Словарь русской культуры степанов. Константы. Словарь русской культуры

3. Эволюция концепта "Слово" была теснейшим образом связана со становлением цикла наук о слове (конечно, называть их «науками» можно лишь с большой долей условности). Поскольку словак логосы бывают не только истинными, но и ложными, постольку ощутима потребность в науке об истинном рассуждении, проникающем сквозь оболочку слов, - такой наукой стала л о г и к а. В соответствии с тем, что слова служат не одному познанию, но также выражению индивидуальных и групповых эмоций, желаний, устремлений и т. п., воз­никли две науки о рассуждении, не получившие общего названия, - диалектика и риторика. Риторика первоначально мыслилась как искусство ораторской речи, диалектика - как искусство установления истины через обнаружение противоречий в высказываниях оппонентов, т.е. как искусство беседы, ведущей к правильному познанию. Аристотель, универсальный гений, создал «параллельные» труды в каждой из этих сфер: логике были посвящены «Категории», «Об ис­толковании» и «Аналитики»; наукам о речи - диалектике и ритори­ке - трактаты «О софистических опровержениях» и «Риторика».

Одновременно с этим создавалась третья наука, филология - о «чистом» слове, о слове как таковом. Уже около IV в. до н.э. в греческом языке появился глагол "любить науки, стремиться к учению" и соответствующие ему имена: существительное "любовь к научному рассуждению, к научному спору, к ученой беседе" (ср. выше деление на логику и диалектику) и прилагательное "любящий научное рассуждение, научный спор". Сначала эти слова выступали какантонимы к "не любить наук и научных споров": «<...> мое от­ношение к рассуждениям, - говорит Лахет у Платона, - <...> двузнач­но: ведь я могу одновременно показаться и любителем слови их ненавистником» («Лахет», 188 с; перевод С. Я. Шейнман-Топштейн). Позднее, у Плотина, Порфирия (III в.), Прокла (V в.), по­нятие «филолог» приобрело значение "внимательный к словам, изучаю­щий слова". Сдвиг ударения - - подчеркивал отличие от ранее утвердившегосякоторое означало образованного человека во­обще. В свою очередь, оба слова противопоставлялись слову, любящий знание, мудрость, софию" (тем самым попутно знание отвле­калось от слов и представало как самостоятельная сущность).

Еще в эпоху эллинизма (III-I вв. до н.э.), до разделения двух значе­ний слова , т.е. до появления особой дисциплины, ученые уже занимались филологией, не отличая ее, правда, от граммати­ки, и назывались "грамматики, грамматисты". В Александрии был основан (святилище муз), государственное учреждение, находившееся под особым попечением царя, и знаменитая библиотека, для которой приобретались рукописи во всех концах греческого мира. Для издания произведений греческой классики, и прежде всего Гоме­ра, александрийские ученые-грамматисты (а по существу - филологи) развернули огромную работу: разбирали и отбирали рукописи, сличали варианты текста, отделяли подлинное от приписываемого, устанавли­вали наиболее авторитетный текст, акцентуировали его, комментирова­ли неясные места, устаревшие и непонятные слова и т.д. Знаменитый филолог-грамматист Аристофан Александрийский (257-180 гг. до н.э.) может считаться основателем научной лексикографии.

В эпоху христианства главным объектом внимания любителей сло­ва, филологов, становится слово божественное: литургическое, молит­венное и т.д. Постепенно толкования Св. Писания («слово о слове») становятся очень тонкими, филологически и богословски изощренны­ми, и наряду со словом (в его новом, филологическом значе­нии) появляется еще один термин - "ученый комментатор, схолиаст" [впервые этот термин зафиксирован у Оригена (около 185- 253 или 254)]. Таким образом была заложена одна из основных дисци­плин в изучении слова - критика библейского текста, которая в XIX и XX вв. переросла в герменевтику и сомкнулась с философией.

Современное состояние концепта "Слово" связано, в первую очередь, с филологией как особой отраслью человеческого знания. В отечественной филологии есть два вершинных ее определения: одно принадлежит Ф.Ф. Зелинскому, другое - Г.О. Винокуру. Определение Зелинского гласит: историко-филологическая наука - это «наука, имЋющая своимъ содержаніемъ изученіе твореній человЋческаго духа въ ихъ послЋдовательности, т. е. въ ихъ развитіи» (1902, 811). Это требует непростого разграничения «сфер влияния» двух ее областей - филологии и истории. Поскольку «матеріальное разграниченіе обЋихъ областей невозможно» (1902,811-812), Зелинский пытается провести между ними границы, опираясь на идеи германского науковеденияконца прошлого века: по словам самого автора, его статья «являетсяперной попыткой построить систему Ф<илологіи> (точнЋе - историко-филологической науки) на заимствованной у Вундта основной мысли», согласно которой «Ф<илологія> - это обращенная къ памятникамъ, исторія - обращенная къ общимъ законамъ развитія сторона историко-филологической науки; исторія и Ф<илологія> - не двЋ различныхъ науки, а два различныхъ аспекта одной и той же области знания» (1902, 816, 812).

