Вера Оболенская – «княгиня – ничего не знаю. За что фашисты обезглавили княгиню веру оболенскую Вера оболенская биография

В 17 лет Вики (Вера) Оболенская была легкомысленной барышней, которую не интересовало ничего, кроме танцев, нарядов и кавалеров, в 19 лет она работала манекенщицей в Париже, в 29 стала членом французской подпольной организации Сопротивления, боровшейся против фашистской оккупации, а в 33 года – казнена на гильотине. Почему же Вера Оболенская была обезглавлена нацистами?

«В тюрьме, недалеко от Берлина Вере Оболенской отрубили голову… Какая средневековая казнь… все же раньше рубили головы особам лишь королевских кровей. Впрочем, Оболенская была аристократка…» Ирина Чайковская. Это случилось ровно 70 лет назад, 4 августа 1944 года.

Короткой, но яркой была жизнь княгини Веры Оболенской.
Будущая княгиня Вера Аполлоновна Оболенская (в девичестве - Макарова) родилась 11 июня 1911 г. в Баку. Вера из семьи бакинского вице - губернатора. Верочке было 9 лет, когда семья покинула Россию и перебралась во Францию. В Париже Вера окончила школу. У нее был живой ум и отличная память. А потому все школьные премудрости она усваивала с легкостью. Верочка любила танцевать, петь, обожала поэзию.
Французское правительство удостоило Веру Оболенскую высших наград страны: Военного креста, медали Сопротивления и ордена кавалера Почётного легиона с пальмовой ветвью.
Вики - княгиня Оболенская - непримиримо относилась к коммунистическому строю, но в ней пылала русская душа и неподдельная любовь к родной земле, как к матери, которой насильно лишили. Она была человеком двух культур - французской и русской - и любила Францию не менее России. С честью и благородством княгиня Оболенская исполнила долг любящей дочери и патриота - она защитила страну, некогда протянувшую ей руку спасения.

Ве́ра Аполло́новна Оболе́нская [Вики (фр. Vicky ); 11 (24) июня — 4 августа ] — русская княгиня, героиня движения Сопротивления во Франции .

Из Википедии:

"Вера Оболенская была арестована 17 декабря 1943 года на конспиративной квартире. В тюрьме ей долгое время удавалось вводить гестаповских следователей в заблуждение, а потом она вообще отказалась давать какие-либо показания. Следователи гестапо прозвали её «Prinzessin — ich weiß nicht» («Княгиня — ничего не знаю»).

Сохранилось свидетельство о таком эпизоде: немецкий следователь с притворным недоумением спросил её, как это русские эмигранты-антикоммунисты могут оказывать сопротивление Германии, воюющей против коммунизма: «Они с ума сошли, что ли? Какой им смысл быть с голлистами , в этом коммунистическом гнезде? Послушайте, мадам, помогите нам лучше бороться с нашим общим врагом на Востоке». На это Вики заявила: «Цель, которую вы преследуете в России, — разрушение страны и уничтожение славянской расы. Я русская, но выросла во Франции и здесь провела всю свою жизнь. Я не предам ни своей родины, ни страны, меня приютившей». Тогда немцы принялись за неё по «антисемитской линии». «Я христианка, — ответила им на это Вики, — и поэтому не могу быть расисткой». После вынесения смертного приговора Вере Оболенской было предложено написать прошение о помиловании, но она отказалась.

Пожалуй, самые нежные памятные слова посвятил княгине Вере Оболенской русский крестьянин по происхождению, наш великий писатель Виктор Астафьев: «Княгинюшка-то Оболенская, урожденная Макарова, могла, кстати, остаться живой, для этого ей надо было сделать малую малость — отказаться от родства своего, написать на тюремной доносной бумажке, что к России и к россиянам она никакого отношения не имеет, княгиня она, дворянского роду она, дитем вывезена гониными родителями за кордон. Не написала, ни людей, ни Родины далекой, злобной мачехой обернувшейся к детям своим, очутившимся на чужбине не по своей воле, не предала, легла под холодный нож, похожий на увесиситый российский дровокольный колун. На тридцать третьем году отлетело ее светлое, теплое дыхание, отделилась русская головушка от женского тела, знавшего и негу, и ласку...
Год прошел, два, пять, десять лет прошло а я все явственно вижу, как нож гильотины спокойно, деловито, без скрипа опускается на белую шейку княгини, острая сталь касается теплой кожи, надрезает жилки, в судорожном стоне сжавшееся горлышко...
Знаю, знаю, ведаю — половина, если не больше, молодых читателей буркнут: «Ну и дура была!» - а то и вовсе небылью всю эту историю посчитают — до княгинюшки-то, до духа её высокого тянись — не дотянешься, а до себя самого рукой подать».

Издательство «Русский путь», Москва 2004 г.

Отрывки из книги приводятся с сокращениями.

Решение Вики не поддаваться охватившим Францию после занятия Парижа пораженческими настроениями было принято «без колебаний, без сомнений», вспоминал Макинский. Он полагал, что на неё, возможно, повлиял призыв генерала де Голля, переданный из Лондона по Би-би-си, но вряд ли это было решающим.

Прилетев в Лондон из Бордо 17 июня 1940 года, де Голль, который до капитуляции правительства целых тринадцать дней занимал пост военного министра Франции, обратился к своим соотечественникам со следующими словами: «Франция проиграла сражение, но не проиграла войну. Пусть люди во главе правительства, поддавшись панике и позабыв о чести, капитулировали и отдали страну в рабство, но ещё ничто не потеряно!…» Призывая каждого француза, где бы он не находился, присоединиться к его действиям де Голль закончил своё выступление: «Наша страна в смертельной опасности. Будем же все бороться, чтобы спасти её. Vive la France!»

Это ставшее историческим воззвание де Голля, мало кто слышал — привычка включать Би-би-си ещё не успела укорениться, — но о нём очень скоро стало широко известно благодаря правительству, обосновавшемуся в городе Виши, которое громогласно осудило призыв и заочно приговорило де Голля к смертной казне за измену.

