Беркли отрицал существование материи потому что. Смысл и значение философии джорджа беркли. Учение Беркли о познании

Джордж Беркли (1685-1753) приобрел значение в философии своим отрицанием существования материи – отрицанием, которое он подкреплял рядом остроумных аргументов. Он утверждал, что материальные объекты существуют, только будучи воспринимаемыми. На возражение, что в таком случае дерево, например, перестало бы существовать, если бы никто не смотрел на него, он отвечал, что Бог всегда воспринимает все; если бы не существовало Бога, тогда то, что мы считаем материальными объектами, имело бы скачкообразную жизнь, внезапно возникая в тот момент, когда мы смотрим на них; но так уж сложилось, что благодаря восприятию Бога и деревья, и скалы, и камни существуют столь постоянно, как и полагает здравый смысл. Это, по его мнению, и является веским аргументом в пользу существования Бoга. Лимерик Рональда Нокса так излагает теорию Беркли о материальных объектах:

Жил да был молодой человек, который сказал:

«Богу должно показаться чрезвычайно забавным,

Если он обнаружит, что это дерево

Продолжает существовать

Даже тогда, когда нет никого во дворе».

Дорогой сэр,

Ваше удивление странно:

Я всегда во дворе,

И вот почему дерево

Будет существовать,

Наблюдаемое

Вашим покорным слугой

Беркли был ирландцем и в возрасте 22 лет стал преподавателем колледжа св. Троицы в Дублине. Он был представлен ко двору Свифтом, а Ванесса Эстер оставила ему половину своего состояния. Он составил проект колледжа на Бермудских островах, в целях осуществления которого и поехал в Америку, но, проведя там на Род-Айленде три года (1728-1731), он возвратился на родину и отказался от этого проекта. Он был автором хорошо известных слов: «Развитие империи направлено к западу», – вследствие чего именем Беркли назван городок в Калифорнии. В 1743 году он стал епископом в Клойне. В последующие годы своей жизни он отказался от философии из-за увлечения дегтярной настойкой, которой приписывал чудесные медицинские свойства. Он писал о дегтярной настойке: «Она дает веселье, но не опьяняет», – характеристика, знакомая нам по описанию воздействия чая, данному впоследствии Каупером.

Все его лучшие работы написаны в то время, когда он был еще совсем молодым человеком: «Опыт новой теории зрения» – в 1709 году, «Трактат о принципах человеческого познания» – в 1710 году, «Три разговора между Гиласом и Филонусом» – в 1713 году. Его работы, написанные после 28-летнего возраста, менее значительны. Он весьма привлекательный писатель, обладающий изящным стилем.

Его аргументы против материи наиболее убедительно излагаются в «Разговорах между Гиласом и Филонусом». Из этих разговоров я намереваюсь рассмотреть только первый и самое начало второго, так как все, что сказано потом, мне кажется менее важным. В той части работы, которую я рассмотрю, Беркли выдвигает действенные аргументы в пользу некоего важного вывода, хотя и не совсем в пользу того вывода, который, по его мнению, он доказывает. Он думает, что делает доказательным утверждение реальности духовности, но что он доказывает в действительности, так это то, что мы воспринимаем качества, а не вещи, и что качества относительны к воспринимающему субъекту.

Начну я с некритического изложения того, что мне кажется важным в «Трех разговорах», затем я перейду к критическому анализу и, наконец, изложу свое мнение по затронутым проблемам в той мере, как я их представляю.

Действующих лиц в «Трех разговорах» два. Гилас, который отстаивает общепринятые взгляды научно образованного человека того времени, и Филонус, который есть Беркли.

После нескольких дружеских замечаний Гилас говорит, что до него дошли странные слухи о взглядах Филонуса о том, что он не верит в материальную субстанцию. «Может ли быть что-нибудь, – восклицает он, – более фантастическим, более противоречащим здравому смыслу или более явным примером скептицизма, чем думать, будто материя не существует!» Филонус отвечает, что он не отрицает действительности чувственных вещей, то есть тех, которые непосредственно воспринимаются чувствами, но что мы не видим причин цветов или не слышим причин звуков. Оба согласны, что чувства не дают выводов. Филонус указывает, что посредством зрения мы воспринимаем только свет, цвет и фигуру, посредством слуха – только звуки и т. д. Следовательно, кроме чувственных качеств, не существует ничего чувственного, и чувственные вещи являются не чем иным, как чувственными качествами или комбинацией чувственных качеств.

Затем Филонус предпринимает попытки доказать положение, что «реальность чувственных вещей состоит в том, что они воспринимаются», в противовес мнению Гиласа о том, что «существовать – одно, а быть воспринимаемым – другое». Тезис о том, что чувственные данные являются психическими, Филонус подкрепляет подробным рассмотрением различных чувств. Это рассмотрение он начинает с рассмотрения теплоты и холода. Чрезмерное тепло, говорит он, является страданием, а страдание должно существовать в воспринимающем его разуме. Поэтому теплота – явление психическое. Подобный же аргумент применяется к холоду. Это подкрепляется знаменитым аргументом о теплой воде. Когда у вас одна рука горячая, а другая – холодная, опустите обе в теплую воду, и одна из них почувствует холод, а другая – тепло; но вода одновременно не может быть теплой и холодной. Это обезоруживает Гиласа, который признает, что «тепло и холод – только ощущения, существующие в нашей душе». Но он с надеждой указывает на то, что остаются другие чувственные качества.

Далее Филонус анализирует вкусовые ощущения. Он указывает, что сладкое на вкус – удовольствие, а горькое – страдание и что удовольствие и страдание – явления психические. Подобные же аргументы применяются к запахам, так как они либо приятны, либо нет.

Гилас предпринимает энергичное усилие спасти от критики Филонуса объективное существование звука, который, говорит он, является колебанием воздуха; это подтверждается тем фактом, что в вакууме звуков не существует. Мы должны, говорит он, «различать между звуком, как он воспринимается нами и каков он есть сам по себе, или между звуком, который мы воспринимаем непосредственно, и звуком, который существует вне нас». Филонус указывает, что то, что Гилас называет «действительным» звуком, являясь движением, возможно, может быть видимо или осязаемо, но, конечно, никак не слышимо; поэтому это не тот звук, каким мы его знаем по восприятию. Относительно этого Гилас теперь допускает, что «звуки тоже не имеют действительного бытия вне ума».

Затем они переходят к анализу цветов, и здесь Гилас начинает уверенно: «Прости меня; с цветами дело обстоит совершенно иначе. Может ли быть что-нибудь яснее того, что мы видим их в объектах?» Он утверждает, что субстанции, существующие вне ума, обладают цветами, которые мы видим. Но для Филонуса не существует трудностей в опровержении и этого взгляда. Он начинает с рассмотрения облаков во время заката солнца, имеющих красноватый и золотистый цвет, и указывает, что у облака, когда вы находитесь вблизи него, такого цвета нет. Он переходит к различиям в предметах, которые обнаруживаются микроскопом, и к желтизне, в которую окрашивается все для человека, болеющего желтухой. А очень маленькие насекомые, говорит он, должны быть способны видеть более мелкие предметы, чем можем видеть мы. На это Гилас говорит, что цвет находится не в объектах, а в свете; он говорит, что свет – это тонкая, текучая субстанция. Филонус, как и в случае со звуком, указывает, что, согласно Гиласу, «действительные» цвета являются чем-то отличным от красного и голубого, которые мы видим, и что так объяснять это нельзя.