Горячо поддержав это утверждение Зелинского, Г.О. Винокур категорически заявил: «Со всей решительностью нужно установить прежде нечто то положение, что ф и л о л о г и я не есть н а у к а, точнее- что нет такой науки, которую, в отличие от других, можно было бы обозначить словом «филология». <...> Эмпирическое содержание всего того, с чем имеет дело филология, без остатка покрывается предметом соответствующих специальных наук, исследующих отдельные сторож мы исторической действительности» (1981, 36). Этот тезис нуждается н чисто терминологическом уточнении, связанном с науковедческими попытками дифференциации объекта науки и ее предмета. В отличие от объекта предмет исследования определяется избранным методом, и потому у филологического исследования есть свой собственный пред­мет. Его, между прочим, называет и сам Винокур: это сообщение, понятое в предельно широком смысле (1981, 36-37). «Сообщение - это не только слово, документ, но также и различного рода вещи», если только мы не ограничиваемся их практическим применением. Такова, например, мебель, помещаемая в музей. Мы, разумеется, и ее «можем взять в руки», но в руках у нас в этом случае будет «находиться только кусок дерева, а не самый стиль его обработки и не его художественпо-исторический смысл. Последний нельзя «взять в руки», его можно] только понять» (1981, 37). Точка зрения Винокура удивительно со­временна: для «филологической семиотики» наших дней и ряды слом, и ряды вещей есть равно носители информации. Но универсальным (инвариантным, архетипическим) аккумулятором смысла является именно слово, и в первую очередь слово письменное: как справедливо замечает Винокур, «письменный текст представляет собой идеаль­ное сообщение» (1981, 37-38).

Итак, филология есть область гуманитарного знания, непосред­ственным предметом изучения которой служит главное воплощение человеческого слова и духа - сообщение, и наиболее совершенный вид его - словесный письменный текст. При этом филология имеет дело исключительно с текстами, обращенными к читателю, хотя бы и неопределенному. Текст, в принципе лишенный адреса, никакого отношения к филологии не имеет - понять его невозможно.

ПРИМЕЧАНИЯ

1 Название будущей книги - «Константы: Словарь русской культу­ры». Разумеется, «константность» концептов не означает их неизменно­сти, а лишь их постоянное присутствие в культурном сознании.

Эта книга будет изготовлена в соответствии с Вашим заказом по технологии Print-on-Demand. Книга представляет собой словарь, но не слов, а концептов - основополагающих понятий русской культуры, таких, как `Мир` (вокруг нас), `Ментальный мир` (в нашем сознании) и их компонентов - концептов `Слово`, `Вера`, `Любовь`, `Радость`, `Знание`, `Наука`,`Число, Счет`, `Страх, Тоска`, `Грех, Блуд`, `Свои - Чужие` и т. д. Эти понятия, концепты - ценности русской культуры и вообще российской культуры, они принадлежат всем и никому в отдельности. Чтобы воспользоваться ими, их нужно знать, - хотя бычерез составленный кем-то словарь. Подобно этому мы стараемся, например, познать английскийязык, с помощью словаря, которому разрешается иметь автора. Для пользователя это скорее неудобство, но другого пути нет. Зато кое-какие концепты обнаружатпри этом, возможно, новые стороны - наша повседневная мораль, представленная через кодекс Чехова; Колчак - как полярный исследователь масштаба Нансена; русская водка, усовершенствованная Менделеевым, - в ее связи с законами мироздания по Ньютону; Буратино- как вечное мальчишеское начало мира...

Издательство: "Языки славянских культур" (1997)

в My-shop

Другие книги схожей тематики:

    Автор Книга Описание Год Цена Тип книги
    Степанов Ю.С. Эта книга будет изготовлена в соответствии с Вашим заказом по технологии Print-on-Demand. Книга представляет собой словарь, но не слов, а концептов - основополагающих понятий русской культуры… - Языки славянских культур, - 1997
    1252 бумажная книга
    Степанов Ю.С. Константы: словарь русской культуры - (формат: 70x100/16, 992 стр.) 2004
    533 бумажная книга
    Ю. С. Степанов Константы. Словарь русской культуры. Опыт исследования Это первый в вашей литературе опыт систематизации таких ценностей культуры, которые заложены в понятиях, концептах. Описываются прежде всего те из них, которые присутствуют постоянно –«константы»… - Языки Славянской Культуры, электронная книга 1997
    350 электронная книга

    См. также в других словарях:

      - (р. 20.07.1930) спец. в обл. культурологии, теории и филос. языка; д р филол. наук, проф. Окончил филол. ф т МГУ (1953), асп. по кафедре общего и сравнительно ист. языкознания того же ф та (1956). Продолжил образование в Париже (1957 1958):… … Большая биографическая энциклопедия

      Концепт - – один из наиболее популярных и наименее однозначно дефинируемых терминов совр. лингвистики. Он связан прежде всего с антропоцентрической парадигмой языкознания и когнитивно прагматической методологией и используется наряду с такими ключевыми… … Стилистический энциклопедический словарь русского языка

      - (греч. nous, pneuma; лат. spiritus, mens; нем. Geist; фр. esprit; англ. mind, spirit) 1. Высшая способность человека, позволяющая ему стать субъектом смысло полагания, личностного самоопределения, осмысленного преображения действительности;… … Философская энциклопедия