В тот момент силы «Свободной Франции», сгруппировавшиеся вокруг де Голля в Англии были незначительны. В самой Франции не было и намека на какую либо централизованную организацию сопротивления. «Резистанс», как понятие, возникло значительно позже, а поначалу это было разобщённое движение, инициатива отдельных лиц небольших групп образовавшихся независимо друг от друга. Ядро одной из самых первых таких групп и было создано Жаком Артюисом при живейшем участии Вики и нескольких его друзей, убеждённых в необходимости действовать.

«Действовать, но как? — писал после войны участник этой организации Артюр Кальметт — победитель был всемогущ». Упоённый уверенностью в своём торжестве, он держал себя поначалу нарочито корректно и даже великодушно. Он доминировал над всей Европой. СССР был его союзником. Соединённые Штаты нейтральны. Только Англия Чёрчилля отказывалась подчиниться, но мало кто верил, что она сможет долго продержаться. Французы оказались разделёнными и разбросанными: полтора миллиона французских военнопленных шагали под конвоем в направлении немецких лагерей; солдаты, оказавшиеся в частях, которые не оказались в оккупированной зоне, были демобилизованы и возвращались по домам подавленные и обескураженные!

Единственной налаженной и подготовленной к подпольной деятельности организацией была тогда французская компартия, но пакт, заключённый в 1939 году, между Гитлером и Сталиным, ещё был в силе, и компартии Западной Европы следуя генеральной линии, не предпринимали никаких организованных действий против Германии, до самого её вторжения в Советский Союз в июне 1941 года.

Остановимся на этом подробнее.

С 1936 по 1939 год французская компартия занимала ярко выраженную антифашистскую позицию, но пакт, заключённый Сталиным с Гитлером спутал все её карты. Официально КПФ обязана была приветствовать пакт, как она была обязана приветствовать и все прочие изгибы внешней политики СССР, включая его вторжение в Финляндию. В результате, вскоре после начала войны с Германией, КПФ была объявлена вне закона во Франции. Во время «странной войны её публикации были под запретом, её депутаты сняты со своих мест, а прочие должностные лица и военные чины, состоявшие в КПФ, подверглись всяческим ущемлением, вплоть до ареста. В правых правящих кругах Франции, как это отмечает историк Иан Усби в книге «Оккупация», тот факт, что компартия оказалась на стороне противника давало удобный предлог разделаться с внутренним политическим противником, чьи действия уже давно не вызывали доверия, а к тому же отвлекало внимание общественности от насущных проблем, вызванных началом войны с Третьим Рейхом. Преследования, как мы знаем, не уничтожили КПФ, она ушла в подполье, но её престижу был нанесён большой идеологический ущерб.

Неожиданное сближение большевизма с нацизмом в глазах многих подорвало её авторитет и внесло в её ряды замешательство.

В 1939 году от партии требовалось клеймить франко-британское объявление войны Германии как империалистические происки капиталистических держав, а уже год спустя, когда немецкие войска стали занимать Францию, ситуация заметно изменилась.

Немецкие оккупанты ничуть не считали себя связанными с заключённым со Сталиным пактом и стали разделываться с французскими коммунистами столь же жестоко, как и на других занятых ими территориях. В одном только Париже, в первые недели после подписания перемирия было арестовано более тысячи членов КПФ, и, конечно, не могло быть и речи о том, чтобы выпустить на свободу тех, кто был ранее арестован французскими властями; их продолжали держать в качестве заложников. Хотя официально, согласно распоряжению свыше, это слово было запрещено употреблять. Столкнувшись с преследованиями, некоторые члены компартии в индивидуальном порядке сделались одними из ранних критиков маршала Петена и активными сопротивленцами. Однако партия в целом, не имея чётких указаний как действовать, продолжала находиться в замешательстве, тем более что её глава, Морис Торез, дезертировав из армии, бежал в Советский Союз, а её главный орган газета «Юманите» подверглась двойному унижению: сперва запросив у немецких оккупантов разрешения возобновить публикацию, а затем получив на этот запрос категорический отказ.

Вторжение германских войск в Советский Союз, вывело КПФ из идеологического замешательства. Теперь Гитлер сделался врагом, не меньшим врагом, чем в глазах тех правых французских группировок, которые с самого начала решили вести борьбу с оккупантами, но по сравнению с ними члены компартии имели то преимущество, что они располагали партийной дисциплиной и опытом подполья. Была между ними и ещё одна разница, о которой уместно напомнить: и те и другие в борьбе с оккупацией ставили на карту собственную жизнь, но цели были у них разные. Для одних это было дело патриотического долга и освобождения Франция от иностранного владычества, для других — этапом на пути к захвату власти служившим делу пролетарской революции.

Вот почему глава «Свободной Франции», генерал де Голль, признавая за компартией целесообразность участия в активной борьбе с нацистами, тем не менее, относился с большим недоверием к её тактике и политическим замыслам.
Таким образом, вопреки распространившемуся не без помощи советской пропаганды мнению, первыми сопротивленцами были не коммунисты, а люди правого толка, но, как правило, совершенно не подготовленные к какой-либо конспиративной деятельности. Просто, как писала позже Зинаида Шаховская, сама участница Сопротивления, «Каждый из них считал своим долгом, долгом совести и чести, что-то предпринять для борьбы с той неправдой, которую олицетворял нацизм».

Группа, к которой принадлежала Вики Оболенская и куда она ввела Макинского, познакомив его с Жаком Артюисом, по отношению к коммунистам стояла на прямо противоположном полюсе. Сам Артюис был не только успешным предпринимателем; человек идейный он с 30-х годов состоял в одной из крайне правых политических группировок Франции, созданной им вместе с одним его другом. Он писал трактаты о необходимости переустройства государства, видя в представителях промышленного комплекса наиболее здоровый элемент страны. Именно этому слою и следовало играть по его убеждению, руководящую роль в управлении государством. Он и его единомышленники были оппозиционно настроены по отношению к существовавшему во Франции до войны строю, стремились к моральному возрождению страны, презирали косность общества и в то же самое время были глубоко патриотически настроены. Ветеран, Первой Мировой Войны, Артюис не считал Германию врагом своей страны на все времена и мечтал о создании Соединённых Штатов Европы.