После этого Гилас уступает в решении вопроса о характере всех вторичных качеств в пользу Филонуса, но продолжает утверждать, что первичные качества, особенно фигура и движение, присущи внешним, немыслящим субстанциям. На это Филонус отвечает, что вещи кажутся большими, когда мы находимся близко от них, и маленькими, когда мы далеко от них, и что движение может казаться быстрым одному человеку и медленным – другому.

Затем Гилас пытается взять новую линию поведения в споре с Филонусом. Он говорит, что совершил ошибку, так как не отличал объект от ощущения; он допускает, что акт восприятия является психическим, но не является психическим то, что воспринимают; например, цвет, «он имеет действительное существование вне разума – в некоторой немыслящей субстанции». На это Филонус отвечает: «Чтобы какой-либо непосредственный объект чувств (то есть какое-либо представление или сочетание их) существовал в немыслящей субстанции или вне всякого разума – это заключает в себе очевидное противоречие». Нужно заметить, что с этого момента доказательство не является больше эмпирическим, а становится логическим. Несколькими страницами дальше Филонус говорит: «Все, что непосредственно воспринимается, есть представление – а может ли представление существовать вне ума?»

После метафизического спора о субстанции Гилас возвращается к дискуссии о зрительных ощущениях, приводя аргумент о том, что он видит вещи на расстоянии. На это Филонус отвечает, что это одинаково правильно и относительно вещей, виденных во сне, которые каждый считает явлениями психическими; далее, что расстояние не воспринимается зрением, но подсказывается в результате опыта, и что человеку, рожденному слепым и впервые прозревшему, видимые объекты не кажутся отдаленными.

В начале второго диалога Гилас доказывает, что причинами ощущений являются определенные следы в мозгу, но Филонус возражает, что «мозг, будучи чувственной вещью, существует только в уме».

Оставшаяся часть диалогов менее интересна, и нет нужды ее рассматривать.

А теперь приступим к критическому анализу утверждений Беркли.

Аргумент Беркли состоит из двух частей. С одной стороны, он доказывает, что мы не воспринимаем материальных вещей, а только цвета, звуки и т. д., и что они являются «психическими», или «существующими в уме». Его обоснования чрезвычайно убедительны относительно первого положения, что же касается второго, то у него нет никакого определения слова «психическое». Фактически он основывается на общепринятом взгляде о том, что все должно быть либо материальным, либо психическим, что ничто не является и тем и другим одновременно.

Когда он говорит, что мы воспринимаем качества, а не «вещи» или «материальные субстанции», и что нет основания полагать, будто различные качества, которые здравый смысл рассматривает как принадлежащие одной «вещи», присущи субстанции, отличной от каждой из них и от всех их, его обоснования можно принять. Но когда он продолжает утверждать, что чувственные качества, включая первичные качества, являются психическими, тогда его доводы различны по роду и степени доказательности. Некоторые из них доказывают логическую необходимость, тогда как другие – больше эмпирическую. Остановимся сначала на первых.

Филонус говорит: «Все, что непосредственно воспринимается, есть идея, а может ли идея существовать вне ума?» Потребовалась бы длительная дискуссия о слове «идея». Если бы считали, что мысль и восприятие состоят из связи между субъектом и объектом, тогда стало бы возможным отождествить ум с субъектом и утверждать, что нет ничего «в» уме, а только существуют объекты «перед» ним. Беркли рассматривает взгляд, согласно которому мы должны различать акт восприятия от воспринимаемого объекта и что первый является психическим, тогда как последний таковым не является. Его аргумент против этого взгляда неясен, и это неизбежно, так как для того, кто верит в умственную субстанцию, как это делает Беркли, не существует действенного средства, чтобы его опровергнуть. Он говорит: «Чтобы какой-либо непосредственный объект чувств существовал в немыслящей субстанции или вне всех умов – это заключает в себе очевидное противоречие». Здесь имеется ошибка, аналогичная следующей: «Нет племянника без дяди, значит, если А является племянником, логически неизбежно, чтобы у А был дядя». Конечно, логически необходимо при условии, что А является племянником, но не как что-то такое, что можно обнаружить анализом самого А. Так что если что-либо является объектом ощущений, то к этому имеет отношение какой-то ум; но из этого не следует, что та же самая вещь не существовала бы, не являясь объектом ощущений.

До некоторой степени аналогичная ошибка существует и относительно воображаемого. Гилас утверждает, что он может представить себе дом, который никто не воспринимает и который не находится ни в чьем уме. Филонус возражает, что все, что Гилас представляет себе, находится в его уме, так что предполагаемый дом является в конце концов психическим. Гилас должен был бы ответить: «Я не хочу сказать, что я имею в уме образ дома, когда говорю, что я могу представить себе дом, который никто не воспринимает; что я в действительности хочу сказать – это то, что я могу понять предложение: „Есть дом, который никто не воспринимает”, – или еще лучше: „Есть дом, который никто не воспринимает и не представляет себе”». Это предложение целиком составлено из понятных слов, и связь между словами правильная. Является ли суждение истинным или ложным, я не знаю, но я уверен, что нельзя показать, что оно внутренне противоречиво. Можно доказать ряд очень похожих суждений. Например, число возможных произведений двух целых чисел бесконечно, поэтому есть такие цифры, о которых никогда никто не думал. Аргумент Беркли, если признать его действительным, доказывал бы, что это невозможно.

Имеющееся здесь заблуждение очень распространено. Мы можем при помощи концепций, почерпнутых из опыта, создать утверждение о классах, некоторые или все члены которых не получены из опыта. Возьмем какое-либо совершенно обыденное понятие, скажем, «булыжник»; это – эмпирическое понятие, выведенное из восприятия. Но из этого не следует, что все булыжники воспринимаются, если только мы не включаем факта восприятия в наше определение понятия «булыжник». Если только мы этого не делаем, понятие «невоспринимаемый булыжник» логически не вызывает возражения вопреки факту, что логически невозможно воспринять пример его.

Схематично аргумент можно представить таким образом. Беркли говорит: «Чувственные объекты должны быть ощущаемы. А является чувственным объектом. Поэтому A должен быть ощущаемым». Но если «должно» указывает на логическую необходимость, то аргумент только тогда можно признать действенным, когда А должно быть чувственным объектом. Этот аргумент не доказывает, что из свойств А, иных, чем быть чувственным, можно вывести, что А – чувственный объект. Но доказано, например, что цвета, существенно отличные от тех, которые мы видим, не могут существовать, будучи невидимы. По физиологическим основаниям мы можем полагать, что этого не происходит, но такое основание эмпирично; что касается логики, то нет оснований отрицать наличие цветов там, где нет глаз или мозга.

