под руководством эсеров, которые и руководили последующими мероприятиями, связанными с разработкой и реализацией на практике концепции автономии. Первый Сибирский областной съезд в Томске в 1917 г. принципиально высказался за автономию и избрал Сибирский областной совет, которому было поручено «изъявлять волю народа и действовать как власть в перерывах между съездами». Состоявшийся в конце 1917 г. чрезвычайный областной съезд принял решение создать Сибирское Учредительное собрание на основе «всеобщего, прямого, равного избирательного права».

Учрежденное 1-е сибирское правительство - Временный Сибирский областной Совет - возглавил Григорий Потанин, который к тому времени стал известным русским географом, ботаником, путешественником. Высшим законодательным органом «сибирского правительства» стала Сибирская Областная Дума в Томске. Дума начала работу 20 (28) января 1918 года. В неё вошли представители партии социалистов - революционеров, меньшевиков, областников, организаций коренных народов Сибири и переселенцев. Её председателем стал эсер И.А.Якушев.

Но уже через несколько дней председатель Томского совета рабочих и солдатских депутатов Н.Н.Яковлев разогнал Сибирскую Думу. Её деятельность была возобновлена после восстания чехословацкого корпуса.

Непосредственно в Западной Сибири под руководством эсеров весной 1918 года был подготовлен антибольшевистский мятеж, начавшийся в ночь на 26 мая 1918 года, в результате которого образовался так называемый Западно -Сибирский комиссариат.

С момента выхода Западно - Сибирского комиссариата из подполья вокруг него разгорелась острая борьба, в которую оказались втянуты областники.В июне 1918 года в Омске Комиссариат передал власть Совету Министров Временного Сибирского Правительства (ВСП). Очень быстро министры добились ликвидации «породившего» их Временного правительства автономной Сибири, собрали, а затем временно приостановили работу Сибирской областной думы. После Уфимского государственного совещания (сентябрь 1918 года) сибирское правительство перестало быть сибирским и трансформировалось во всероссийский Совет Министров при Директории, а затем при А.В.Колчаке.

Во всех этих событиях областники принимали активное участие, разбившись на сторонников «народоправства» и военно - бюрократической диктатуры. С приходом к власти Колчака все разговоры об автономии Сибири прекратились. К середине 1919 года сторонники движения сошли с политической арены.

С завершением Гражданской войны завершается и история сибирского областничества. Сторонники движения продолжили свою деятельность в эмиграции. Но тогда проблему автономии Сибири они разрабатывали с учетом опыта советского строительства.

Оценивать результаты деятельности сибирских областников достаточно сложно. Временами наибольшей их активности стали годы российских революций. Безусловно, областники многое сделали для социально - экономического и особенно культурного развития Сибири. Однако в условиях революций 1905-1907, 1917гг. и Гражданской войны сепаратисты оказались не способны стать объединяющей силой в Сибири, не смогли донести свои идеи до масс, что и предопределило их поражение.

Печатный аналог: Ремнев А.В. Западные истоки сибирского областничества // Русская эмиграция до 1917 года — лаборатория либеральной и революционной мысли. СПб., 1997. С. 142–156.

Период оформления идеологии сибирского областничества занял почти пятнадцать лет — с начала 60-х до середины 70-х годов XIX в. За это время ведущие теоретики областничества Н. М. Ядринцев и Г. Н. Потанин успели окунуться в студенческое движение в Петербурге, активно пропагандировали свои взгляды в газетах, журналах и открытых выступлениях в самой Сибири, стали главными фигурами в знаменитом процессе «сибирских сепаратистов» 1865 г. в Омске и оказались высланными под надзор полиции в северные губернии европейской части России. Наряду с бурной общественной деятельностью на эти годы приходятся и поиски теоретического обоснования областнического движения.

Безусловно, основой областнической теории стал собственно российский опыт, стихийно пробуждающий в среде сибирской интеллигенции местный патриотизм, эмоциональное восприятие всевозможных проявлений неравноправия в отношениях центра и окраины. Значительным было воздействие на областников господствующих в то время в русском освободительном движении народнических идей А. И. Герцена и Н. Г. Чернышевского, анархо-федералистских представлений М. А. Бакунина, земско-областной теории А. П. Щапова, исторических сочинений Н. И. Костомарова и даже вольнолюбивой поэзии Т. Г. Шевченко. В числе идейных предшественников обычно называют также ссыльных декабристов и петрашевцев, первого сибирского историка П. А. Словцова и др. Наиболее полное изложение российских и сибирских истоков областнических идей находим в книге М. В. Шиловского «Сибирские областники в общественно-политическом движении в конце 50-х — 60-х годах ХЕХ века» (Новосибирск, 1989).