Но, несмотря на то, что политическая платформа его организации имела много общего с фашистскими идеями государственного устройства, с приходом к власти Гитлера Артюис сделался непримиримым врагом чудовищной расовой доктрины национал-социалистов и предвидел ужасы, к которым, в конечном счете, она привела. Компромисс к Германией, на который пошла Франция, был ему отвратителен. Несомненно, что он и его кружение оказали на Вики огромное влияние. Их оскорблённое чувство французского патриотизма, где-то перекликалось и с пониманием патриотического долга её русского окружения из белого офицерства. Для тех, как и для других, защита родины была делом чести.

Третий, и психологически вероятно, самый сложный для русских эмигрантов период наступил после июня 1941 года, когда Гитлер, расторгнув пакт о дружбе и ненападении, напал на СССР. Часть эмиграции болезненно переживала германское вторжение на территорию их родины, другие увидели в этом надежду на спасение России от коммунизма. И получилось, как пишет Н. В. Вырубов, что «одни боролись за победу на стороне Союзников, других искреннее желание избавить страну от коммунизма привело к тяжёлому заблуждению, сотрудничеству с немецкими войсками».

Российский историк К. Н. Александров в сборнике статей и материалов «Против Сталина» (СПб, 2003), приводит такую статистику: «общая численность русских эмигрантов, участвовавших в европейском движении Сопротивления, составляла в среднем, по его подсчётам, от 300 до 400 человек, а призванных в армии стран — участниц антигитлеровской коалиции не превышало в целом 5 тысяч человек. В то же время, в вооружённых формированиях действовавших на стороне Германии и её союзников, по нашей оценке было от 20 до 25 тысяч участников Белого движения и представителей эмигрантской молодёжи».

Конечно, нельзя забывать, что среди них очень небольшой процент людей искренне сочувствовал национал-социализму. Подавляющее большинство рассчитывало на то, что, освободив Россию от большевиков, немцы там не удержатся и Россия восстановит свою национальную независимость. Кроме того, следует заметить, что французскую эмиграцию эти настроения коснулись в меньшей степени. Так отношение к Власовскому движению в кругах Белой военной эмиграции находившейся во Франции значительно улучшилось, лишь после поездки в Париж генерал-майора В. Ф Малышкина и его полуторачасового выступления в зале Ваграм перед аудиторией в 4 тысячи человек, где он пылко и красноречиво изложил задачи Русской Освободительной Армии «РОА» ген. Власова и надежду на сохранение целостности России и прекращения войны путём заключения почётного мира с Германией.

Забегая вперёд, можно сказать, что отголоски двойственного отношения к Германии в кругах парижских эмигрантов продолжали звучать и после войны, нередко вселяя раздор между старыми друзьями и даже членами одной и той же семьи. Были люди, которые не подавали руки тем, кто запятнал себя сотрудничеством с немцами, а было и наоборот: вдова одного из русских участников Сопротивления, с горечью сказала, что некоторые эмигранты не подавали руки им, считая всех участников Резистанса если не коммунистами, то, по крайней мере, по выражению другой старой эмигрантки, «красненькими».

Этому во Франции способствовала не только советская пропаганда, приписывавшая все заслуги Сопротивления французским коммунистам, но также, по наблюдениям Николая Васильевича Вырубова, пропаганда, исходившая из Виши, так как правительство Петена в течение всех военных лет утверждало, что Сопротивление это терроризм, проводимый коммунистами.

В случае Вики и близких ей людей, мы точно знаем, что они вышли из среды непримиримо относившейся к коммунистическому строю, но патриотически настроенной по отношению к России. Когда войска Гитлера стали одерживать над Красной армией одну победу за другой, это только усугубило их решимость продолжать своё опасное дело, теперь уже не только за Францию, но и за свой русский народ.

О Вики я впервые услышала спустя десять лет после её казни, когда вышла замуж за племянника её мужа Валерьяна Александровича Оболенского, журналиста, работавшего сперва на Би-би-си, а потом занимавшего одну из руководящих должностей на радиостанции «Свобода». Вскоре после свадьбы мы поехали из Мюнхена, где тогда жили, к бабушке Саломии Николаевне и дяде Нике Оболенским, обосновавшимся после войны в парижском пригороде Аньер. Жили они в небольшой квартире на седьмом этаже без лифта, куда Оболенский взбирался громыхая об ступеньки ортопедическим сапогом, а мать его, которой было тогда за семьдесят, легко взлетала с полными авоськами и кричала мне с верхней площадки: «ма шер, не торопись…» Квартира была заставлена семейными фотографиями, а в Никиной комнате царила Вики: Вики в бальном платье начала 30-х годов, Вики в подвенечной фате, Вики и Ника обнявшись на балконе — это перед самой войной — и другие напоминания об их недолгом, счастливом супружестве. Тут же были и грамоты о посмертном награждении Вики рядом орденов в знак признания её заслуг как одного из основателей Сопротивления, её роли по сбору и передаче информации, а также за стойкость, проявленную на допросах, в тюрьме и перед лицом казни. На памятнике жертвам войны в Нормандии установлена мемориальная доска с именем Веры Оболенской — Вики, а фельдмаршал английской армии Монтгомери в приказе от 6 мая 1946 года писал: «Этим своим приказом хочу запечатлеть моё восхищение перед заслугами Веры Оболенской, которая в качестве добровольца Объединённых Наций отдала свою жизнь, дабы Европа снова могла быть свободной». Награждена была Вики посмертно и орденом Отечественной войны Указом Президиума Верховного Совета СССР от 18 ноября 1965 года.

Наивысшие награды Вики получила посмертно от французского правительства: оно наградило её Военным крестом, медалью Сопротивления и Орденом Кавалера Почётного Легиона с пальмовой ветвью, который принял за неё Оболенский в 1946 году. Сам Николай Оболенский также, вслед за Военным крестом и медалью Сопротивления, удостоился Ордена Почётного Легиона в знак признания «выполнения им неоднократных и опасных поручений в ходе подпольной борьбы с противником» и за его «служение делу свободы». Брат его, Александр, за проявленное мужество в рядах французской армии был награждён Военным крестом и двумя боевыми свидетельствами.