Сейчас я перехожу к эмпирическим аргументам Беркли. Прежде всего соединение эмпирических и логических аргументов является признаком слабости, так как последние, если признать их действенными, делают первые излишними . Если я утверждаю, что квадрат не должен быть круглым, я не буду обращаться к тому факту, что ни в одном известном городе нет ни одной круглой площади. Но так как мы отвергли логические аргументы, то становится необходимым рассмотреть соответственно их достоинствам аргументы эмпирические.

Первый из эмпирических аргументов странен: он говорит о том, что теплота не может быть в объекте, потому что «наиболее сильная и интенсивная степень теплоты есть очень большое страдание», а мы не можем предположить, чтобы «какая-либо невоспринимающая вещь была способна к страданию или удовольствию». В слове «страдание» есть двусмысленность, чем воспользовался Беркли. Оно может означать неприятный характер ощущения или оно может означать ощущение, которое имеет это качество. Мы скажем: «сломанная нога болит», не имея в виду, что нога находится в уме. Подобно этому же возможно, что теплота вызывает страдание, и что это есть все, что мы должны подразумевать, когда мы говорим: это – страдание. Поэтому данный аргумент является несостоятельным.

Аргумент о горячих и холодных руках в теплой воде, строго говоря, доказал бы лишь, что то, что мы воспринимаем в этом опыте, не является горячим и холодным, а только в той или иной степени более горячим и холодным. Нечего доказывать, что эти восприятия субъективны.

Относительно вкусов повторяется аргумент удовольствий и страданий. Сладость есть удовольствие, а горечь – страдание, поэтому оба относятся к явлениям психическим. Также доказывается, что вещь, вкус которой сладок, когда я здоров, может быть на вкус горькой, когда я болен. Очень похожие аргументы употребляются и в отношении запахов: так как они приятны или неприятны, то «они могут существовать только в воспринимающей субстанции или в разуме». Беркли здесь, как и везде, допускает, что то, что не присуще материи, должно быть присуще умственной субстанции, и что ничто не может быть одновременно и умственным и материальным.

Аргумент относительно звука является аргументом ad homi-nem. Гилас говорит, что «реальные» звуки являются колебаниями воздуха, а Филонус возражает, что колебания можно лишь увидеть или почувствовать, но не услышать, так что «реальные» звуки являются неслышимыми. Едва ли это является правильным аргументом, так как восприятия колебаний, по Беркли, являются столь же субъективными, как и другие восприятия. Колебания, которые нужны Гиласу для доказательства объективности звука, должны быть невоспринимаемыми и незаметными. Тем не менее это ценно постольку, поскольку указывает на то, что звук, как мы его слышим, не может быть отождествлен с колебаниями воздуха, которые физика рассматривает как его причину.

После отказа от вторичных качеств Гилас еще не хочет отказываться от первичных качеств, то есть от протяженности, фигуры, плотности, тяжести, движения и покоя. Естественно, аргументы сосредоточиваются вокруг протяженности и движения. Если вещи имеют действительные размеры, говорит Филонус, тогда одна и та же вещь в одно и то же время не может иметь различные размеры, и, однако, она выглядит больше тогда, когда мы находимся близ нее, нежели тогда, когда мы удалены от нее. И если движение действительно присуще объекту, то как получается, что одно и то же движение может казаться быстрым одному и медленным другому. Я думаю, что такими аргументами можно доказывать субъективность воспринимаемого пространства. Но эта субъективность – физическая: она столь же верна и для фотоаппарата и поэтому не доказывает, что форма является «психической». Во втором диалоге Филонус подытоживает ту часть дискуссии, которая выражена в словах: «Кроме духов, все, что мы знаем или представляем себе, суть наши собственные представления». Конечно, ему не следовало делать исключения для духов, так как точно так же невозможно познать дух, как познать материю. Фактически в обоих случаях аргументы почти тождественны.

Теперь попытаемся установить, какие положительные выводы мы можем сделать на основе аргументов, выдвинутых Беркли.

Вещи, как мы их знаем, являются совокупностью чувственных качеств: например, стол состоит из его видимой формы, твердости, звука, который он издает, когда по нему стучишь, и его запаха (если таковой имеется). Эти различные качества определенным образом связаны в опыте, что заставляет здравый смысл рассматривать их в качестве принадлежности одной «вещи»; но понятие «вещи» или «субстанции» ничего не добавляет к воспринимаемым качествам и не является необходимым. До сих пор мы находимся на твердой почве.

Но теперь мы должны спросить себя, что мы имеем в виду под процессом восприятия. Филонус утверждает относительно чувственных вещей, что их реальность заключается в том, что их воспринимают. Но он не говорит нам, что он понимает под восприятием. Существует теория, которую он отвергает, о том, что восприятие является связью между субъектом и воспринятым объектом. Так как он полагает, что ego есть субстанция, он вполне мог бы принять эту теорию; однако он выступает против нее. Для тех, кто отрицает понятие субстанционального ego, эта теория неприемлема. Тогда что же имеется в виду, когда нечто называется восприятием? Значит ли, что это нечто большее, чем то, о чем говорится? Можем ли мы положение Беркли обернуть и вместо того, чтобы сказать, что реальность заключается в том, чтобы быть воспринимаемой, сказать, что быть воспринимаемой заключается в том, чтобы быть реальной? Как бы то ни было, Беркли считает логически возможным, чтобы существовали невоспринимаемые вещи, так как он считает, что некоторые реальные вещи, а именно субстанции духов, невоспринимаемы. И кажется очевидным, что когда мы говорим, что событие воспринимается, то мы имеем в виду нечто большее, чем то, что оно происходит.

В чем же состоит это большее? Явное различие между воспринятым и не воспринятым событием состоит в том, что первое, а не последнее можно вспомнить. Существуют ли еще какие-нибудь различия?

Воспоминание есть одно из целого ряда действий, более или менее свойственных исключительно явлениям, которые мы, естественно, называем «психическими». Эти действия связаны с привычкой. Обжегшийся ребенок боится огня, но обожженная кочерга не боится. Однако физиолог, рассматривая привычку и родственные ей явления как характерные особенности нервной ткани, не нуждается в том, чтобы отходить от физического истолкования этих явлений. Придерживаясь языка физиков, мы можем сказать, что явление «воспринимается», если оно имеет определенные воздействия; в этом смысле мы почти могли бы сказать, что река «воспринимает» дождь, при помощи которого она становится более глубокой, и что речная долина представляет собой «память» прежних ливней. Привычка и память, когда их описывают на языке физики, не полностью отсутствуют в мертвой материи; разница в этом отношении между живой и мертвой материей заключается лишь в степени.

С этой точки зрения, чтобы сказать, что событие «воспринимается», нужно сказать, что оно имеет определенные воздействия, и не существует ни логического, ни эмпирического основания для того, чтобы предположить, что все события имеют воздействия подобного рода.