Однако анализ публицистических статей, научных трудов и эпистолярного наследия идеологов сибирского областничества Н. М. Ядринцева и Г. Н. Потанина свидетельствует о значительном влиянии на формирование и эволюцию их взглядов истории западноевропейских колоний, политических и экономических теорий того времени. Через всю жизнь Ядринцев пронес свое увлечение Северо-Американскими Штатами и уверенность, что Сибири уготовано столь же прекрасное будущее. В 1893 г. он писал Потанину во время своей американской поездки:

«Пишу вам 4 июля — праздник независимости: представьте мои чувства… Сердце замирает, и боль и тоска за нашу родину. Боже мой! Будет ли она такою цветущей» .

Западные идеи и колониальный опыт в значительной мере стали для будущих областников толчком к осознанию колониального положения Сибири в составе Российской империи. Г. Н. Потанин прямо заявлял на следствии в Омске, что мысль об отделении Сибири проистекала из аналогии с историей Северной Америки и испанских американских колоний. Позднее он вспоминал о впечатлении, которое на него произвела статья ориенталиста И. Н. Березина о колониях, источником которой послужила книга немецкого экономиста Вильгельма Рошера . Из этой статьи Потанин «узнал, что колонии бывают торговые и земледельческие и что история последних обыкновенно оканчивается отделением от метрополии» . Статья Г. Г. Пейзына, о которой Потанин также упоминает в своих мемуарах, трактовала Сибирь еще и в качестве «штрафной колонии» . При этом Пейзын писал о протесте колоний против ссылки уголовников и упоминал о блестящем памфлете Франклина против ссылки. В одном из писем 1862 г. Потанин восклицал: «Теперь нам нужны Джефферсоны, Франклины…» .

В письме к своему соратнику А.Д. Шайтанову в апреле 1863 г. Г. Н. Потанин развернул целую программу идейного воспитания областника:

«Переворот умов (в Сибири) и пополнение пустоты в (сибирских) головах — вот роль, нам предстоящая. А потому рядом с изучением материализма изучайте социальные доктрины и занимайтесь чтением исторических и публицистических сочинений, изучайте законы революции и реакции и политических переворотов, клонящихся как к объединению народностей, так и к сепаратизму, и главное при этом чтении — приравнение ко всему прочитанному судеб нашей родины — Сибири. Тогда чтение Ваше будет плодотворно и создаст из вас красного сепаратиста» .

Этим объясняется пристальный интерес родоначальников областничества Ядринцева и Потанина к западным социальным и экономическим теориям. Список западных авторов, чьи имена обильно рассыпаны по их сочинениям и письмам, весьма внушителен. Это П.-Ж. Прудон и Луи Блан, А. Сен-Симон, Г.-Ч. Кэри, К. Маркс, В. Рошер и А Леруа-Болье. В сочинениях Д. Дрепера о колонизации в Америке они ищут подкрепление своим мыслям о влиянии климата на развитие Сибири, ее населения.

Интерес к западным идеям диктовался прежде всего необходимостью дать научное обоснование так называемых «сибирских вопросов». В перечне тем, интересовавших областников, безусловно, на первом месте стоял вопрос колониальный. Потанин писал 21 мая 1872 г. Ядринцеву:

«Вопрос о колониальной политике для меня самый первый, и в нем я совершенный профан и брожу всегда не при свете европейской науки, а при свете масляной лампы, которая чадит в моем собственном мозгу» .

В 80-е годы XIX в. областники активно пропагандировали достижения западной колониальной науки на страницах своего печатного органа — в газете «Восточное обозрение». В своей книге «Сибирь как колония» Ядринцев приводит солидный список статей по колониальному вопросу, помещенных в «Восточном обозрении» . Газета внимательно следила и за изучением колониального вопроса на Западе, перечисляя специальные европейские колониальные журналы.