Сослужили Оболенские Франции и ещё одну службу, правда, непроизвольно. Когда после победы над Германией генерал де Голль отправился с официальным визитом в Москву, вместе с ним поехали и хранившиеся до тех пор во французском Государственном банке ящики мингрельских сокровищ. Их де Голль преподнёс Сталину в знак дружбы между обоими народами. В самом конце 1976 года «Голос Америки», где я проработала много лет и в то время заведовала культурным отделом русской редакции, послал меня в мою первую командировку в Москву, Ленинград и Тбилиси. Вернувшись в Вашингтон, я смогла сообщить моему мужу, что по крайней мере часть этих сокровищ находится в сохранности в тбилисском музее. Это известие он получил за четыре дня до своей преждевременной кончины.

Ко времени моего знакомства с мужем Вики, Николаем Оболенским, он уже знал, что его жена была казнена отсечением головы (из-за того, что от него долго скрывали это, в некоторых документах по сей день неверно значится, что она была расстреляна). Но тем не менее с Ники говорить о Викиной казни мы избегали. Возможно, это было напрасным проявлением тактичности с нашей стороны; мы не знали тогда, что он не отворачивался от случившегося, не старался забыть всё пережитое ими во время войны, а принял трагедию её гибели и невозместимость потери с христианским смирением. О глубине его веры догадаться было нелегко: он был занят своей работой в фото архиве иллюстрированного журнала «Пари-Матч», вечно куда-то торопился, часто горячился — политические события приводили его в такой ажиотаж, что его мать, во избежание споров, тайком от него читала французские газеты, чьё направление не соответствовало его убеждениям. После Вики у Николая не было других увлечений, он оставался вдовцом, но круг его знакомых был по-прежнему широким. Чаще всего он встречался с другими уцелевшими членами Гражданской и Военной Организации (O. C. M.), хорошо знавших Вики. Особенно близкими друзьями его были Софья Носович, Ивонн Артюис и Кирилл Макинский, с которыми он познакомил и нас.

Оболенский приложил много усилий к тому, чтобы память о Вики с годами не стёрлась и не исказилась. В 50-х годах он при своих скромных средствах, выпустил за собственный счёт небольшую книжечку на французском языке «Вики — 1911-1944 — Воспоминания и Свидетельства». В неё вошли выдержки из мемуаров уцелевших руководителей и членов «О. С. М.» и текст речей, произнесённых при освящении памятника ей установленного среди могил русских участников Сопротивления на кладбище Сент-Женевьв де Буа. Сборником заинтересовались французские и советские кинематографисты, изъявившие желание поставить о Вики фильм. Оболенский, однако, категорически этому воспротивился, опасаясь не только того, что фильм может опошлить её образ, но и идеологических искажений, появившихся о Вики в советской печати, где её политическим убеждениям придавался «совпатриотический» душок (столь же искажённый фильм появился в СССР и о матери Марии, в главной роли Касаткина — прим. ред. сайта). Так, например, в статье напечатанной в 1964 году в «Огоньке», говорится о её «мечте вернуться на родину», которой она якобы поделилась в тюрьме на Барним-штрассе со своей сокамерницей, русской женщиной-врачом, вскоре тоже казнённой. А между тем из воспоминаний Жаклин Рамей нам известно, что сокамерницей Вики была одна немка из Голландии. Оболенский возмущался: «При всём том, что СССР во время войны был союзником Запада, — говорил он, — Вики никогда не хотела возвращаться в Советский Союз. Никогда!»

Как известно, после войны многие эмигранты во Франции поверили советской пропаганде, игравшей на патриотических чувствах, взяли советские паспорта и уехали на родину. Однако Николай Оболенский не поддался этой волне, он не обольщался иллюзиями относительно того, что в Советском Союзе могли произойти радикальные изменения при сохранении коммунистического строя. Впрочем, надежда когда-нибудь побывать на родине у него, естественно, была. Когда наступила разрядка, он воспользовался экскурсией, организованной журналом «Пари-Матч» и съездил в Москву, где сфотографировался в Оболенском переулке.

Судьба же вернувшихся на родину эмигрантов сложилась трагично. Они, почти все, без исключения, очутились либо в ссылке, либо в Гулаге. Вернулся в 1947 году на родину и Игорь Кривошеин с семьёй. Сперва их определили в Ульяновск, но уже в сентябре 1949 года Игоря Александровича арестовали. Ему ставили в вину связь во время войны с английской разведкой, которой он поставлял сведения о немецких оккупантах, его борьбу в рядах Сопротивления, а также и то, что он… выжил в Бухенвальде! Его сын Никита, сообщил мне, что после восемнадцатимесячного жестокого следствия на Лубянке постановлением ОСО он был приговорён к десяти годам по статье 58-4 УК РСФСР (сотрудничество с мировой буржуазией). Срок он сперва отбывал в Марфинской шарашке, где встретился и подружился со Львом Копелевым, затем в Озерлаге (Тайшет), всё это описано у Солженицына «В круге первом». Реабилитирован И. Кривошеин был в 1954 году за «недостаточностью улик».

Таким образом, на опыте Кривошеина можно проследить всю горькую иронию двадцатого столетия: сперва после вторжения Германии в Советский Союз этот эмигрант-антикоммунист был посажен по распоряжению оккупационных властей во французский концлагерь Компьен — только потому, что он русский. Потом за участие во французском Сопротивлении, он попал в нацистский концлагерь. А за то, что там не погиб, и за то, что помогал западным Союзникам одержать победу над Гитлером, оказался в Гулаге.

После своего освобождения Кривошеин, первый, рассказал советскому читателю о русских эмигрантах-героях Сопротивления: о матери Марии (Скобцовой), священнике Клепинине, Левицком, Вильде и Вере Оболенской. Опубликованные им очерки в той подцензурной советской печати, он, по свидетельству его сына, считал главным достижением своего 25-го пребывания в СССР после войны. В 1974 году он с женой вернулся в Париж. К тому времени здесь находился их сын Никита Кривошеин, выехавший из Советского Союза по настоянию властей, после того как ему пришлось пережить арест и трёхлетнее пребывание в лагере за то, что во французской газете «Монд» появилась его статья о том, как московская молодежь восприняла подавление Венгерского восстания, и о первых после «оттепели» арестах студенческой молодёжи.

