Игорь Синицин Андропов вблизи. Воспоминания о временах оттепели и застоя. Кто же вы, Максим Максимыч

Покойный Юлиан Семенович Семенов, которого я хорошо знал и любил, написал серию романов о советском разведчике Штирлице-Исаеве. Семенов писал настолько убедительно, что Штирлиц воспринимается многими почти как реальная фигура.

Генерал-лейтенант Сергей Александрович Кондрашев, который работал в разведке на немецком направлении, полагает, что прототипом был создатель нелегальной разведки Александр Михайлович Коротков.

Сам Юлиан Семенов говорил, что одним из прототипов Штирлица был знаменитый разведчик Норман Бородин, сын Михаила Марковича Бородина, который в двадцатые годы был главным политическим советником в Китае.

Так был ли Штирлиц в реальности? Вернее, существовал ли у этого литературного и киногероя прототип? Работал ли в нацистской Германии на высокой должности советский разведчик, русский человек?

Мнение специалистов однозначно: Штирлица не было и не могло быть. Русский человек или обрусевший немец мог, конечно, попытаться выдать себя за коренного жителя Германии, но на очень короткое время и до первой проверки: у немцев тоже были отделы кадров, и не менее бдительные.

Герой Советского Союза Николай Иванович Кузнецов довольно успешно действовал в немецком тылу, но он был не столько разведчиком, сколько диверсантом. Он появлялся в разных местах, брал немцев, что называется, на арапа и исчезал раньше, чем им успевали заинтересоваться.

Разведчик из советских граждан не мог занять заметное место в нацистской Германии (его бы неминуемо разоблачили). К этому в разведке и не стремились. Задача состояла в другом: вербовать немцев, готовых работать на Советский Союз.

Теперь мы знаем, что у советской разведки был агент внутри центрального аппарата гестапо. Но звали его не Генрих Мюллер, а Вилли Леман, оперативный псевдоним - Брайтенбах. Его невысокая должность не позволяла ему снабжать Москву информацией, имевшей значение для политического руководства.

Несколько лет назад Служба внешней разведки вдруг сообщила, что настоящий прототип Штирлица - это и есть Вилли Леман. Будто бы Юлиана Семенова познакомили с делом Брайтенбаха, но посоветовали переделать немца в русского. Это не так. В те времена дело Брайтенбаха было засекречено, его раскрыли совсем недавно. О Брайтенбахе Юлиан Семенов не подозревал.

А сюжет для романа «Семнадцать мгновений весны» Юлиан Семенов отыскал в двухтомном сборнике писем, которыми в годы войны Сталин обменивался с союзниками - премьер-министром Англии Черчиллем, американским президентом Рузвельтом и сменившим его Трумэном.

До самого конца войны Сталин боялся, что немцы все-таки договорятся с американцами и англичанами, капитулируют на Западном фронте и перебросят все войска на Восточный фронт, против Красной армии.

Такие сепаратные переговоры действительно проходили.

В марте 1945 года англичане и американцы начали переговоры с немецким командованием о капитуляции частей вермахта в Италии и отказались допустить советских представителей на эти переговоры. Резидент американской разведки Аллен Даллес вел в Швейцарии переговоры с высокопоставленными чиновниками Третьего рейха.

Будущий директор ЦРУ Аллен Даллес, адвокат по профессии, еще во время Первой мировой войны работал агентом американской разведки в Швейцарии. Он любил рассказывать, что однажды получил записку от русского эмигранта с предложением встретиться и поговорить. Он считал этого человека малоперспективным политиком и от встречи отказался. Звали эмигранта Ленин…

Узнав о переговорах, которые вел Даллес, Сталин заподозрил, что американцы сговариваются с немцами за его спиной, и возмутился. Но это не был заговор против России. Американцы хотели избежать потерь во время операции в Италии.

Получив послание Сталина, новый президент Соединенных Штатов Гарри Трумэн приказал прекратить все переговоры, чтобы не злить русских. Но потом было найдено разумное решение. 28 апреля в присутствии советских представителей была подписана капитуляция немецких войск в Северной Италии.