Теория познания предлагает иную точку зрения. Здесь мы будем исходить не из законченной научной теории, а из любого знания, являющегося основой для нашей веры в науку. Это и есть то, что делает Беркли. Здесь нет необходимости предварительно определять понятие «восприятия». Метод в общих чертах таков: мы группируем суждения, которые, как мы убеждены, мы знаем без вывода, и выясняем, что большинство из них должно иметь дело с индивидуальными событиями. Эти события мы определяем как «восприятия». Следовательно, восприятия – это такие события, которые мы знаем без вывода или по крайней мере с помощью памяти устанавливаем, что они были когда-то восприняты. Тогда перед нами встает вопрос: можем ли мы из наших собственных восприятий вывести какие-нибудь другие события? Здесь возможны четыре точки зрения, из которых три первые являются разновидностями идеализма.

1) Мы полностью можем отрицать правильность всех выводов от моих настоящих восприятий и воспоминаний к другим событиям. Этого взгляда нужно придерживаться каждому, кто ограничивает логические выводы дедукцией. Любое событие и любая группа событий логически способны существовать изолированно, и поэтому никакая группа событий не дает убедительного доказательства существования других событий. Поэтому, если мы ограничим вывод дедукцией, познанный мир будет ограничен теми событиями в нашей собственной биографии, которые мы воспринимаем или воспринимали (если память их сохранила).

2) Вторая точка зрения, представляющая собой солипсизм, как его обычно понимают, допускает некоторые выводы из моих восприятий, но только относительно других событий в моей собственной биографии. Например, примем точку зрения, что в любой момент бодрствования существуют чувственные объекты, которых мы не замечаем. Мы видим много вещей, не отмечая про себя, что мы их видим, по крайней мере так представляется. Внимательно рассматривая окружающую обстановку, в которой мы не воспринимаем никакого движения, мы можем заметить последовательность разнообразных вещей и убеждаемся, что они были видимы прежде, чем мы их заметили; но до того как мы их заметили, они не были данными для теории познания. Эта ступень вывода из того, что мы наблюдаем, каждым производится не размышляя; это делается даже теми, кто больше всего желает избежать чрезмерного расширения нашего познания за пределы опыта.

3) Третья точка зрения, которую, видимо, поддерживал Эддингтон, такова: можно делать выводы о других событиях, аналогичных событиям в нашем собственном опыте, и поэтому мы имеем основания верить в существование, например, цветов, которые видим не мы с вами, а другие люди, в зубную боль, которую чувствуют другие, в удовольствия, которые испытывают, и страдания, которые выносят другие, и т. д., но мы не имеем права логически выводить события, никем не испытанные и не образующие части какого-нибудь «ума». Этот взгляд можно оправдать на основании того, что все выводы о событиях, которые лежат вне моего наблюдения, происходят путем аналогии и что события, которые никто не испытывает, недостаточно аналогичны моим данным, чтобы обеспечить аналогичные выводы.

4) Четвертая точка зрения – это точка зрения здравого смысла и традиционной физики, согласно которой в дополнение к моему опыту и опыту других людей имеются также события, которые не являются ничьим опытом, например, мебель моей спальни, когда я сплю, а она находится в глубокой тьме. Д. Э. Мур когда-то обвинял идеалистов в том, что они считают, что поезда имеют колеса только тогда, когда они находятся на станциях, на том основании, что пассажиры не могут видеть колес, пока они находятся в поезде. Здравый смысл отказывается верить тому, что колеса внезапно возникают всякий раз, когда вы смотрите на них, но не существуют, когда никто не наблюдает за ними. Если эта точка зрения является научной, она обосновывает выводы о невоспринятых событиях на причинных законах.

В настоящее время у меня нет намерения делать выбор между этими четырьмя точками зрения. Решение, если оно вообще возможно, может быть сделано только путем тщательного исследования недоказательных выводов и теории вероятности. Я намеревался лишь указать на некоторые логические ошибки, допущенные теми, кто обсуждал эти вопросы.

Беркли, как мы видели, думает, что есть логические основания, доказывающие, что могут существовать только умы и психические события. Этот взгляд по другим основаниям поддерживается также Гегелем и его последователями. Я убежден, что это совершенно ошибочно. Такое утверждение, как «было время и до существования жизни на Земле», истинно оно или нет, можно отвергнуть на основании логики не больше, чем может быть опровергнуто предложение «есть такие произведения сомножителей, которые никогда никто не вычислит». Быть наблюдаемым или быть воспринимаемым объектом означает просто иметь воздействия определенного рода, и нет логических оснований полагать, что все события должны иметь воздействия подобного рода.

Однако есть и другой аргумент, который хотя и не утверждает идеализм в качестве метафизики, а утверждает его, если признать это правильным, как практическую линию поведения.

Говорят, что суждение, которое нельзя верифицировать, не имеет значения; что верификация зависит от восприятий и что поэтому суждение о чем-либо, за исключением фактических или возможных восприятий, является бессмысленным. Я думаю, что этот взгляд, если его строго интерпретировать, ограничит нас первой из вышеуказанных четырех теорий и не даст нам возможности говорить о чем бы то ни было, чего мы сами точно не наблюдали. Если так, то это взгляд, который никто не может поддержать на практике, что является недостатком в теории, проповедуемой с точки зрения практики. В целом вопрос верификации и ее связи со знанием является трудным и сложным, поэтому я оставлю его сейчас в стороне.

Четвертую из вышеприведенных теорий, которая допускает события, не воспринимаемые никем, тоже можно защищать лишь недейственными аргументами. Возможно, считали, что причинность известна априорно и что причинные законы невозможны, если только нет невоспринимаемых событий. В противоположность этому можно доказать, что причинность не является априорной и что все, что можно наблюдать в обычной последовательности, должно быть в связи с восприятиями. Каково бы ни было основание верить в законы физики, по-видимому, здесь нужно уметь пользоваться терминами восприятия. Это утверждение, возможно, странное и сложное, ему может недоставать основных черт целостности, которую до недавних пор ожидали от законов физики. Но оно вряд ли может быть невозможно.

В заключение я утверждаю, что не существует априорного возражения ни против одной из наших четырех теорий. Однако, возможно, скажут, что всякая истина прагматична и прагматически нет разницы между четырьмя теориями. Если это верно, мы можем принять любую, которая нам нравится, и разница между ними только лингвистическая. Я не могу принять эту точку зрения, и это тоже вопрос для дискуссии в дальнейшем.

Остается спросить, можно ли придать какое-либо значение словам «ум» и «материя». Каждый знает, что «ум» – это то, о чем идеалист думает, что не существует ничего, кроме ума, а «материя» – это то, о чем то же самое думает материалист. Я надеюсь, что читатель знает также, что идеалисты – добродетельны, а материалисты – безнравственны. Но, может быть, можно сказать несколько больше этого.

Мое собственное определение «материи» может показаться неудачным; я определил бы ее как то, что удовлетворяет уравнениям физики. Возможно, нет ничего удовлетворяющего этим уравнениям, в таком случае либо физика, либо понятие «материи» ошибочны. Если мы отрицаем субстанцию, тогда «материя» должна быть логической конструкцией. Может ли существовать какая-либо конструкция, составленная из событий, которые могут быть частично выведены, – это вопрос трудный, но никоим образом не неразрешимый.