Скончался Игорь Александрович Кривошеин в 1987 году в Париже.

В декабре 1961 года в Париже умерла княгиня Саломия Николаевна, мать Николая Оболенского. Похоронив её, Оболенский стал готовиться к священству. Оказывается, решение стать священником он принял давно — вскоре после того, как узнал о гибели Вики. Размышляя над своей жизнью и беседуя со своим духовником, он пришёл к твёрдому заключению, что Бог ему дважды спас жизнь для того, чтобы посвятить себя служению другим и искупить свой тяжкий, с точки зрения христианского учения, грех молодости — попытку самоубийства. Митрополит Евлогий пытался снять с него бремя этого греха: «Вы же живы, значит, Бог простил», — были его слова, но от стремления принять священство не отговаривал. При жизни матери, однако, Оболенский не считал себя вправе принять сан. Будучи её главной опорой, в течение многих лет, он взял на себя уход за матерью, когда она заболела раком, и был при ней до самой её смерти.

Сначала Николай Оболенский был посвящён епископом Мефодием в сан дьякона, потом около года провёл почти в полном уединении, занимаясь изучением богословия и готовясь к рукоположению, точной даты которого он нам не сообщил. В то время мы жили в Нью-Йорке, но в марте 1963 года должны были быть в Мюнхене. По дороге туда, чтобы его повидать, остановились в Париже и тут же узнали из газеты «Фигаро», что на следующий день, в воскресенье, в православном соборе Св. Александра Невского будет рукоположен в иереи ветеран Сопротивления, князь Николай Оболенский.

Мы не стали звонить ему, а прямо отправились на следующий день в Собор. Пришли туда в тот самый торжественный момент таинства рукоположения, когда он лежал лицом ниц, крестообразно распростершись перед алтарём. По окончании богослужения мы подошли к отцу Николаю в числе других поздравлявших, и наше появление было воспринято им как нечто вполне естественное, иначе и быть не могло, конечно же, мы должны были тут оказаться…

Таково было свойство его веры, в больших и малых делах…

Со временем мы убедились, с какой полной отдачей этот общительный и по природе запальчивый человек («кавказская кровь», шутил племянник) посвятил себя пастырской деятельности. Откуда только брались силы и энергия! Очень скоро о. Николай сделался настоятелем Собора на улице Дарю, а это означало не только насыщенный распорядок богослужений и треб — крестины, панихиды, венчания…, но и административные дела. Паства его распространилась далеко за пределы Парижа: к нам в Америку шли его открытки из Ниццы, Биаррица, Бордо, Флоренции.

Помимо чисто пастырской, развивал он и общественную деятельность: состоял в объединениях бывших участников Сопротивления, был членом совета Союза русских дворян во Франции, членом рядового союза князей Оболенских и вице-председателем Организации христианско-иудейской дружбы.

30 ноября 1978 года отец Николай потерял старого друга и соратницу по Сопротивлению — Софью Носович. Её возвращение живой из немецких лагерей смерти было чудом. После того как её смертный приговор был заменён в Берлине концлагерем и она попала в Равенсбрюк, там у неё вновь открылся туберкулёз. Её отправили в изолятор, но перед этим она взяла клятвенное обещание с Жаклин Рамей, что она и другая их подруга по Сопротивлению, Жаклин Рише-Сушер, не бросят её, если их будут переводить в другое место. И вот накануне отправки в Маутхаузен обе Жаклин пришли, чтобы поднять Софку с её сенника. Горящая от жара, она собирает свои лохмотья и следует за ними. Затем четверо суток в битком набитом товарном вагоне. Сидя тесно прижавшись к подругам и деля с ними, последний ломоть хлеба, она выдержала этот изнурительный этап, а потом, под страхом быть добитой в упор из пистолета, если оступится и упадёт, пешком проделала подъём в лагерь Маутхаузен по обледеневшей дороге, вдоль которой лежали трупы тех, кто этого пути не осилил. А потом шестнадцать часов ожидания неизвестно чего под открытым небом в снегу. «Бедная Софка, — писала Рамей в своих воспоминаниях, — в том состоянии, в котором она находилась, она должна была умереть. Но она всё претерпела, и мы, в конце концов, привезли её во Францию». Рамей поражалась тому, как в этой женщине железная воля сочеталась с восточным фатализмом и полным отсутствием практичности (если бы не украли для неё шерстяные чулки, вату для подкладки пальто и вермахтовский флаг, из которого смастерили ей варежки, она бы насмерть замёрзла, не пошевелив пальцем«).

По возвращении во Францию Софью Носович поместили на несколько месяцев в санаторий, и смерть опять от неё отдалилась. Туберкулёз, однако, разыгрался ещё в третий раз, но к тому времени уже были антибиотики и её вылечили. За заслуги в Сопротивлении, за пытки, которые она претерпела, отказываясь кого-либо выдать, Софья Носович тоже удостоилась Ордена Почётного легиона, о чём через Мишеля Пасто ходатайствовал Оболенский: «Кто как не она, заслуживает этой награды, — писал он. — Приговорённая к смерти, подвергнутая пыткам, преданная и проданная несчастными Роланом и Дювалем (молитесь о их душах), она оставалась твёрдой до самого конца и ни один человек не пострадал из-за неё». Доброта Софки была безгранична. Всю свою оставшуюся жизнь она посвятила тем, кто, как и она пострадали во время войны: ослепшим читала вслух, парализованным убирала и готовила, за больными ухаживала…
Летом 1994 года, я приехала в Париж, чтобы пополнить имевшийся у меня материал о Вики Оболенской, мне удалось застать в живых участника тех далёких событий, ровесника века Мишеля Пасто. Этот высокий господин с безупречными манерами подвёл меня к столику его покойной жены, где на почётном месте стояли две фотографии в рамке: Вики и Софка. «Мы никогда не забываем, что я обязан им жизнью». Он знал, какую пытку Софка претерпела от сподручных Руди после его побега, и до самой смерти принимал участие в её судьбе.

Когда хоронили Софью Носович, отец Николай Оболенский был уже тяжело болен раком. Скончался он в сане митрофорного протоиерея 5 июля 1979 года.