В 1884 г. в двух номерах «Восточного обозрения» под псевдонимом «Колонист» Ядринцев поместил статью «Переписка между колонией и метрополией», в которой, опираясь на теорию Рошера, отмечал целый ряд характерных черт, роднивших Сибирь с земледельческими колониями европейских государств . В Сибири, как и в Америке или Австралии, особо подчеркивал он, нет аристократии и жестко разделенных сословий, все чувствуют себя равноправными. Правда, признает Ядринцев, как и янки, сибиряк грубоват, недостаточно образован, но зато в нем развито чувство собственного достоинства. Погоня за наживой, свойственная всем колониям, приводит к господству материальных интересов, к тому, что «все ценят копейку и больше ничего». Царство капитала порождает массу злоупотреблений, бессердечность, безнравственность. Но в колониях человек обретает свободу, здесь общество предоставляет всем равные возможности в поисках счастья. Решившийся покинуть свою родину колонист представляет собой человека недюжинного, полного энергии и дарований. «Действительно, — утверждает Ядринцев, — крестьянство в Сибири развязнее и смелее, его храбрость и отвагу развивает здесь еще более странствование по пустыням и лесам, оно очень находчиво и выработало в себе много качеств и развернуло свои способности на свободе. Промышленник здесь также заражен авантюризмом, он исколесил Сибирь, бывал на Камчатке, на Курильских островах, в Китае и т.д.» . Сибирь, подобно Америке для европейца, пробудила в русском человеке дух предприимчивости. Упоминает он и о сибирских раскольниках, как бы подчеркивая аналогию с английскими пуританами, заселявшими Вирджинию. Сибирский крестьянин все больше и больше перестает походить на своего российского собрата. Он менее заражен суевериями и предрассудками, более восприимчив к нововведениям и даже стремится перенять городскую моду в одежде и быту. И это, не забывает напомнить Ядринцев, черта всех колоний. Даже «понижение русской расы» вследствие смешения с сибирскими аборигенами ему представляется похожим на процесс метисизации в Латинской Америке. Для доказательства основного тезиса в ход идут примеры об уголовной ссылке, случаях рабства, хищнической разработки золота и т.п. Кроме этнографических и социально-экономических черт, Ядринцев обращает внимание и на методы колониальной политики самодержавия по отношению к Сибири. Ссылаясь на классическое определение экономической зависимости колонии от метрополии А. Смита, он как бы подытоживает: «На этих отношениях зиждется главная суть внутренней колониальной жизни, и при посредстве их устанавливаются чувства, расположение и неразрывность связей, которые отражаются в последующей исторической жизни» . Выявление аналогии Сибири и европейских колоний явно необходимо идеологу сибирского областничества, чтобы еще раз напомнить правительству о необходимости удовлетворять сибирские нужды и намекнуть об опасности колониального сепаратизма в случае забвения интересов своих колонистов.

Однако, осуждая колониальную политику по существу, областники не могли игнорировать ее положительное воздействие. Когда Г. Е. Благосветлов предложил С. С. Шашкову, товарищу Ядринцева по ссылке, «обругать рыжих варваров» (английских колонизаторов), то последний неожиданно вступился за них:

«За что ругать? За то, что их колонизаторские таланты создали Америку и Австралию? За то, что Новой Голландии, мысу Д. Надежды и Канаде дана конституция, за то, что в Индии они строят университет и избороздили ее железными дорогами?» .

Находясь под общим впечатлением идей материального прогресса, они признавали, что без вмешательства метрополии развитие колоний продвигалось бы крайне медленно. Дело, по их мнению, не в колониальной политике вообще, а в ее правильной организации и направленности. Не случайно Ядринцев в одном из писем к Потанину отмечал: «Обличая Англию, мы должны помнить, что ее политика была все-таки прогрессивнее многих государств, как, например, Испании». Не случайно в 1872 г. Ядринцев пишет, а затем публикует в журнале «Дело» «Очерки английской колонизации». В том же году Потанин печатает в петербургской газете «Неделя» статью «Где наш рынок сырья?», содержавшую развернутый анализ истории правительственной политики по отношению к Сибири. Вывод, сделанный им, весьма неутешителен:

«Несмотря на то что отношение России к ее колониям переходило фазы, аналогичные с теми, чрез которые прошла история колониальной политики и на Западе, есть, однако же, основания более верить, что эти аналогии явились без определенного плана, которого бы держалось правительство, что они были неизбежным результатом хода самих обстоятельств» .