Что касается «ума», если субстанция отвергнута, ум должен быть некоей группой или структурой событий. Группировка их должна быть осуществлена какими-то связями, которые являются характерными для вида явлений, называемых «психическими». Мы можем как типичное взять память. Мы могли бы, хотя это и было бы весьма упрощенно, определить «психическое» событие как событие, которое помнит или которое помнят. Тогда ум, которому принадлежит данное психическое событие, является группой событий, связанных с данным событием цепями воспоминаний, связывающих данное событие с предшествующими ему событиями и последовавшими затем событиями.

Тогда можно увидеть, что, согласно вышеуказанному определению, ум и часть материи представляют собою группу событий. Нет основания, почему каждое событие должно принадлежать к группе одного или другого вида, и нет основания, почему определенные события не должны принадлежать к обеим группам; поэтому некоторые события не могут быть ни умственными, ни материальными, а другие события могут быть и теми и другими. Все это может быть решено только на основе подробных эмпирических наблюдений.

14. Учение Беркли о существовании. Критика понятия материи.

Джордж Беркли (1685-1753), философ, представитель английского эмпиризма. Основная задача его деятельности - философское обоснование религии. Основной объект критики – понятие материи, телесной субстанции.
Беркли прославился в философии своим отрицанием существования материи как отвлеченной общей идеи. Свою критику он подкреплял рядом убедительных аргументов. Он утверждал, что материальные объекты существуют, только будучи воспринимаемыми. На возражение, что в таком случае дерево, например, перестало бы существовать, если бы никто не смотрел на него, он отвечал, что Бог всегда воспринимает все. По утверждению Беркли, если бы не существовало Бога, тогда то, что считают материальными о6ъектами, имело бы скачкообразную жизнь, внезапно возникая в тот момент, когда на них смотрят. Но благодаря восприятию Бога и деревья, и скалы, и камни существуют столь постоянно, как и полагает здравый смысл. Это, по его мнению, и является веским аргументом в полъзу существования Бога.

Человеческое заблуждение состоит в том, что люди используют слова значение которых они не знают. Существать, зничит быть воспринятым, -тезис Беркли. Все, что есть вещи- это наши идеи. Что мы воспринимаем- максимум опыта,- то, что естьв мире и не больше. Носителем воприятия являются духовные субстанции. В философии Беркли нет воздействия из вне на человеческое восприятие.

Позиция Беркли - не субъективный, а объективный идеализм: существует Божественный разум, весь мир существует в этом Божественном разуме, и Божественный разум проектирует мир в индивидуальное человеческое сознание. Основой мира является идеальное духовное начало, но существующее независимо от индивидуального человеческого сознания.

Позиция Беркли носит противоречивый характер: например, сначала утверждает, что абстрактных предметов нет, а потом вводит абстрактный человеческий разум "существовать - значит быть воспринимаемым", а потом вводит не воспринимаемый объект - Божественный разум.

15. Агностицизм и скептицизм Юма. Юм об основах религии и морали.

Юм (1711-1776) отбрасывает материальную и духовную субстанцию и говорит, что мир внешний и внутренний не познаваем вообще. Единственным источником познания является опыт в сенсуалистическом плане. Юм активно защищает и развивает локковский тезис о "tabula rasa", на которой опыт пишет свои знания, и критикует концепции до опытного знания. Юм утверждает, что существование предмета за пределами ощущения ощущением не является, то есть никакое существование объекта за пределами наших ощущений не может быть предметом знания, мы ничего не можем о них знать (агностический вывод о непознаваемости мира). Поэтому мы ничего не можем сказать о сущности нашего мира. Мы вынуждены, в силу обстоятельств, ограничиться только описанием явлений - этим и являются наши ощущения. Юмовская позиция в XVIII веке называется скептицизмом. Но Юма нельзя в полной мере назвать агностиком, то есть сторонником непознаваемости мира. Ведь никто не утверждал, что мир до конца познаваем. Позиция Юма представляет собой феноменализм: долой все, что не содержит в себе элементов опыта и математики. Математические теоремы несут информацию о нашем мире, они раскрывают то, что содержится в скрытой форме в аксиомах. Такая позиция - это аналитические рассуждения Юм активно отвергает всякую метафизику, то есть тенденцию знать сущность нашего мира. Особой критике подвергал понятие причинности. Мы не можем говорить о причинной связи, так как она не наблюдаема. Отвергает объективное существование пространства - времени, как и Беркли, считая это привычкой человеческого сознания. Познание диктует как упорядочивание феноменов на базе ассоциаций, продолжая идею ассоциаций Локка. Причинность есть одна из ассоциаций. Юм анализирует опыт человека и человеческое восприятие. Он разделяет восприятие человеческой души на впечатление (первичные – внешний опыт (ощущения) и вторичные – внутренний опыт (желания и страсти)), идеи (копии впечатлений). Идеи могут быть простыми (аналогичные ощущениям) и сложные (о субстанциях, идейных вещах (об отношении между идеями), о модусах). Мир ощущений и идей подчиняется деятельности ассоциаций (на основе причинно-следственных связей и др.), но саму связь выделить невозможно. Типы отношений: сходство; противоположность; различные степени качества; количественные отношения; тождество; пространно-временные отношения; причинные отношения. Научное знание: математика, естественные науки. Позиция селиптизма: существую только «я», остальное это восприятие, идеи и т.д. Может быть чувство симпатии, которое сближает людей между собой. Руководителем жизни является привычка.

Юм утверждал, что наши доказательства истинности христианской религии являются более слабыми, чем доказательства истинности наших чувств. Он не признает утверждения, что религия основывается на доводах разума или на том, что в ней очень нуждаются. Вместо религиозной веры Юм выдвигает привычку обыденного сознания верить в установленный порядок, а также так называемую "естественную религию" - веру в сверхприродную причину, Юм отвергает доказательства существования Бога, которые основываются на несовершенстве человека или на целесообразном стройстве мира.
Юм исходит из признания неизменной человеческой природы. Человек, согласно Юму, сформировался как существо, которое склонно к ошибкам и аффектам, оно стало руководствуется разумом и строгими понятиями. В противовес сторонникам этического интеллектуализма Юм доказывает, что поведение человека не определяется одним лишь интеллектом, и указывает, что в моральной жизни человека большую роль играет чувственность. Юм отделяет разум от нравственности, при этом для него часто пропадает императивный характер моральных норм. По мнению Юма, этику должны интересовать прежде всего мотивы поступков, свидетельствующие о психологических особенностях людей. Мотивы же наших поступков являются причинами их. Отсюда следует вывод, что свобода воли не существует. Исследуя мотивы человеческих действий, Юм приходит к утилитаризму. "Большинство людей охотно соглашаются с тем, что полезные качества добродетельны именно в силу своей полезности.

С 73-77. Лосев А. Ф. Типы античного мышления // Античность как тип культуры. - М., 1988. - С. 78-104. Луканин Р. К. Из истории античного опыта и эксперимента // Филос. науки. - 1991. - № 11. - С. 23-36. Луканин Р. К. Категории Аристотеля в истолковании западноевропейских философов // Путем Октября. - Махачкала, 1990. - С. 84-103. Луканин Р. К. "Среднее"- специфическое понятие аттической...