Если Викино обезглавленное тело пропало бесследно, то отца Николая торжественно провожал чуть ли не весь русский Париж, начиная с Великого князя Владимира Кирилловича. Провожали его на кладбище Сент-Женевьев де Буа и его товарищи по борьбе.

Чем больше в написании книги о Вики Оболенской и её товарищах я углублялась в их жизнь и размышляла над их характерами, тем больше меня занимала мысль — в каких тайниках человеческого существа заложена способность пойти на подвиг? Ведь никто из знавших Вики и Софку в довоенное время как весёлых и обворожительных женщин, а князя Оболенского — как светского человека без определённой профессии, не мог представить себе, какая им готовится участь, и что они способны претерпеть. Думаю, не догадывались об этом и они сами.

Когда началась война и Франция оказалась оккупированной, дело было не только в позорной капитуляции одних и военной победе других…

В переписке с Николаем Васильевичем Вырубовым мы неоднократно возвращались к причинам, побудившим некоторых русских, большинство которых даже не были французскими гражданами, встать на защиту Франции. Вырубов допускает, что этому способствовали настроения в интеллектуальных антифашистских кругах и среди правых националистически настроенных единомышленников Артюиса, который ещё до войны ознакомившись с гитлеровской доктриной, решил бороться не только против оккупации, но и против аморальной теории расового превосходства немецкого народа и утопических идей национал — социализма. Судя по всему, Вики и её муж эти настроения разделяли, сразу же откликнувшись на предложение Артюиса вступить на путь сопротивления. Отношение таких людей как Мать Мария или Клепинин, к проводимой нацистами политике хорошо известно и документировано. Что же касается тех, кто вступил в ряды войск генерала де Голля, то «среди нас, — писал Вырубов, — редко кто думал о доктрине. Наши убеждения были основаны на создании преобладания духовных ценностей над всем остальным и составляли главную побуждающую причину участия в Сопротивлении».

А приняв решение, не пожалели о нём даже перед лицом смерти.

Вера Аполлоновна Оболенская родилась 11 июля 1911 г. в семье бакинского вице-губернатора Аполлона Аполлоновича Макарова. Ее мать - Вера Алексеевна, урожденная Коломнина. Семья эмигрировала во Францию в 1920 г. и поселилась в Париже
Попав во Францию в возрасте 9 лет, Вера формировалась как человек одновременно русской и французской культур. Среднее образование получила во французской школе. Обладая феноменальной памятью, любовью к учебе не отличалась, предпочитая ей танцы и молодежные компании. Все отмечали в ней стихийность, импульсивность, склонность к авантюрам и способность быстро располагать к себе людей за счет внешней привлекательности и живого ума. В 17 лет она попала в компанию молодого титулованного эмигранта, Александра фон Бильдерлинга, который, неожиданно получив большое наследство, поклялся "промотать на красивую жизнь" все деньги, после чего покончить с собой. Слово он сдержал, и Вера Макарова была одной из тех, кто провожал его на кладбище. Она работала сначала манекенщицей, затем - секретаршей у преуспевающего парижского предпринимателя.
В 1937 г. Вера вышла замуж за Николая Александровича Оболенского и приняла княжеский титул.
Отец Николая Оболенского, бывший градоначальник С.-Петербурга, умер в Париже в 1924 г. После его смерти Николай стал старшим представителем рода князей Оболенских. Мать Николая, Саломия Николаевна, была дочерью светлейшего князя Дадиани-Мингрельского. Крестник вдовствующей императрицы Марии Федоровны и вел. кн. Константина Константиновича, Николай, как и его отец, был воспитанником Пажеского корпуса. После захвата власти большевиками семья эмигрировала в Финляндию, затем переехала в Ниццу, позже - в Париж. Николай окончил экономические курсы в Женеве. После смерти отца, совпавшей с временной утратой средств к существованию, он совершил неудачную попытку самоубийства.
К концу 30-х годов дела семьи наладились. Благодаря доходу от приобретенной в Ницце недвижимости, Николай Оболенский жил значительно лучше большинства эмигрантов из России. Он не утруждал себя постоянной работой; про него говорили, что он был одним из немногих русских, который мог ездить в такси, не сидя за рулем. Кроме того, в Государственном банке Франции хранились десять ящиков мингрельских сокровищ, принадлежавших князьям Дадиани и вывезенных из Зугдидского дворца членами правительства Грузии во время эвакуации в 1921 г. Адвокат Саломии Николаевны считал, что ее права как прямой и единственной наследницы на эти сокровища бесспорны. И хотя французские власти затягивали вынесение решения по данному вопросу, ситуация добавляла Николаю Оболенскому и его молодой жене уверенности в своем безоблачном будущем.