      Религиозно-эстетическое сознание - двояко ориентированная духовная активность, заключающаяся в предрасположенности религиозного сознания к оперированию эстетическими критериями и во встречной готовности эстетического сознания руководствоваться ценностно нормативными ориентирами … Эстетика. Энциклопедический словарь

      ВО ВСЮ ШИРЬ - 1. разливаться, открываться, раскинуться Во всей полноте, в полной мере, безгранично, сколько хватает взгляда. Имеются в виду фрагменты природного, реже городского ландшафта (L): река, море, степь, проспект и т. д. Говорится с одобрением. реч.… …

      У этого термина существуют и другие значения, см. Концепт. Концепт в филологии это содержательная сторона словесного знака, за которой стоит понятие, относящееся к умственной, духовной или материальной сфере существования человека,… … Википедия

      В Википедии есть статьи о других людях с такой фамилией, см. Степанов. Юрий Сергеевич Степанов Дата рождения: 20 июля 1930(1930 07 20) Место рождения: Москва, РСФСР, СССР Дата смерти … Википедия

      Дискурс в межкультурной коммуникации - С развитием психолингвистики, прагматики и теории коммуникации на смену изучения языка как системы, независимой от реальности, пришло понимание языка и речи, к рые отражают действительность и создают дискурс. Вбирая в себя речевую/текстовую… … Психология общения. Энциклопедический словарь

      КАК ДВАЖДЫ ДВА - 1. КАК ДВА/ЖДЫ ДВА < ЧЕТЫ/РЕ> ясно Очевидно, бесспорно. Имеется в виду, что положение дел, суть происходящего (Р) представляются однозначными, несомненными лицу, группе лиц (Х). Говорится с одобрением. неформ. ✦ Р ясно Х у как дважды два.… … Фразеологический словарь русского языка

      истина и правда - ИСТИНА И ПРАВДА понятия, используемые для характеристики наших убеждений. Если истина характеризует убеждения в их отношении к реальности, то правда характеризует их в отношении к нравственным ценностям. Европейские народы не… … Энциклопедия эпистемологии и философии науки

      У этого термина существуют и другие значения, см. Мещанство (значения). Эта статья или раздел описывает ситуацию применительно лишь к одному региону. Вы можете помочь Википедии, добавив информацию для других стран и регионов … Википедия

    Книга представляет собой словарь, но не слов, а концептов - основополагающих понятий русской культуры, таких, как «Мир» (вокруг нас), «Ментальный мир» (в нашем сознании) и их компонентов - концептов «Слово», «Вера», «Любовь», «Радость», «Знание», «Наука», «Число, Счет», «Страх, Тоска», «Грех, Блуд», «Свои - Чужие» и т. д.
    Эти понятия, концепты - ценности русской культуры и вообще российской культуры, они принадлежат всем и никому в отдельности. Чтобы воспользоваться ими, их нужно знать, - хотя бы через составленный кем-то словарь. Подобно этому мы стараемся, например, познать английский язык с помощью словаря, которому разрешается иметь автора. Для пользователя это скорее неудобство, но другого пути нет.
    Зато кое-какие концепты обнаружат при этом, возможно, новые стороны - наша повседневная мораль, представленная через кодекс Чехова; Колчак - как полярный исследователь масштаба Нансена; русская водка, усовершенствованная Менделеевым, - в ее связи с законами мироздания по Ньютону; Буратино - как вечное мальчишеское начало мира.

    КУЛЬТУРА.
    В современном русском языке слово культура имеет два основных значения: 1. Совокупность достижений людей во всех сферах жизни, рассматриваемых не порознь, а совместно, - в производственной, социальной и духовной, 2. Высокий, соответствующий современным требованиям уровень этих достижений, то же, что культурность. Характерная черта русской жизни состоит в том, что два значения тесно связываются, поэтому в обычном словоупотреблении чаще встречаются сочетания с родительным падежом - Культура речи; Культура быта; Культура торговли; Культура секса и т. п. Поэтому также и в первое значение всегда примысливается компонент «достижение; высокий уровень» и само слово культура сопровождается внутренней оценкой, всегда достаточно высокой, положительной.

    Это явление отмечено, хотя и в более слабой степени, и в употреблении соответствующих слов в других европейских языках. Так, во французском языке, где это понятие связывается преимущественно со словом civilisation, «цивилизация» (тогда как culture, «культура» считается не собственно французским, а переносом немецкого значения слова Kultur), даже философские словари отмечают его «ярко выраженный положительно-оценочный характер» (Lalande, 142). См. далее Цивилизация.

    Бесплатно скачать электронную книгу в удобном формате, смотреть и читать:
    Скачать книгу Константы, Словарь русской культуры, Степанов Ю.С., 2004 - fileskachat.com, быстрое и бесплатное скачивание.

    Скачать pdf
    Ниже можно купить эту книгу по лучшей цене со скидкой с доставкой по всей России.