Вот почему и впоследствии областники упрекали правительство в том, что оно не смогло выработать какой-то четко осознанной колониальной системы и не умело пользоваться Сибирью .

Этим объясняется и сложное отношение областников к намеченному строительству Сибирской железной дороги, которая грозила окончательным закреплением Сибири в качестве рынка сырья. Но, по их мнению, дорога несомненно ускорит колонизацию края, будет содействовать ввозу знаний, изобретений и капитала. Рассуждения о колониальной политике Ядринцева вполне опровергают взгляд на областников только как на сепаратистов и антиколониалистов. Возражая против такого огрубления их позиций, Ядринцев разъяснял:

«Представьте невежественную территорию обособленной, она более проиграет, чем выиграет за неимением сношений. Связь колоний с метрополией имеет поэтому свой смысл, и чем колония неразвитее, тем потребность в этой связи должна быть сильнее. Невежественная страна умрет с голоду, погрузится в застой, она станет Монголией, Китаем. — Но, помилуйте, ведь барыши слишком громадны за это обучение, за принесение „части знаний“, эти барыши стоят и плоти, и крови. Что делать, плата за ученье велика, как запрос бесцеремонного учителя, но лучше платить дорого, чем остаться совсем без ученья и образования» .

В этом же духе Ядринцев предлагал трактовать и вопрос о положении коренных народов колоний. Он призывал не ограничиваться только обличением действий колонизаторов. «Вопрос об ограничении инородческих земель, сужения их пастбищ и мест охоты, — писал в 1872 г. Ядринцев Потанину, — есть неизбежный вопрос колонизации и цивилизации. Что делать, ежели инородцы с этим не могут примириться. А колонизация без этого немыслима» . Очевидно, что вывод напрашивался из изучения обширной литературы о положении тасманийцев, американских индейцев и других народов. Ядринцев признает, что существуют «естественные» причины вымирания коренных народов, к которым он прямо относит негативные последствия цивилизации края. По его мнению, если «инородец стоит в этих вопросах поперек дороги и не сдается, колонист не виноват» . С колонизацией, считал он, неизбежно связаны такие негативные последствия, как болезни, которые смертельны для «инородцев», упадок традиционного хозяйства и даже голод, «психические потрясения и гнетущие аффекты». Такого рода очевидные противоречия в своих воззрениях Ядринцев объяснял тем, что в колониальном вопросе он строит «антитезы по Гегелевско-Пьер-Жаковскому методу».

Сложно разрешался в теоретических построениях областников и экономический аспект колониального вопроса. Будущее Сибири они неразрывно связывали с ее промышленным развитием. Ядринцев с явным удовольствием сообщает Потанину, что в лице Мальтуса он «отыскал нового друга Сибири», так как он доказывает, что Сибирь страдает от своего избытка сырья . Только развитие собственной промышленности повысит ценность труда и позволит Сибири сбросить «мануфактурное иго» Москвы. Поэтому областники были готовы мириться с капитализмом во имя промышленного подъема Сибири. «Итак, мануфактуры и мануфактуры, — взывал Ядринцев, — хоть бы при капиталистическом хозяйстве, вот средство поднять страну». Не стоит замыкаться только на изображении «темных сторон фабричного труда» и забывать о его культурном значении, под его воздействием складывается и новое миросозерцание, и более цивилизованные общественные отношения.

В Сибири не нужно бояться буржуазии, важно привлечь ее к выполнению регионально-значимых задач. «Ее роль, — добавлял Ядринцев, — будет собрать народ, устроить учреждение мануфактуры, а лучшая организация впоследствии зародится уже в этом учреждении, как новая потребность» . Пока же важно соединить организационные и финансовые возможности буржуазии с народными потребностями. «Сила в единении!», — провозглашал он. Час войны с буржуазией в Сибири еще не пробил. У нас буржуазные инстинкты значительно слабее западноевропейских, к тому же они должны приносить пользу «молодым странам, отождествляясь с мотивом предприимчивости» . Задача областнически настроенной интеллигенции на этот период: содействовать и указывать буржуазии на ее культурную миссию — образование промышленности. Демократическая интеллигенция вместе с народом в Сибири не допустит образования денежной аристократии. Ведь сибирское общество, демократическое по своей сути, объяснял Ядринцев, походит на Северо-Американские Штаты. Только тогда, когда промышленность будет создана, следует взяться за ограничение буржуазии и «начать эмансипацию городского рабочего».