И течениями являются позитивизм, структурализм, неотомизм, экзистенциализм, «философия жизни», психоанализ, герменевтика. 2. Позитивизм и его модификации. Рационалистическое направление в зарубежной философии представлено позитивизмом. Основные принципы философии позитивизма были сформулированы О. Контом в курсе «Позитивной философии» и является той философской моделью мышления, которая...

Амадей Гофман («Эликсир дьявола», «Золотой горшок», « Крошка Цахес», «Повелитель блох»). Английскому писателю Вальтеру Скотту, основоположнику английского реалистического романа принадлежит огромный вклад в историю зарубежной литературы благодаря романам, написанным на материале европейской (в т.ч. шотландской) истории в ее переломные моменты - «Песни шотландской границы», «Песнь последнего...

Идеологическим или же внутрисословным сдвигам, должен сопровождаться сменой социальных ценностей. Таков в разных интерпретациях формационный подход к истории государства и права. 1. Цивилизационный подход к периодизации истории зарубежного государства и права. Многие мыслители считают неправомерным описание истории как линейного поступательного движения к единой цели, в котором...

[англ. Berkeley] Джордж (12.03.1685, близ Килкенни, Ирландия -14.01.1753, Оксфорд), англикан. еп. Клойнский, англо-ирл. философ, религ. деятель и ученый. Род. в состоятельной англ. дворянской семье. Его отец, Уильям Беркли из Томастауна, род. в Англии, но обосновался в Ирландии. Мать Элизабет - дочь пивовара из Дублина. В семье было 6 сыновей. Беркли являлись отдаленными родственниками англ. графов той же фамилии.

В жизни Б. прослеживаются 3 периода: 1) 1685-1712 гг., живет в Ирландии, учится и создает основные произведения; 2) 1713-1733 гг., много путешествует; 3) 1734-1753 гг., служение епископом Клойнским (юг Ирландии); за исключением неск. месяцев в конце жизни не покидает пределы Ирландии.

Имея хорошую подготовку и обладая замечательными способностями, Б. в возрасте 11 лет поступает в Килкенни-колледж, в к-ром до него учился Дж. Свифт . Это учебное заведение закрытого типа, называемое «Итоном Ирландии», было основано в 1538 г. и имело блестящую репутацию. После окончания колледжа Б. приезжает в Дублин и поступает в Тринити-колледж (1700) в качестве «пансионера». Помимо теологии он изучает целый ряд предметов: лат., греч., франц. языки, иврит, философию, логику, математику; читает труды Дж. Локка , Н. Мальбранша , Ф. Бэкона , Р. Декарта , Т. Гоббса и П. Гассенди. Б. получил степени бакалавра искусств 24 февр. 1704 г., мастера искусств - 15 июля 1707 г. и д-ра богословия 14 нояб. 1721 г.

19 февр. 1709 г. д-р Аш, еп. Клохера, посвятил его в часовне колледжа во диакона, а весной следующего года - во пресвитера. Б. был избран стипендиатом для научной работы 9 июня 1707 г. и кооптирован в члены ученого об-ва колледжа 13 июля 1717 г. Он читал лекционные курсы, занимал различные должности - библиотекаря, младшего декана, младшего преподавателя греч. языка и лит-ры, старшего преподавателя греч. языка, преподавателя иврита. С 1713 по 1721 г. с перерывами для поездок на континент Б. живет в Лондоне, где знакомится с А. Поупом , Свифтом, Дж. Эддисоном, Р. Стилом и др. Приняв место священника при лорде Петерборо, Б. в окт. 1713 г. прибыл в Кале, затем поехал в Париж, где в нояб. 1713 г. встретился с Мальбраншем. Из Парижа через Лион проследовал в Женеву и Ливорно, а затем вернулся в Лондон (авг. 1714), чтобы в 1716-1720 гг. совершить поездку по Италии, где посетил Неаполь и Сицилию. В 1721 г. Б. возвращается к преподаванию теологии и иврита в университете. С мая 1724 по 1728 г. Б. служил деканом в Дерри. Женившись в авг. 1728 г. на Анне, старшей дочери видного ирл. политика Дж. Форстера, Б. вместе с ней уехал в Америку, чтобы на о-ве Род-Айленд основать колледж св. Павла для подготовки проповедников. Но т. к. обещанные правительством средства не поступили, они в 1731 г. возвратились в Англию. Б. привез рукопись полемического произведения «Алкифрон, или Мелкий философ» с критикой деизма и свободомыслия. Сочинение было издано в 1732 г., поднесено королеве Англии и благосклонно принято ею. В 1734 г. благодаря ходатайству королевы Б. поставлен епископом в Клойн, где жил почти до самой смерти, посвятив себя пасторским обязанностям и общественным делам по улучшению духовной и экономической ситуации в Ирландии. За неск. месяцев до смерти Б. приехал в Оксфорд, скончался скоропостижно.

Б. отличала глубокая вера в Бога и искренняя религиозность. В своей философии, к-рую позже назовут имматериализмом, он стремился опровергнуть атеизм и материализм , защитить веру с помощью философии. С этой целью, с одной стороны, опровергал существование материи, с др.- разрабатывал оригинальную эпистемологическую версию космологического и телеологического бытия Божия доказательств . Отрицание материи как источника ощущений не только разрушает, по Б., всякую атеистическую оппозицию, но и непосредственно доказывает существование Бога: ведь если нет материи, то кроме Высшего Духа нет др. источника, из к-рого могли бы возникнуть ощущения.

Основными произведениями Б. являются: «Опыт новой теории зрения» (An Essay towards New Theory of Vision, 1709), «Трактат о началах человеческого знания» (A Treatise concerning the Principles of Human Knowledge, 1710), «Три разговора между Гиласом и Филонусом» (Three Dialogues between Hylas and Philonous, 1713), «Алкифрон, или Мелкий философ. В семи диалогах. Содержащий апологию Христианской религии против тех, кто называется свободомыслящими» (Alciphron: or, the Minute Philosopher. In Seven Dialogues. Containing an Apology for the Christian Religion, Against Those Who are Called Free-thinkers, 1732) и «Теория зрения или зрительной речи, показывающая непосредственное присутствие и провидение Божества, защищенная и объясненная» (Theory of Vision or Visual Language Shewing the Immediate Presence and Providence of a Deity Vindicated and Explained, 1733). «Вопрошатель» (The Querist, 1735-1737), сочинение в 3 частях, посвящено правовым, экономическим и финансовым вопросам; в решении мн. из них Б. опередил свое время; это произведение имеет оригинальную лит. форму: оно состоит исключительно из вопросов. Последняя большая работа Б., «Сейрис: Цепь философских размышлений и исследований» (Siris: A Chain of Philosophical Reflexions and Inquiries), была издана в 1744 г.; в ней среди прочего философ рассуждает о космологических и религ. проблемах.