    Степанов Ю.С. Константы. Словарь русской культуры. 2-е изд., испр. и доп. - М.: Академический проект, 2001. - 990 с., илл. 5000 экз. - ISBN 5-8291-0007-X. (Единый гуманитарный мир / Культурология / Summa)

    РЕЦЕНЗИИ на подобные книги принято завершать уведомлением (явным или иносказательным) о том, что упомянутый труд необходимо прочесть всякому интеллигентному человеку, а в особенности - интересующемуся проблемами национального самосознания (и потому нет ничего удивительного в стремительном его исчезновении с полок книжных магазинов). Удивительно, что первое издание в 1997 году почти не было замечено прессой, хотя и стало популярным в академических кругах (например, оно было отмечено в отчетном докладе президента РАН). Однако представляется более важным (и более примечательным) другое обстоятельство: замысел данного словаря таков, что для любого здравомыслящего человека возникает необходимость самоопределиться, обозначить для себя собственную позицию по отношению к обсуждаемым вопросам.

    Мы сталкиваемся здесь с попыткой воспроизвести целостный образ культуры - не столько с лингвистической точки зрения, сколько с культурологической и философской. Что представляет собой культура, в пространстве которой мы живем и действуем, инструментами которой пользуемся? На что мы можем надеяться, какие планы способны строить? Кризис культуры заключается, как известно, не в том, что в ней чего-то не хватает - каких-то идей, концепций, стратегий, а в том, что мы неправильно относимся к культуре как способу вовлеченности в мир, не рефлексируем наше отношение к ее инструментам.

    В ситуации, когда нет согласия членов общества или его отдельных групп (политических элит) по поводу фундаментальных понятий и представлений о роли культурных механизмов в жизни общества, лишь исследование культуры и может открывать пути для выхода из кризиса. Необходимо отойти на несколько шагов назад, чтобы охватить всю ситуацию целиком, увязать ее отдельные моменты, ясно осознать существующие возможности и ограничения, а также реконструировать те действия, которые сформировали сегодняшнюю картину мира.

    Подобные слова произносились много раз, но к рецензируемой книге эта характеристика применима в полной мере. Ведь исследование социокультурных констант оказывается особенно актуально в условиях, когда на повестке дня остро стоит вопрос о выработке национально-государственной идеологии или "русской идеи" на базе рефлексивного осознания собственной национальной (территориальной, языковой, геополитической) идентичности.

    ЗА ПРЕДЕЛАМИ ЛИНГВИСТИКИ

    Изучая этимологию, мы узнаем о мире нечто новое, важное и существенное. В этом смысле любой словарь представляет собой сочинение философского характера - собрание представлений о мире, определенным образом структурированное, эксплицирующее принцип собственного составления. Неудивительно, что составители словарей и иные филологи обычно не жалуют философию: с их точки зрения она представляется излишеством, поскольку любая картина мира может быть исчерпывающим образом исследована с помощью наук о языке. С другой стороны, чисто философские исследования категорий (идеологических, мировоззренческих, политологических) часто превращаются в исторически упорядоченные перечни мнений, отчего за деревьями теряется сущность леса.

    Но Степанову удается двигаться по неясной грани между философией и филологией (лингвистикой, этимологией), ни в одну из крайностей не срываясь, перешагивая через ямы и провалы в одном дискурсе путем апелляции к другому.

    Правда и истина, Кощей Бессмертный и Баба-яга, число и счет, огонь и вода. "Свои" и "чужие", мир как Вселенная и мир как община, страх и тоска, деньги и бизнес. Цивилизация и интеллигенция, слово и действие, закон и совесть, дом и Буратино. Во втором издании добавились: отцы и дети, святые и праведники, вечность┘ Перекликаясь друг с другом, эксплицированные концепты открывают перед нашим взором мерцающие грани культурных пространств России. Сам по себе жанр словаря побуждает вспомнить Книгу песчинок и Вавилонскую библиотеку, поэтику каталога и мозаичный монтаж. Характерно, однако, что все эти разнородные сюжеты предстают нам в органичном единстве социокультурной целостности, объединенные авторским замыслом.

    Ближайшим аналогом выступает "Словарь индоевропейских социальных терминов" Эмиля Бенвениста - знаменитого французского лингвиста и историка культуры, ученичество у которого оказало немалое влияние на становление научных концепций Юрия Степанова. В этом же ряду находятся работы Теодора Моммзена и "Терминология русской истории" Василия Ключевского. Синтезировав два основных подхода своих предшественников - исторические разыскания и отраслевые лингвистические исследования, Степанов получил необычный предметный сплав, который соотносится с его собственной оригинальной философской базой.

    ЗА ПРЕДЕЛАМИ ФИЛОСОФИИ

    Дело идет о создании "нового русского реализма". Источниками этого течения являются семиотическая философия языка, патристика Восточной Христианской Церкви и теория искусства. Объединяя различные аспекты, срезы и ракурсы рассмотрения, новый реализм стремится гармонизировать отношения "логики" и "метафизики" и рассматривает в качестве ключевых понятий "Мир" и "Ментальный объект". Эта программа более подробно изложена в книге Степанова "Язык и метод. К современной философии языка" (См. "EL-НГ" # 41 (62) за октябрь 1998 г.). Очевидная близость к традиции платонизма, вырожденному концептуализму аристотелевских "Категорий" и неоплатонизму Алексея Лосева, совсем не превращает словарь в абстрактное философское сочинение. Более того, можно говорить о философской неангажированности Степанова: мы имеем дело с философским опытом, который не стремится себя институциализировать в качестве такового, а претендует на общекультурную значимость. Целью автора является не создание специально-научного экзерсиса, а выявление горизонта целостного взгляда носителя языка, субъекта культуры.