Важным инструментом становления экономической самостоятельности Сибири должна стать тарифная политика. Критикуя протекционизм, приносящий пользу только метрополии, областники осторожно относятся и к принципу свободной торговли. Сибирь, не имеющая своей промышленности, полагал Ядринцев, нуждается в большем, чем просто протекционизм, ей необходим «промышленный патронаж». Даже протекционистскую систему Г. Ч. Кэри Ядринцев находил узкой и несовершенной. Он требовал от правительства государственной опеки во имя экономического освоения Сибири. Эта политика должна быть направлена, во-первых, на ускоренную колонизацию края; во-вторых, на развитие технического образования и, в-третьих, на «содействие основанию заводской промышленности нравственным влиянием, путем технических съездов и обществ, литературы и т.п.».

Наряду с историей колоний и колониальной политики областники обращаются к изучению вопроса о положении провинции в Европе, прежде всего во Франции, Англии и Швейцарии. Ядринцев посвящает ему специальную статью «Судьбы провинции и провинциальный вопрос во Франции», в которой приходит к весьма знаменательному выводу: «Какой ужасный пример представила Франция с ее централизованной провинцией». Именно централизация привела Францию к поражению во франко-прусской войне и к революции. Даже меры децентрализации, проводимые во Франции, как замечал Ядринцев, — все из того же Парижа, подразумевают лишь «усиление власти префектов, т.е. увеличение административной опеки над провинциею». Провинциальная реформа, заключает он, «должна родиться из нечто живого в народе и в самой провинции» . Следуя «по стопам Пьера-Жака» (Прудона. — А.Р.), Ядринцев становится одним из наиболее заметных русских защитников и теоретиков децентрализации. Приверженность к централизму — безразлично, к самодержавному или «якобинскому», — одинаково претила областникам. В этом был один из серьезных пунктов их разногласий со многими российскими революционерами-демократами, такими как Г. Е. Благосветлов или Н. В. Шелгунов. В трудах областников провинциальная тема поднимается до высоты идейного осмысления.

Однако западный опыт, прежде всего Америки, отвращал областников от абсолютизации многих теоретических положений. Они понимали, что любая страна как естественный организм должна пройти определенные стадии развития. Поэтому вопросы, поднимаемые в Сибири, представляются им не только чисто территориальными, вызванными природными и прочими условиями, они приобретают общеисторический характер. Чрезмерная децентрализация должна умеряться централизованными мерами (к этому уже пришли в США), так же как развитие промышленности выдвигает на первый план социальные проблемы. Но Сибирь еще не доросла до этого, не успела воспользоваться ни плодами децентрализации, ни выгодами промышленности. В этой связи Ядринцев остроумно заметил, что всякое блюдо за столом подается в определенной последовательности. Европейцы и американцы уже отобедали и пьют кофе, и поэтому предлагать им снова селедку было бы неразумно. «Мне кажется, — замечает он в письме к Потанину, — что наш промышленный вопрос — тоже селедка. Не развивайте своих мануфактур, не ешьте селедки, от нее стошнит. — Да, хорошо вам, милостивый государь, это говорить, когда вы уже покушали, а я еще не отобедал, да и не закусывал» .

Ядринцев определял цель своих теоретических поисков в колониальном вопросе следующим образом: «Из всех отрицательных сторон европейской колонизации я составил положительный идеал колонии и начал отыскивать ее» . Его явно не устраивают некоторые тенденции в английской колониальной политике. Он решительно возражает против продажи земли большими участками, что приведет к обезземеливанию массы колонистов и необходимо потребует создания если не рабов, то батраков. Да и принцип свободы торговли, провозглашенный Англией, полагал Ядринцев, «в руках буржуазов то же, что железная дорога и машины для эксплуатации рабочего» .

Новую колониальную политику Англии он называет политикой утонченной эксплуатации. Дав колониям самоуправление, метрополия отстаивает экономическую зависимость. Другой важный вывод, к которому приходит Ядринцев в результате изучения эволюции британской колониальной системы, это то, что существует непосредственная связь между капиталистическим характером промышленности метрополии и отношением ее к колониям. Только социальная реформа в самой Англии, по его мнению, способна привести к окончательному устранению экономической эксплуатации колоний. Экономическое неравноправие есть последняя стадия эксплуатации колоний, за ней неизбежно должна последовать общая перемена в международных отношениях на началах равенства и свободы. Вот тогда, заключает Ядринцев, «колониальная политика является одною из благороднейших форм взаимной дружбы, помощи и обмена услуг у равных родственных наций между равными» . В этой радужной перспективе, рисовавшейся областниками, можно увидеть явное влияние Луи Блана .