В своей онтологии Б. обосновывает существование Абсолютного Духа (Бога), Творца мира. Бог берклианской метафизики непосредственно действует не только в природе вокруг нас, но и внутренне присутствует в сознании людей. Бог создает конечные духи (души, умы), к-рые зависят от Него, и чувственные идеи, к-рые проецируются Им в конечные духи, или души, образуя то, что называется вещами или объектами внешнего мира. Идеи и души - это принципиально различные сущности, имеющие различный способ существования: идеи существуют потому, что их воспринимают (esse est percipi), существование же духов (душ) заключается в том, что они сами воспринимают (esse est percipere). Анализируя процесс восприятия материальных вещей, Б. показывает, что абстрактное понятие «материя» - пустое и противоречивое слово, поскольку существуют лишь конкретные вещи, являющиеся в свою очередь комбинациями ощущений. Б. также отрицает абсолютное пространство и категорию времени, поскольку они не воспринимаются органами чувств. Пространство, кроме того, не может быть ни атрибутом материи, т. к. она не существует, ни атрибутом духа, т. к. он не протяжен.

Доказывая существование Бога, Б. исходит из того, что вера в Его существование («Alciphron») является первым и необходимым элементом в религии, ибо если Творец мира не существует, то не имеет смысла обсуждать остальные теологемы. Поэтому Б. тщательно разработал свое доказательство существования Бога. Его аргументы таковы: есть ряд вещей, о к-рых мы знаем только по их следствиям. К ним относятся, напр., животные духи, умы др. людей, различные силы (Алкифрон. IV 4-5). Человеческий ум, или душа, принципиально отличается от своего физического воплощения, так что люди могут знать о существовании др. разумных умов только благодаря их телесным следствиям. Б. пишет, что под личностью человека мы понимаем индивидуальную мыслящую сущность, а не, напр., его волосы или кожу. Но люди видят не эту мыслящую индивидуальность, а лишь видимые знаки и признаки, следствия, указывающие на бытие подобной невидимой души. Тем не менее в природе имеется несчетное число разумных признаков и следствий, к-рые нельзя приписать действию человеческого разума. Поэтому, если мы вправе предполагать существование др. конечных человеческих умов, то с еще большим правом мы должны допустить существование бесконечного Божественного Разума. В то же время, утверждает Б., больше всего нас заставляет верить в существование др. умов то, что мы слышим их речь, обращенную к нам. Поэтому, если люди познают Бога хотя бы так же, как они познают существование разумных умов др. людей, необходимо доказать, что и Бог говорит с нами (Там же. IV 6-7). Именно это и делает Б., приводя различные соответствия между зрительным (визуальным) языком Бога и естественным языком, напр. англ. Системы произвольных знаков как в естественном языке, так и в Божественном зрительном языке упорядочены т. о., что бесконечные комбинации знаков могут показать нам бесконечное разнообразие вещей. Как в естественном языке существуют грамматика и синтаксис, так в природе существуют ее законы, к-рые упорядочивают человеческие ощущения. Подобно омонимам и каламбурам в естественном языке, существуют иллюзии и миражи в зрительном языке. Тем самым доказывается, что нет необходимой связи в обоих языках между знаком и обозначаемой вещью. Оба языка полезным образом направляют наши действия и эмоции; могут развлекать людей, наставлять и вызывать экзальтацию. Легко сравнить, напр., восторг, наслаждение от чтения стихотворения с восторгом от созерцания заката и т. п. Отсюда Б. делает вывод, что этот Божественный зрительный язык доказывает существование не только Творца, но и Бога-промыслителя, Который актуально присутствует в мире и заботится о людях. Зрительный язык сообщает людям, что Бог благ, мудр и всеведущ (Там же. IV 7-15). Тем самым бытие Бога может не только стать объектом человеческого разума, но и быть непротиворечивым образом доказанным. К тому же вера, согласно Б.,- действующее убеждение ума, к-рое постоянно продуцирует необходимое действие, намерение или эмоцию в тех, кто его имеет (Там же. VII 10). Благодаря этому, трактуя основные религ. реалии (Св. Троица, первородный грех, загробная жизнь и др.), Б. идентифицирует веру с некогнитивными функциями языка. Так, напр., хотя человек, по Б., и не может сформировать ясную идею Троицы как единой субстанции или личности, это все же не дает основания заключить, что данная концепция неосмысленна, потому что она может вызвать в уме «любовь, надежду, благодарность и послушание, становясь тем самым живым действующим принципом, влияющим на жизнь и действия человека» (Там же. VII 11). Религ. понятия, по Б., следов., прагматичны: они становятся истинными при использовании (Berman . Р. 224): разговор о милосердии, напр., формирует хорошие привычки и набожность.

Очевидно, что англикан. Церковь не могла рекомендовать философию Б. ни мирянам, ни теологам. Неубедительными оказались предпринятые Б. попытки доказать истинность христ. откровения (реальность воскресения Иисуса Христа, творимых Им чудес, исполнение в Нем пророчеств ВЗ и т. п.). С отрицанием материи и всего телесного остро встает вопрос об источнике греха и зла. Ссылки философа на дурную волю человеческих душ как на причину греховности недостаточны, т. к., согласно Б., композиции ощущений в органах чувств человека не зависят от воли и желаний людей, а проецируются в них другим Духом (О принципах человеческого знания. I 29).

Дискуссии протестантов и католиков стали темой письма, написанного Б. 7 июня 1741 г. старому другу, сэру Джону Джеймсу, к-рый перед смертью хотел перейти в католичество. Отговаривая Джеймса, Б. приводит аргументы против существования чистилища, индульгенций и особого авторитета папы, опираясь на Свящ. Писание и св. отцов. В письме рассматриваются также вопросы монастырской жизни, иконопочитания, культа святых, конфессиональной системы, аргумента от чуда. По мнению Б., человек не должен испытывать привязанность к к.-л. одной Церкви. В самом названии «римский католик» он усматривает нелогичность, оно похоже на «частное универсальное»; подлинная католич., или универсальная, Церковь невидима. «Как Платон,- пишет Б.,- благодарил богов за то, что он родился афинянином, так и я думаю, что это особая благодать - быть образованным в Англиканской Церкви. Моя молитва и вера в Бога тем не менее не за то, чтобы я жил и умер в этой Церкви, но в истинной Церкви. Ибо в том, что касается религии, мы должны быть привязаны только к истине» (Works. Vol. 7. P. 146-147).

Соч.: The Works / Ed. A. A. Luce and T. E. Jessop. L.; Edinb., 1948-1957. Vol. 1-9; Трактат о началах человеческого знания, в котором исследуются главные причины заблуждения и трудности наук, а также основания скептицизма, атеизма и безверия. СПб., 1905; Опыт новой теории зрения. Каз., 1912; Три разговора между Гиласом и Филонусом. М., 1937; Соч. M., 1978; Алкифрон. Работы разных лет. СПб., 1996.