    Культура запечатлена в значениях слов: это набор "форм", в каких мир предстает человеку. Автор полемизирует с радикализациями прагматики (значение есть употребление) и полагает, что над индивидуальными употреблениями необходимо существуют общие "концепты" - константы рассматриваемой культуры. Данное издание представляет собой не "словарь слов", а словарь концептов.

    Концепты Степанова отчасти перекликаются с концептами Делеза-Гваттари. По мнению этих классиков так называемого постмодернизма, философия вообще имеет дело только с концептами, которые каждый мыслитель, творец оригинальной концепции должен создавать для того, чтобы хотя бы сформулировать свою позицию. Но Степанова нельзя отнести к постмодернистам - в том числе и потому, что он ставит своей задачей выделение социокультурных инвариантов. Эти универсалии, особым образом трансформируясь и по-разному воплощаясь, и формируют тело национальной культуры. (Примером подобного рода трансформации может служить то, как предлагаемая книга расширяет наши представления о содержании концепта "словарь".)

    Культура, существующая в разрыве, в напряжении между сущим и должным, не остается и не может оставаться нейтральной, независимой к своим описаниям или исследованиям. Любого рода высказывание о ней (составляющее, кстати, ее собственный компонент) ее изменяет. Понимание этого обстоятельства, принципиальное для культурологических текстов, создает дополнительное измерение рефлексии. Степанов осознанно выстраивает свое произведение как действие в сфере культуры: будучи квинтэссенцией концептуализирующих интеллектуальных практик, оно вместе с тем трансформирует, перестраивает, координирует силовые линии ментального пространства, задавая не только содержательные характеристики, но и ценностные ориентации.

    В ПРЕДЕЛАХ КУЛЬТУРОЛОГИИ

    Культура как целое рассматривается в качестве совокупности концептов и их отношений, обнаруживаемых в соответствующих семиотических рядах - эволюционных и синхронических, переплетающихся друг с другом, создающих "ментальные изоглоссы" в культуре. "Концепты не связаны "намертво" и жестко с каким-либо одним словом; они как бы "парят" над словами, вступая в отношения с разными словесными формами и тем самым "синонимизируясь", зачастую в весьма причудливых и заранее непредсказуемых видах". Возникает своеобразная "интерференция" культурных полей: христианская и языческая, античная и западноевропейская (Новое Время) традиции оставляют каждая свой след в этимологии, в значении слова, формируют отсылки к другим концептам (Знание - Закон - Свои и Чужие - Слово - Причина и Цель - Мир - Вечное и т.д.). Все эти следы находят свое отражение в практике употребления языка и по-особенному окрашивают смыслы различных слов - которые мы используем, не подозревая об их особости и предыстории, как если бы они были нашим личным достоянием.

    Многочисленные цитаты, указатели, перекрестные ссылки создают структурную основу мультикультурного (сравнения и сопоставления неизбежны: в истории не бывает монокультурности) пространства словаря, в котором разворачиваются многообразные сюжеты взаимодействий обычных и экзотических персонажей, предметов быта и универсальных категорий. "Итак, 1) этимология, 2) ранняя европейская история, 3) русская история (в той или иной степени), 4) сегодняшний день, с пунктирно прочерченной связью между ними, - такова, в общем, композиция каждой отдельной словарной статьи". Алфавитный порядок букв глаголицы и кириллицы контрастно выделяется на фоне концептуальной последовательности культурных констант, а меткие наблюдения и остроумные замечания органично дополняют словарь, который превращается в компендиум экспликаций смыслов и ценностей. Перед нами попытка со стороны лингвистики приблизиться к фундаментальному синтезу в науках о культуре.

    Речь не идет о том, что следует найти какие-то универсальные значения для слов, универсальные представления о предметах и явлениях. Проблема универсалий решается здесь особым образом (хотя в проекте нового реализма заметны и отголоски платоновско-аристотелевской эзотерики). Концепты не похожи на платоновские идеи, хотя и описываются сходными средствами; их онтология практически выведена из рассмотрения; концепты - это наиболее общие, фундаментальные образы, через которые конструируются все остальные; это категории языка и национальной культуры. Это основные ячейки культуры в ментальном мире человека. Все концепты, в свою очередь, опираются на некоторые предельные базовые инварианты человеческой жизни: групповая общность, телесность (экзистенциальные моменты, связанные с личной историей и физиологией человека), иерархия групп и отношения означивания.

    В концепт входит как все то, что определяет значение и смысл понятия, так и то, что делает его фактом культуры: этимология, история, применение в научных дисциплинах, сопутствующие социальные оценки. Концепт переживается: это целостный "пучок" представлений, понятий, знаний, ассоциаций, интенций, воспоминаний.