Социальное значение этим теоретическим построениям придавало изучение разного типа общин в России и на Западе. По мнению Потанина, прямые аналогии Сибири и Северо-Американских Штатов не всегда корректны. Они отличаются не только в отношении связи с метрополией, но и самим духом. Залог будущего развития Сибири он видел в общинном, артельном начале. Для него было чрезвычайно важно указать на ту разницу, которая существовала между сибирской и американской колонизацией. Если в Северной Америке, доказывает Потанин, земля была объявлена собственностью «папы или государства», то Сибирь народ заселял «на доисторический манер». Поэтому в Сибири и должна была необходимо сложиться община — ведь земля осталась «свободною, незакрепощенною ни за собственниками, ни за государством» .

В Центральной же России община искорежена крепостничеством, ее разрушает все усиливающийся индивидуализм. «Известно, что колонии, — подводит под свои рассуждения Потанин теоретическую основу, — всегда развивают те начала, которые зародились в метрополии, но не могли найти достаточно широкого применения. Закон этот подтверждается на тех же Северо-Американских Штатах… Ежели Американские Штаты явились осуществлением лучших принципов, выработанных наукою XVIII века, то Сибирь как новейшая колония может усвоить лучшие передовые результаты науки XIX века» . Для областников община представлялась клеткой, которая «решает судьбу народов». По словам Ядринцева, «областной вопрос не потерял своего значения, он приобрел еще большее, точно так же, как и общинный, вопросы общин и кантонов, как семя государственной жизни» . Эта фраза напрямую перекликается с выводом Алексиса де Токвиля о том, что община — «это основа основ управления обществом». Именно в ней, полагает Токвиль, американский гражданин приобщается к управлению, привыкает к установившемуся порядку, получает ясное представление о природе своих обязанностей и объеме своих прав . У англичан и американцев, по мнению областников, «сельская община дышит жизнью и научена selfgovernment’oм к коалиции и ассоциации». Именно из общины органически вырос и сам принцип федерализма. При помощи общины, считал Ядринцев, можно решить целый комплекс проблем — от колониальных до социальных. Нужно поэтому не только сохранять общину от разрушающего индивидуализма, но важно придать ей новое направление в развитии. Она должна при благоприятных обстоятельствах предоставить возможность более удобного перехода к новым формам цивилизации. Разрушительные тенденции затронули сибирскую общину в меньшей степени, чем российскую. Община должна сделать шаг от общинного земледелия к общинному хозяйству. Именно Сибирь, полагал Потанин, должна совершить этот переход, в этом ее мировое значение . «Не понимаю, — писал по этому поводу Потанин, — почему мы должны проходить тот же путь с Европой? Почему старый кирпич не может пригодиться в новом здании?… Я так думаю, что этот кирпич можно рекомендовать вставить в алюминиевый дворец» . В этом же можно усмотреть влияние Прудона с его идеями синтеза общности и собственности, идеализацией мелкой собственности и организацией свободных ассоциаций. «В ассоциативном движении, как в море ключи, находят свой конец все социальные вопросы: и рабочий, и женский, и педагогический, и колониальный». При этом Потанин называет еще одного западного пророка: «Сен-Симон — это Прометей будущего» .

От общинной организации жизни областники шли к выяснению социальной и хозяйственной роли кооперации. Следует отметить, что теории кооперации были весьма популярны в то время благодаря Чернышевскому, западноевропейским социалистам, особенно Луи Блану. Но в отличие от них областники стремились применить кооперативные формы организации труда к делу колонизации окраин. Поэтому они так настойчиво собирают и изучают опыт кооперации в английских колониях в Канаде и Новой Зеландии.