Лит.: Смирнов А . И . Философия Беркли: Ист. и крит. очерк. Варшава, 1873; Блонский П . П . Учение Беркли о реальности. К., 1907; Fraser A . C . Berkeley and Spiritual Realism. L., 1908; Luce A . A . Berkeley and Malebranche. Oxf., 1934; idem . Berkeley"s Immaterialism. L.; Edinb., 1945; idem . The Life of George Berkeley, Bishop of Cloyne. L.; Edinb., 1949; Hedenius I . Sensationalism and Theology in Berkeley"s Philosophy. Upsala, 1936; Wisdom J . O . The Unconscious Origin of Berkeley"s Philosophy. L., 1953; Johnston G . A . The Development of Berkeley"s Philosophy. N. Y., 1965; Olscamp P . J . The Moral Philosophy of George Berkeley. The Hague, 1970; Rossi M . M . Introduzione a Berkeley. Bari, 1970; Tipton I . C . Berkeley: The Philosophy of Immaterialism. L., 1974; Pitcher G . Berkeley. L., 1977; Berman D . Cognitive Theology and Emotive Mysteries in Berkeley"s Alciphron // Proc. of the Royal Irish Academy. 1981. Vol. 81. Philos. sect. N 7.

Г. В. Хлебников

Джордж Беркли – английский философ, известный как субъективный идеалист, внесший значительный вклад в теорию познания. С 1737 по 1752 был епископом. Первым дал определение материи и впервые употребил термины «материализм» и «идеализм».

Основные работы Беркли

• «О принципах человеческого знания»
• «Три разговора между Гиласом и Филонусом»
• «Опыт новой теории зрения»

Цели и задачи философа по Беркли

По своим убеждениям Беркли был консерватором, призывал ирландцев к лояльности Англии и выступал категорически против любого рода революций и мятежей. Главным идейным противником для него был материализм, из его современников ярко представленный у Дж.Локка. Беркли хорошо понимал всю опасность материализма как теоретического фундамента революционного вольнодумства и атеизма. (В качестве своих оппонентов он называет еще и скептиков, эпикурейцев, «гоббистов», а также фаталистов и «идолопоклонников разных форм»; критикуется, правда тоже без указания имени, теория абсолютного пространства И. Ньютона).

Собственную задачу он видел в защите христианства и критике атеизма – в особенности материализма как его методологической основы. На первом месте для него стояло обоснование идеализма. Для этого английскому философу нужно было доказать невозможность существования материи. Здесь он действует через теорию познания.

Учение Беркли о познании

Суть развивавшейся Беркли теории можно выразить в словах: «Существовать – значит быть воспринимаемым» (esse est percipi). Иными словами, он отождествляет свойства внешних предметов с ощущениями этих свойств; в этом смысле все вещи – ничто иное как «комплексы ощущений».

По мысли философа, если какая-либо вещь перестаёт восприниматься человеком, то её могут продолжать воспринимать другие люди. Если же вещь вообще не воспринимается никем из людей, то она продолжает своё существование в Божественном сознании.

Таким образом, Беркли доказывал, что единственно доступное человеку знание – это знание своих собственных ощущений и образованных от них представлений; знать же абстракции вроде «материи» он не может, поскольку она никак не воздействует на его чувства. Абстракции попросту невозможны. Помимо ощущений, нам доступны лишь тесно связанные с воспринимаемым предметом его мысленные «образы» (их Беркли также называл идеями).

Так в словосочетании «запах розы» мы не можем отделить идею запаха от его конкретного носителя (розы), то есть мы не можем понюхать запах, как таковой, запах вообще. Ошибка возникает, когда мы принимаем слова за нечто существующее на самом деле. Иными словами, понятие «запах как таковой» или «красота сама по себе» воспринять непосредственно мы не можем. То есть, по Беркли, слова ничего не означают, кроме конкретного индивидуального предмета. Слово – это не более чем знак идеи, соответствующей конкретному предмету.

Мои восприятия «внешнего» мира зависят от меня самого, но то, что именно я воспринимаю (день или ночь, солнце или звезды и луну, дома, горы, лес, реки или море, вообще законы природы), от меня не зависит. Все это непосредственно зависит от Творца, который сотворил всё: в том числе и самого меня. Иными словами, хотя мои ощущения и субъективны, но воспринимаемое, если можно так выразиться, «объективно» в том смысле, что от меня не зависит.

Согласно Беркли, все качества предмета (твердость и мягкость, цвет, вкус, теплота, форма и т.п.) существуют лишь в духе, которым они воспринимаются. Мы можем воспринимать: 1) идеи, действительно воспринятые чувствами; 2) идеи, образованные от наблюдения эмоций и действий ума; 3) идеи, образованные при помощи памяти и воображения; и, наконец, 4) идеи, образованные через соединение, разделение или сочетание того, что было воспринято одним из первых трех способов.

Встает вопрос, а можем ли мы воспринимать сами человеческие души и Божественный Дух? Идеи предметов могут быть нами восприняты именно потому, что сами они пассивны. Напротив, духи – это активные существа, и в силу этого восприняты быть не могут. Душа или Дух не воспринимаем потому, что воспринимает всё сам и мыслит.

По-видимому, философ касается здесь проблемы познаваемости собственного я. Как я, будучи субъектом, активным существом, и созерцая все сам, могу познать свое я, которое в этом случае как бы становится для меня «объектом» не переставая при этом созерцать, не теряя свою субъективность?

Критерии истины по Беркли

• яркость (либо, наоборот, тусклость) ощущений
• одновременность и приблизительная одинаковость восприятий у многих людей
• преимущественная согласованность ощущений
• при этом истинна не всякая взаимосогласованность знаний, а та, которая более проста, обозрима и удобна для усвоения

«Анти-материализм» Беркли

Согласно Беркли, материальная субстанция – не более чем абстракция. Абстракции же, по его убеждению, существовать не могут. Стало быть, не существует и понятия материи как субстанции (то есть того, что лежит в основе всего), как нет и самой материи. Абстракции не могут быть непосредственно восприняты в наших ощущениях, их нет. Абстракция – это пустой звук, слово, которое в реальности не означает ничего. Материи не существует именно потому, что невозможны абстракции, как таковые. Более того, уже само это понятие вредно и противоречиво. Тем самым, по его мнению, по материализму наносился сокрушительный удар.

Стоит заметить, что философ вовсе не оспаривает существования предметов окружающего мира. Всё то, что мы можем познать посредством чувств либо размышления, существует на самом деле – но тесно связано с сознанием – моим, других людей либо Божественным. Он отрицает лишь существование материальной субстанции, позволяющей атеисту обосновать свое безбожие. Существование же духовной субстанции (Бога) он признает. Более того, ни о каком существовании вне этой связи с духом – моим, а чаще Божественным – не может быть даже речи.

Смысл и значение философии Джорджа Беркли

Указывая на зависимость мира от наших ощущений, Беркли утверждает, что «по ту сторону» ощущений и впечатлений мы знать ничего не можем. А, говоря о связи воспринимаемого мира с сознанием и отрицая материю, он проводит идею неразрывности внутренней духовной связи и «взаимопронизанности» всех компонентов мира, их взаимной «открытости» друг другу и человеческому сознанию.

Что особенно важно, своей концепцией ощущения, всего познания Беркли привлек внимание к проблеме активности человеческого сознания уже на уровне чувственности.