В 1940 г., вскоре после оккупации Франции немцами, Вера Оболенская вошла в один из подпольных кружков, где получила псевдоним "Вики". Хорошо знавшие ее люди предполагали, что ее решение вступить в ряды борцов против оккупантов стало результатом эмоциональной реакции на страстный призыв генерала де Голля, транслировавшийся по радио из Лондона.
Первые организации, составившие позже движение Сопротивления, создавались людьми правых взглядов (коммунисты Западной Европы в период между 23 августа 1939 г. и 22 июня 1941 г. не предпринимали организованных действий против Германии). Кружок, в который вошла "Вики", возглавлял Жак Артюис - успешный предприниматель, с 30-х годов состоявший в одной из крайне правых группировок Франции. Скоро она стала его главным доверенным лицом. В конце 1940 г. группа Артюиса объединилась с организацией, возглавляемой Максимом Блок-Маскаром, вице-председателем Конфедерации работников умственного труда. Соратники Артюиса стремились к вооруженной борьбе, группировка же Блок-Маскара занималась преимущественно пропагандистской деятельностью. Образовавшийся альянс получил название Organisation Civile et Militaire - OСM ("Гражданская и военная организация").
Со временем организация наладила связь с представителями де Голля в Лондоне и стала одной из самых крупных и разветвленных во французском Сопротивлении. ОСМ занималась разведывательной деятельностью, организовывала побеги за границу английских военнопленных, готовила оружие и резервистов для перехода к активным боевым действиям, которые планировалось начать одновременно с высадкой союзников во Франции. Оболенская как генеральный секретарь ОСМ принимала во всем этом активное участие. Ей было присвоено воинское звание лейтенант. Она встречалась со связными и представителями подпольных групп, передавала им задания организации и принимала донесения. В ее ведении находилась обширная тайная переписка, копирование секретных документов, составление сводок.
К началу Второй мировой войны во Франции проживало около 50 тыс. российских эмигрантов. Их отношение к активному участию в вооруженной борьбе с Германией менялось в ходе войны и зависело от их социальной и политической принадлежности, от места проживания и от множества других факторов. Среди нескольких сотен эмигрантов, принявших участие во французском Сопротивлении, встречались очень разные люди. Среди них были: новоявленные члены французской компартии М.Я. Гафт и И.И. Троян (последний - бывший военнослужащий Русской армии генерала П.Н. Врангеля, участник Гражданской войны в Испании на стороне республиканцев), сын писателя Леонида Андреева - В.Л. Андреев, сын царского министра и председателя Правительства юга России в 1920 г. А.В. Кривошеина - И.А. Кривошеин, мать Мария, Т.А. Волконская по прозвищу "красная княгиня". После нападения Германии на СССР в среде эмигрантов, живших во Франции, неуклонно шел дрейф в сторону советского патриотизма. Однако эта тенденция увлекла далеко не всех.
Германские спецслужбы неоднократно предпринимали попытки инфильтрировать движение Сопротивления своей агентурой. Наконец, был арестован и завербован член подпольной организации "Нотр-Дам" радиооператор Тильден, через которого осуществлялась связь с Лондоном. Тильден получил от немцев задание установить контакт с руководством ОСМ, которая в тот период временно утратила каналы связи с де Голлем. В сложившейся ситуации предложение Тильдена о сотрудничестве представлялось для руководства ОСМ заманчивым. Но "Вики" была категорически против. В конечном итоге ее доводы возобладали, и операция немцев, направленная на проникновение в самое ядро ОСМ, была сорвана.

С 1943 г. новым направлением в работе Сопротивления стало установление контактов с гражданами СССР - пленными военнослужащими Красной армии и "остарбайтерами", занятыми на строительстве Атлантического вала, а также военнослужащими "восточных частей" вермахта. По линии ОСМ этим занимался Николай Оболенский ("Ники"), привлеченный своей женой к активной работе в организации.
Вики была арестована на одной из конспиративных квартир 17 декабря 1943 г. Она содержалась в нескольких тюрьмах. Отношение к ней, по сравнению с другими заключенными, проходившими с ней по одному делу, было достаточно корректным. Изъяны в работе следственных органов гестапо и тюремной охраны позволяли узникам, содержавшимся в разных камерах, обмениваться информацией, выстраивать общую линию поведения на допросах, вводить следствие в заблуждение. Удалось также связаться с соратниками, находившимися на свободе, и тем предотвратить некоторые аресты и раскрытие явок. Тем не менее, к концу февраля 1944 г. немцам удалось арестовать большинство руководителей ОСМ. Работа организации в значительной степени была парализована. Принять участие в военных действиях во время высадки союзников ОСМ не удалось: к 6 июня 1944 г. она практически перестала существовать.
Наибольших успехов в раскрытии конспиративной сети ОСМ добилась группа особого назначения "№ 716" военной контрразведки, до февраля 1943 г. работавшая в Киеве. Под давление неопровержимых улик Оболенская перешла к последнему способу защиты - полному отказу сообщать какую-либо информацию. В связи с этим она получила прозвище "Princessin ich weiss nicht" ("Княгиня ничего-не знаю").
Следствие пыталось апеллировать к Оболенской как к представительнице антибольшевистской эмиграции и склонить ее к сотрудничеству.

Сохранилось свидетельство о таком эпизоде: немецкий следователь с притворным недоумением спросил её, как это русские эмигранты-антикоммунисты могут оказывать сопротивление Германии, воюющей против коммунизма: «Они с ума сошли, что ли? Какой им смысл быть с голлистами, в этом коммунистическом гнезде? Послушайте, мадам, помогите нам лучше бороться с нашим общим врагом на Востоке». На это Вики заявила: «Цель, которую вы преследуете в России, - разрушение страны и уничтожение славянской расы. Я русская, но выросла во Франции и здесь провела всю свою жизнь. Я не предам ни своей родины, ни страны, меня приютившей». Тогда немцы принялись за неё по «антисемитской линии». «Я христианка, - ответила им на это Вики, - и поэтому не могу быть расисткой».

Отступая из пределов Франции, немцы увезли с собой часть узников. Оболенская была доставлена в Берлин, где содержалась в тюрьме Плетцензее. После вынесения смертного приговора Вере Оболенской было предложено написать прошение о помиловании, но она отказалась.
Приговор над Верой Аполлоновной Оболенской был приведен в исполнение 4 августа 1944 года в тюрьме Плетцензее. Оболенскую прямо с прогулки провели в помещение, которое немцы называли «комнатой смерти». Там палач в течение 18 секунд приводил в действие гильотину. За выполненную работу он получал 60 марок, а его помощники – по 8 папирос. Оболенской отрубили голову на гильотине, а ее тело было доставлено в театр, где проходили практику студенты-медики.

Фельдмаршал Б. Монтгомери специальным приказом от 6 мая 1946 г. выразил свое восхищение заслугами Оболенской как "добровольца Объединенных Наций". В СССР имя Оболенской было включено в список "группы соотечественников, проживавших во время Великой Отечественной войны за границей и активно боровшихся против гитлеровской Германии". Указом Президиума Верховного Совета СССР от 18 ноября 1965 г. она была награждена орденом Отечественной войны I степени.
Самые высокие награды княгиня В.А. Оболенская получила от французского правительства: Военный крест с пальмовой ветвью, медаль Сопротивления и рыцарский Орден Почетного Легиона.

У княгини Веры Оболенской нет могилы. Есть только памятная доска на кладбище Сент-Женевьев-де-Буа, на мемориале Памятник русским воинам, погибшим в рядах французской армии. Имя ее также начертано на надгробии Николая Оболенского: это он так пожелал, чтобы их имена были соединены в вечности.