Но отношение к общине у областников никогда не было самодовлеющем (в большей степени у Ядринцева, чем у Потанина, который был явно сильнее увлечен народническими доктринами). Общиный вопрос они всегда соединяли с областничеством. Для них этот синтез был своего рода фундаментом. В связи с этими задачами коренным образом должна измениться и роль интеллигенции. Она должна перестать быть космополитичной и больше интересоваться народной жизнью. Ядринцев упрекает интеллигенцию в беспочвенности, «ее мечты обширны, но практически деятельность ничтожна и неосуществима, ее взгляды носят централизаторскую подкладку, все сводится к одному плану, к одной мере, выходящей из центра, но никто не думает заняться воспитанием народа, между тем как только в этом воспитании лежит прочность учреждений и сила реформы». Жизнь не может быть преобразована по одному плану и разом, «для этого нужна долгая подготовка и восприятие идей в массах» . Только с такими проводниками России «не потребуется дорабатываться своими силами, к чему пришла Европа, ей останется только взять и привить лучшее» .

Областники попытались свести социальный, колониальный и децентрализационный вопросы в одну общую теоретическую систему. Ядринцев ставил себе в заслугу, что ему удалось «вывести на свежую воду колониальный вопрос», который он соединил с внутренним развитием метрополии и связал с вопросом социальным. «Я свел, таким образом, — заключал Ядринцев, — как и в ссыльном вопросе, частный колониальный интерес на очную ставку с общечеловеческим интересом и призвал в свидетели и судьи мировой прогресс».36 Этим объясняется обращение Ядринцева к «децентрализационному букварю» Алексиса де Токвиля, федералистским идеям П.-Ж. Прудона, экономическим трудам А. Смита, Г.-Ч. Кэри, К. Маркса, Д. Милля и др.

Напряженный теоретический поиск у областников перманентно окрашен особым чувством сибирского патриотизма. Образно характеризуя период западного ученичества русской интеллигенции, Ядринцев вспоминает сказку о мальчике Карыме, у которого было много учителей и которого учили разным наукам, но он все же не знал, что делать. Но появился еще один учитель, научивший его немногому: любви. И только тогда его знания получили практическое приложение. Поэтому Ядринцев выступал против забвения патриотизма, который на Западе отодвинут стремлением к «эмансипации труда». Его раздражало повальное увлечение русской молодежи этой «религией передовой Европы». С явным неудовольствием он отмечал, что молодежь излишне европеизировалась и «безусловно слушает каждое слово учителей Запада и повинуется» . Патриотическая и национальная идея областникам кажется для Сибири более актуальной, чем «борьба с капиталом», потому что она содержит часть идеала человеческого развития — автономию. Отсюда совершенно понятно восторженное отношение Потанина к национальным чувствам швейцарцев: «Такой колоссальный патриотизм у такого маленького общества» .

Для идеологов областничества было важно отыскать формулу соединения сибирского патриотизма с общечеловеческим стремлением к свободе и справедливости. Но в этой теоретической конструкции все же именно патриотизм был той почвой, на которую только и можно переносить современные идеалы. В письме к Потанину в 1873 г. Ядринцев писал:

«Идеалы общечеловеческого развития воспримутся, они носятся в современном воздухе, они пройдут и в зарождавшуюся национальность, но им надо дать почву, надобно зародить пламенную патриотическую любовь к своему народу» .

Вот почему областники одинаково противостояли унифицирующей централизации как царской бюрократии, так и «космополитов-идеалистов» из революционного и либеральных лагерей. Луи Блана, одного из западных апостолов российских социалистов, они считали безнадежно устаревшим. Приговор Ядринцева звучит категорично: «Луи-Бланизм умер вместе с его творцом…, доктрина, внесшая частичку света, стала ныне консервативной и кончила служение, она стала непрактичной, так же как ее централизаторская государственная подкладка» . Когда западные социальные доктрины начали противоречить сибирскому патриотическому чувству, областники без колебаний отказывались от них, внося свои, порой существенные, коррективы.