    "Русская культура реально существует в той мере, в какой существуют значения русских (и древнерусских) слов, означающих культурные концепты. В той мере, в какой эти слова и выражаемые ими концепты этимологически возникают из общеславянских и индоевропейских слов". Иными словами, русская культура не существует как вневременная абсолютная идея или как комплект материальных предметов. Точнее, ее подлинное (по отношению к преходящей суете мира) бытие в ментальном мире проявляется как инвариант в (национальных) вариантах, в исторической реальности, в цепи культурных связей.

    ГРАНИЦЫ ИДЕНТИЧНОСТИ

    Вопрос о национальной самоидентичности здесь решается (или обходится?) очень корректно. Цель исследования - выделить и зафиксировать предельные основания русской особости, а не ее проявления и следствия, и уж тем более не идет речь о практическом применении данного знания на границе "Свои - Чужие". Русская культура не нуждается в насаждении и культивировании - она сама есть культивирование. Русская культура не нуждается в том, чтобы лелеять ее индивидуальные особенности - они не относятся к ее сущности. Сущность же русской культуры состоит в том, что она, во-первых, культура, то есть некий способ (движение) установления порядка в ментальном мире человека и в мире его деятельности, восходящий к порядку божественному, и, во-вторых, проявляется и передается через исторические события, а поэтому обрастает рядом случайных подробностей, формирующих особую оптику взгляда на мир через призму данной культуры. Особость - это факт, а не руководство к действию.

    Иной раз особость русской культуры озадачивает. Например, понятие "закон" в культуре западноевропейской означает обычай свободных граждан, тот порядок, который они сами для себя устанавливают. А в русском языке закон - это прежде всего безличный "предел, поставляемый свободе воли или действий" (по Далю), внешнее ничем не мотивированное ограничение. "Конъ" - в древнерусском начало и конец, столб коновязи, маркирующий границу; отсюда "за-конъ" - за-граница, предел, который нельзя переступать, но "за которым лежит какая-то иная сфера жизни духа", по-своему притягательная и провоцирующая неподчинение пределу (не обязательно преступное). В европейской традиции представление об "иной", беззаконной сфере жизни духа не находит отклика - ведь вся жизнь духа протекает сообразно закону, установленному людьми для самих себя, для организованного общежития больших или малых групп.

    Нельзя ли уподобить концепты некоему коллективному бессознательному? Их мир деперсонифицирован, в нем нет места личной судьбе, биографии, поступку. Что же, выходит, сам человек никакой роли в культуре не играет? Но если он не имеет выделенного места в этом мире (то есть не может уподобить себя Богу), то что обязывает его принимать во внимание все эти абстракции? Каким образом тот факт, что некое понятие включается в более общую целостную цепь понятий и смыслов, должен находить свое отражение не только в формальной, но и в содержательной стороне культурной деятельности, опирающейся на данное понятие?

    Любое интеллектуальное действие человека совершается в ментальном пространстве - он неизбежно вынужден иметь дело с концептами, как бы он к ним ни относился. Даже отрицание их существования обнаруживает (пусть негативную) с ними связь (существование чего отрицается в таком случае?). Индивидуальное творчество становится поэтому возможным как раз в соотнесении с константами наличествующей культуры - их переосмысление оказывается одновременно актом их воспроизведения и/или изменения, выделения новых концептов.

    Зазор между метафизическими механизмами, в котором возможна вспышка человеческой свободы, может открыться иной раз в довольно неожиданном виде. Примером тому служит концепт "Буратино" - образ мальчишки, стремящегося к морю и солнцу, к свободе без зависимостей; сообразно этому построено и описание в словаре, напоминающее веселую игру. С другой стороны, Буратино как концепт - настораживает. Ведь, пожалуй, правда, что это устоявшаяся черта нашей культуры - пренебрежение к любым законам, стремление от них освободиться и устанавливать мировой порядок по своей личной прихоти.

    Метафизическую основу своей исследовательской программы Степанов не прописывает подробно, обозначая намеками или используя подходящие цитаты. У него нет вообще ориентации ни на платоновский (онтологический), ни на декартовский (рационалистический) идеал по-философски совершенного языка. Особенность "нового реализма" состоит в признании историчности (случайности) тех наиболее общих модулей, через которые язык формирует картину мира и которые нужно зафиксировать методами лингвистики; это не означает отказа от платонизма, от монистического единства мира: хотя особенности концепта, его связи с другими концептами, словами и вещами по своей природе историчны, но сами принципы связи, подобия, порядка универсальны и восходят к единому источнику.

    Мировой порядок един и универсален, это божественный порядок; Единое есть вместилище человеческого разума и основа всех форм его жизни. Свою концепцию Степанов отчетливо противопоставляет революционно-модернистским практикам выстраивания культуры "заново", с чистого листа, по собственной прихоти "мастеров культуры". Ведь если утрата исторической традиции, какой бы отчужденной она ни казалась в отношении к существующему положению вещей, оборачивается представлением о возможности абсолютного произвола по отношению к людям, к социальным институтам, к государству, к культуре в целом, то результатом будет трагедия человека и трагедия общества, которое распадается на несогласованные фрагменты и теряет свои интегрирующие и координирующие функции.