В 1965 году, в канун празднования 20-й годовщины победы над нацистской Германией, из Франции в СССР были переданы документы, касающиеся работы во французском движении Сопротивления граждан с российскими корнями и погибших от рук оккупантов. Таких людей оказалось около 400 человек. После изучения предоставленных документов, каждый из них был посмертно награжден орденом Отечественной войны I степени. В числе павших героев находилась и княгиня Вера Аполлоновна Оболенская. Эта женщина сумела стать видным представителем антифашистского Сопротивления, была схвачена и отправлена в гестапо, где подверглась допросам и пыткам, после чего казнена в берлинской тюрьме. По ряду идеологических причин в Советском Союзе имена русских представителей французского подполья тогда не были озвучены, и только спустя 2 десятка лет в СССР вышел художественный фильм, рассказывавший о героической княгине.

Будущая французская подпольщица родилась в семье Аполлона Макарова, который на тот момент был вице-губернатором Баку, 24 июня 1911 года. Девочку назвали Верой. К сожалению, спокойное детство ее закончилось после череды революций 1917 года, в результате которых огромная и мощная Российская империя была расколота на многочисленные фрагменты, воюющие между собой. В 1920 семейство Макаровых было вынуждено выехать во Францию. Там Вера получила образование, превратившись в настоящую француженку. К 17 годам она прекрасно освоила французский язык и манеры, что позволило ей влиться в ряды богатых наследников русских эмигрантов.

Красивая девушка после достижения совершеннолетия устроилась работать манекенщицей в русском Доме моды «Миеб», основанным эмигранткой из России, бывшей фрейлиной Елизаветой Гойнинген-Гюис. Наставницей молодой сотрудницы стала Софка (Софья) Носович, к тому моменту уже опытная манекенщица. С этого момента между девушками завязалась неразрывная дружба и сотрудничество. Именно Носович заметила в Вере одну уникальную особенность – феноменальную память. Девушка моментально запоминала все ранее прочитанное или услышанное, а также имена всех клиенток, производивших покупки. К тому же Вера свободно общалась на 4 языках.

Софка помогла подруге найти работу, на которой ее возможности раскрылись бы лучше. Через одну из клиенток девушки вышли на состоятельного предпринимателя Жака Артюиса, у которого Вики (так по-дружески именовали Веру) устроилась в качестве секретаря. Девушка быстро подружилась с четой Артюисов и часто вместе с ними проводила выходные. Постоянно вращаясь в кругу состоятельных людей, Вики познакомилась с Николаем Оболенским. Князь, близкий к императорской чете, был завидным женихом. Кроме солидного состояния он обладал еще и прекрасными манерами, поэтому неудивительно, что молодые люди понравились друг другу. В 1937 году они оформили свой брак.

Относительно беззаботная жизнь молодой женщины в одно мгновение была разрушена войной. В 1940 году германские войска вошли в Париж, и Францией стали править оккупанты. Оболенская все еще трудилась у Артюиса, однако суть этой работы поменялась. Патриотично настроенный бизнесмен создал подпольную организацию, именовавшуюся Organisation Civileet Militaire. В ее задачи входило собирать разведывательные данные и передавать их союзникам, распространять среди населения правдивую информацию, заготавливать оружие и т. д.

Княгиня практически сразу влилась в ряды подпольщиков, а после привлекла сюда и своего мужа, Софку Носович и значительное число других людей из числа русских эмигрантов. Блестящая память пригодилась подпольщикам: в своей голове женщина хранила самые важные сведения, которые нельзя было доверять бумаге. К 1942 году подпольная организация ОСМ включала в себя тысячи бойцов, не подчинившихся оккупантам.

Одним из эпизодов их борьбы стала передача союзникам в Англию планов по строительству оборонительной линии, именовавшейся немцами «Атлантический вал». Для его возведения немцы привлекли большое число советских военнопленных. Николай Оболенский, устроившийся по заданию ОСМ на работу к немцам в качестве переводчика, имел возможность общаться с пленными, передавая им приказы начальства. Попутно он собирал важные сведения военного характера, после чего вся полученная информация переправлялась в британскую разведку.

Однако не дремало и гестапо. В 1942 году руководитель ОСМ был арестован. Правда, потеря лидера не остановила подпольщиков, и они продолжали свое дело. Однако осенью 1943 случился настоящий погром. Во время проведения очередной облавы в руки нацистов попал один из подпольщиков Ролан Фаржон, входивший в число руководства ОСМ. При нем случайно оказалась квитанция за оплату телефонного счета с указанием точного адреса явочной квартиры. После проведения в ней обыска немцы обнаружили хранившееся там оружие и важные документы.

Вскоре последовала череда арестов подпольщиков. Когда гестаповцы пришли арестовывать Софку Носович, вместе с ней в руки нацистов попала и Вики. Оболенская пришла предупредить подругу о грозящей ей опасности. На допросах княгиня вела себя достойно, и, признавая свое участие в подпольном движении, одновременно всячески выгораживала товарищей, чем спасла некоторым из них жизнь. Однако секретные сведения молодая женщина не выдала, оказавшись «крепким орешком». Несмотря на применявшиеся в отношении нее пытки, она ничего немцам не сказала. За это гестаповцы даже прозвали Оболенскую «княгиня-ничего-не-знаю».

Стойкость смелой женщины помогла спастись от смерти ее мужу и Софке Носович. Из тюрьмы они были отправлены в концлагерь, однако сумели выжить в нем и дождаться освобождения. Для самой Веры судьба была предрешена. Ее переправили в Берлин, где в тюрьме устроили жестокую постановку. В камере установили гильотину, похожую на ту, которая некогда использовалась во Франции для казни особо опасных преступников. 4 августа 1944 года молодую женщину обезглавили. Казнь княгини Оболенской произошла в час дня, а палачом выступил некто Реттгер. На момент страшной гибели Вики было всего 33 года.

В настоящее время могильная плита, на которой указано имя храброй княгини, установлена на кладбище Сент-Женевьев-де-Буа. Однако останков Вики там нет. После убийства тело женщины немцы отправили в анатомический театр, после чего следы его потерялись. Князь Оболенский после того, как получил подтверждение о гибели жены, не смог продолжать светскую жизнь. Он, получив сан священника, оставшиеся годы посвятил церкви.