Так, Ядринцев сетовал, что постоянно натыкается на «косяк космополито-социального вопроса, выработавшего свой шаблончик». К. Маркс утверждал (и «говорят, хорошо», признавался Ядринцев), что эмиграция из метрополии вредит ей с точки зрения экономического развития, но это явно противоречило установке областников на расширение колонизации . Потанин же предлагал вступить в полемику с Марксом, доказывая, что «удерживать от колонизации, мало того, просто не поощрять колонизацию, значит создавать в одной части земного шара эксплуататорский центр». Напротив, предлагает он, «не только русский центральный капитал должен сделать ссуду нашему Востоку, но даже и Англия, если только она хочет быть гуманною нацией XIX века» . На примере областников отчетливо видно, что российские общественные деятели весьма утилитарно обращались с западными идеями, и когда они их не устраивали вполне, без колебаний надстраивали над ними свои теории, применяясь к российской действительности. Областническая идеология представляла собой ориентированный на Сибирь сложный сплав российских социально-мессианских надежд с западными социальными доктринами. Из многообразия западных учений шел целенаправленный отбор только того, что соответствовало идейным ожиданиям областников. Это была еще и попытка не только воспринять западные идеи и опыт, но и стремление развить свое, во многом оригинальное, учение о путях развития Сибири. Потанин так формулировал свое отношение к западной науке: «Нужно переводить с иностранного не на язык, этого недостаточно, а на формы русской жизни, на формы русского чувства» . В этом заключается еще один аспект проблемы «Россия и Запад».

ПРИМЕЧАНИЯ

1. Цит. по: Сесюнина М. Г. Г.Н.Потанин и Н. М. Ядринцев — идеологи сибирского областничества (к вопросу о классовой сущности сибирского областничества во второй половине XIX в.). Томск, 1974. С. 93.
2. Березин И. И. Метрополия и колония // Отечественные записки. 1858. № 3–5.
3. Потанин Т. Н. Воспоминания // Литературное наследство Сибири. Новосибирск, 1983. Т. 6. С. 80.
4. Пейзын Г. Г. Исторический очерк колонизации Сибири // Современник. 1859. № 9.
5. Письма Г. Н. Потанина. Иркутск, 1987. Т. I. С. 58.
6. Там же. С. 65–66.
7. Там же. С. 92.
8. Ядринцев Н. М. Сибирь как колония. СПб., 1982. С. 698–720.
9. Восточное обозрение. 1884. 13 сент. и 4 окт.
10. Там же. 1884. 4 окт.
11. Там же.
12. Письма Н.М.Ядринцева к Г. Н. Потанину. Красноярск, 1918. Вып. 1. С. 24–25.
13. Неделя. 1872. № 39–40.
14. Европейская колониальная политика и русские на Востоке // Восточное обозрение. 1889. 20 авг.
15. Письма Н. М. Ядринцева к Г. Н. Потанину. С. 52.
16. Там же. С. 85.
17. Там же. С. 86.
18. Эту же мысль Н. М. Ядринцев повторил на страницах газеты «Неделя» (Неделя. 1873. 4 февр.).
19. Письма Н. М. Ядринцева к Г. Н. Потанину. С. 113.
20. Там же. С. 141.
21. Сборник избранных статей, стихотворений и фельетонов Николая Михайловича Ядринцева. Красноярск, 1919. С. 153–154.
22. Письма Н. М. Ядринцева к Г. Н. Потанину. С. 200.
23. Там же. С. 87.
24. Там же. С. 37.
25. Там же. С. 38.
26. Письма Г. Н. Потанина. Т. 1. С. 99–100.
27. Там же. С. 97.
28. Государственный архив Омской области. Ф. 3. Оп. 15. Д. 18753. Л. 8–9.
29. Письма Н. М. Ядринцева к Г. Н. Потанину. С. 76.
30. Токвилъ А. Демократия в Америке. М., 1992. С. 71, 79.
31. Письма Н. М. Ядринцева к Г. Н. Потанину. С. 120.
32. Письма Г. Н. Потанина. Т. I. С. 120.
33. Там же. Иркутск, 1988. Т. 2. С. 101.
34. Письма Н. М. Ядринцева к Г. Н. Потанину. С. 71.
35. Там же. С. 70.
36. Там же. С. 38.
37. Там же. С. 179.
38. Письма Г. Н. Потанина. Т. 2. С. 79.
39. Письма Н. М. Ядринцева к Г. Н. Потанину. С. 180.
40. Там же. С. 75.
41. Там же. С. 192–193.
42. Письма Г. Н. Потанина. Т. 1. С. 150.
43. Там же. Т. 2. С. 75.

Поддержите нас

Ваша финансовая поддержка направляется на оплату хостинга, распознавание текстов и услуги программиста. Кроме того, это хороший сигнал от нашей аудитории, что работа по развитию «Сибирской Заимки» востребована читателями.