    "Словарь русской культуры" не предлагает какой-то законченной метафизической доктрины и уж тем более не вводит общеобязательного образца-шаблона, в соответствии с которым надо было бы выверять все культурные практики. Свой проект автор рассматривает прежде всего как действие, могущее расширить горизонт культуры и подтвердить значимость ее исторических основ, - позиция достойная и заслуживающая уважения.

    Юрий Сергеевич Степанов (20 июля 1930, Москва — 3 января 2012, там же) — советский и российский лингвист, семиотик, академик Академии наук СССР (с 15 декабря 1990 года; с 1991 — академик Российской академии наук), доктор филологических наук, профессор.

    Окончил испанское отделение филологического факультета МГУ (1953) и аспирантуру при кафедре общего и сравнительно-исторического языкознания. Кандидат филологических наук (1958, диссертация «Относительное подчинение в старофранцузском и староиспанском языках IX-XIII вв.»). Стажировался во Франции (Сорбонна, Коллеж де Франс, École pratique des hautes études).

    Заведующий кафедрой французского языка МГУ (1961-1962), заведующий кафедрой общего и сравнительно-исторического языкознания МГУ (1962-1971). Доктор филологических наук (1966, диссертация «Структурно-семантическое описание языка: французский язык»), профессор (1968).

    С 1971 года — в Институте языкознания АН СССР (РАН); заведующий сектором теоретического языкознания (1992-2001), советник дирекции (2001-2012). Заместитель главного редактора журналов «Известия АН СССР. Серия литературы и языка» (1973-1987) и «Вопросы языкознания» (1988-1994). Председатель научного совета РАН «Теоретические проблемы языкознания». Почётный профессор Вильнюсского университета (2003).

    Труды в области теоретической лингвистики, сравнительно-исторического индоевропейского языкознания, романской филологии и семиотики.

    Книги (15)

    В трехмерном пространстве языка. Семиотические проблемы лингвистики, философии, искусства

    В книге определяются некоторые типичные отношения к языку, образующие исторические периоды, «стили», или «парадигмы», мышления в науке о языке, философии, искусстве слова от античности до наших дней.

    Показано, что эти «парадигмы» организуются сообразно трем параметрам («измерениям») самого языка — семантике, синтактике, прагматике и что язык тем самым образует «пространство мысли», в котором формируются идеи. Особое внимание уделяется различиям по этим линиям поэтик символистов, русских футуристов, Достоевского, Ибсена, Горького и др.

    Имена, предикаты, предложения

    В книге рассматриваются две универсальные сферы Языка: Семантика и Синтаксис.

    Анализ проводится в новом разрезе, утверждающемся в лингвистике в последние годы, — на основе базовой единицы Языка — предложения; прослеживаются отражения его частей — предикатов и имен (термов) в Словаре (лексиконе). На этом пути наиболее естественно устанавливается связь между лингвистическими и логическими понятиями и проблемами (значение и экстенсионал; смысл и интенсионал; предикаты и категории Аристотеля; предложение о реальном и о «возможном» мире в смысле Лейбница-Витгенштейна; грамматика и «теория типов» Рассела и др.).

    Рассматривается отношение универсальных категорий Семантики и Синтаксиса к исторически изменчивой «технике» языков — морфологии. На этой основе разграничиваются понятия эволюции Языка и истории конкретных языков. Книга снабжена кратким Словарем-указателем семиологических терминов.

    Константы мировой культуры. Алфавиты и алфавитные тексты в периоды двоеверия

    В книге рассматриваются алфавитные традиции Европы — от древнесемитской — через древнегреческую и латинскую — до средневековых германских (готского и рунического алфавитов) и славянских (глаголицы и кириллицы), а также современные английский, французский и русский алфавиты. Выдвигается ряд новых гипотез об именах букв и рун в связи с культурным миром соответствующих народов и исследуются тексты — от «азбучных молитв» до поэзии К. Брентано и А. Рембо.

    Константы: Словарь русской культуры

    Книга представляет собой словарь, но не слов, а концептов — основополагающих понятий русской культуры, таких, как «Мир» (вокруг нас), «Ментальный мир» (в нашем сознании) и их компонентов — концептов «Слово», «Вера», «Любовь», «Радость», «Знание», «Наука», «Число, Счет», «Страх, Тоска», «Грех, Блуд», «Свои — Чужие» и т. д. Эти понятия, концепты — ценности русской культуры и вообще российской культуры, они принадлежат всем и никому в отдельности. Чтобы воспользоваться ими, их нужно знать, — хотя бы через составленный кем-то словарь.

    Подобно этому мы стараемся, например, познать английский язык с помощью словаря, которому разрешается иметь автора. Для пользователя это скорее неудобство, но другого пути нет. Зато кое-какие концепты обнаружат при этом, возможно, новые стороны — наша повседневная мораль, представленная через кодекс Чехова; Колчак — как полярный исследователь масштаба Нансена; русская водка, усовершенствованная Менделеевым, — в ее связи с законами мироздания по Ньютону; Буратино — как вечное мальчишеское начало мира.

    Концепты. Тонкая пленка цивилизации

    Ключевым термином этой книги является концепт. Под концептом понимается явление культуры, родственное «понятию» в логике, психологии и философии, исторически — «идеям» Платона. «Идеи — словесные образы бытия, имена — их осуществление» (о. Сергей Булгаков, 1953).

    Изучение концептов состоит не в классификации их «осуществлений», а в раскрытии их внутренних мыслительных связей. Поэтому внешним образом книга делится на главы, а внутренне, концептуально на темы, которые проходят сквозь главы, пересекают их: «Концепты» и «Антиконцепты»; «Минимализация в литературе и искусстве»; «Научное и Художественное»; «Любовь и голод движут миром»; «Сексуальная философия по Саду (садизм)» и т. д.

    В совокупности концептов и их тем открывается какое-то новое состояние общественной духовной жизни, не нашедшее еще общего «имени» («Новая антропология»? «Новая семиотика культуры»? «Цивилизация духа»?).

    Методы и принципы современной лингвистики

    В книге исследуются основные специальные методы лингвистики (дистрибутивный, оппозитивный, порождающий и др.). Показываются возможности их дальнейшего обобщения, с одной стороны, для целей исторической реконструкции, с другой — для синхронного описания (в частности, семантики). Все теоретические положения иллюстрируются развернутыми примерами из индоевропейских языков.

    Мыслящий тростник. Книга о «Воображаемой словесности»

    Последняя книга акад. Степанова Ю.С., в которой он вспоминает пройденный жизненный и научный этапы.

    «Воображаемая словесность — это уже нечто отличное, некоторый собственный опыт автора, попытка в том, что происходит в русском ментальном мире, нащупать его сегодняшний импульс, линию движения». Самый сильный импульс пришел от поэзии абстрактного научного мышления — от «Воображаемой геометрии» Н.И. Лобачевского и его идеи «Воображаемое пространство». Автор работает над своей книгой «со своих семнадцати лет». Поэтому читатель, может быть, простит (если вообще склонен что-нибудь прощать) непривычные названия глав. Они названы здесь по импульсам, от которых начиналось движение — «под знаком» — I. «Под знаком Экзистенциала»; II. «Под знаком Логоса»; III. «Под знаком «Изоса»; IV. «Под знаком «Антилопы» и «Химеры»; V. «Под знаком «Притихло». (Ведь это не абзацы «начало» и «конец», а части движения по «Воображаемому»).

    Протей: Очерки хаотической эволюции

    Главы этой книги — «Введения (Хаос и Абсурд)», «Метаморфозы», «Фракталы», «Богочеловек» и др. не фиксируются универсальными библиотечными классификациями. Это нечто более сложное — необыкновенное разнообразие и свобода любых классификаций, исходящая от современных людей — особая ментальная среда, что, возможно, следует называть просто «информация».

    Лейтмотивом служит ее древнее проявление — Протей, греческое божество, смотритель за порядком, но сам — символ непредсказуемости поведения и перемен облика, гармонии и хаоса. Его облик отвечает новейшим научным исследованиям о роли хаотических процессов в мире, о теории хаоса рядом с гармонией и Эволюцией.

    Семиотика

    Предлагаемый читателю сборник составили работы, в настоящее время (иногда помимо собственного мнения их авторов) относящиеся к семиотике языка и литературы.

    Суть их — в последовательном сближении и наконец в слиянии исследований языка и литературы под определенным углом зрения — семиотическим. Поэтому с самого начала надо иметь в виду, что изложенное в этой книге не является теорией языка и не является теорией литературы. И тем более не является теорией искусства.

    Семиотика и авангард: Антология

    Коллективное исследование культуры Авангарда последнего столетия в ее связи с Семиотикой, проведенное группой авторов и составителей под руководством Ю.С. Степанова, охватывает значительный пласт явлений современной мировой культуры и представляет несомненный интерес для широкого круга читателей.

    Во-первых, весьма широк диапазон представленных регионов: здесь рассматривается процесс генезиса Авангарда в России, Франции, Германии и в Англоязычном мире. Значительная часть книги отведена традиции глубинной семиотики в России, развивавшейся в тесном контакте с Авангардом.

    Во-вторых, расширено понимание Авангарда. Он рассматривается не только как направление в отдельных видах искусства, но и как образ жизни, образ мышления, образ творчества. Отсюда и жанровая особенность книги: в ней собраны тексты из истории и современности — от Бл. Августина и А. Потебни до авторов сегодняшнего дня; тексты теоретические, поэтические и экспериментальные; тексты на русском языке, оригинальные тексты на иностранных языках и их переводы.

    В-третьих, Авангард и Семиотика в исследовании представлены не статично, в застывших или готовых формах, а в процессе становления (материалы взяты из самого «горячего» мирового Авангарда — как начала века, так и современного). Семиотика и Авангард рассматриваются как взаимодействующие и взаимодополняющие явления — анализ и синтез, исследование и творчество. Но самое важное, авторами-составителями предпринята попытка вычленить во всем спектре Авангарда и Семиотики единый код современной культуры.