Когда Юлиан Семенов писал роман «Семнадцать мгновений весны», а затем сценарий будущего фильма, он мало что знал о работе советской разведки в нацистской Германии. К секретным документам его не подпускали, да они и не были ему нужны.

Юлиан Семенович был очень талантливым человеком. Он придумал лучше, чем было в жизни…

Единственный случай, когда ему рассказали о подлинном деле, описан в романе «ТАСС уполномочен заявить» (в фильме по этому роману главную роль сыграл Юрий Соломин). В основу романа положена история сотрудника Министерства иностранных дел Александра Дмитриевича Огородника. Когда он работал в Колумбии, его завербовали путем шантажа - у него был роман с колумбийкой. Он покончил с собой в момент ареста в 1977 году. Всю эту историю Юлиану Семенову с санкции Андропова рассказали генералы Виталий Бояров и Вячеслав Кеворков. Роман невероятно понравился Андропову, он сам позвонил Семенову на дачу и поздравил с удачей.

После этого Юлиану Семенову позволили поехать за границу в роли собственного корреспондента «Литературной газеты». Он даже не был членом партии. Советский посол в Бонне недовольно поинтересовался, почему Семенова не видно на партсобраниях. Когда ему сказали, что у Юлиана нет партбилета, посол решил, что его разыгрывают. За границей Семенов пользовался невероятной свободой, немыслимой для советского человека. В местной резидентуре злились, но молчали, зная особое расположение Андропова к писателю. Но то, что Юлиан написал после «Семнадцати мгновений весны», нравится мне значительно меньше, чем его ранние книги.

Юлиан всегда смеялся, когда его спрашивали, откуда он узнает все секреты, и по-дружески объяснял мне, что лучшие сюжеты хранятся в архивах, открытых для всех. Надо просто увидеть за строчками сухих документов человеческие драмы…

Ни в одном архиве нет никаких свидетельств того, что Генрих Мюллер и Мартин Борман работали на советскую разведку.

В годы войны ни у немецкой, ни у советской разведки не было агентов такого уровня. Точнее было бы сказать, что у обеих разведок вообще не было агентуры на территории противника. Немецкая разведка в принципе не смогла приобрести агентуру в Советском Союзе. Советская разведка, и военная, и политическая, до войны имела хорошие позиции в нацистской Германии. Но вся агентурная сеть вскоре после начала войны была уничтожена.

Захваченную рацию и арестованного радиста обязательно использовали в радиоигре. Мюллер высоко ценил возможности радиоигр. Каждую радиоигру санкционировал лично Гитлер, потому что в Москву передавалась не только искусно подготовленная дезинформация, но и подлинные данные о состоянии вермахта.

Мюллер и Шелленберг были уверены, что радиоигры у них проходят успешно. Но это вряд ли. И не потому, что в Москве сразу понимали, что радисты работают под контролем, а потому, что всегда подозревали возможность измены.

Впрочем, из этого следует, что и к реальным сообщениям собственной разведки, когда разведчики еще на свободе и передают важные сведения, относились как к возможной дезинформации. Так что во время Второй мировой войны пользы от политической и агентурной разведки было немного.

Вальтер Шелленберг с гордостью пишет, что в 1941 году немецкой разведке удалось обмануть советских разведчиков, поэтому и начало войны застало Москву врасплох. На самом деле советская разведка предупреждала Сталина о концентрации вермахта вдоль западной границы. Дело было не в отсутствии информации, а в неумении ее интерпретировать и в нежелании Сталина посмотреть правде в глаза.

Такой же болезнью страдало и немецкое высшее командование. Тот же Райнхардт Гелен в 1943 году получил информацию, из которой следовало, что советское командование знает о готовящемся наступлении немцев под Курском. Гелен доложил руководству сухопутных войск, что проведение операции «Цитадель» станет непоправимой ошибкой - русские готовы к контрудару. Тем не менее наступление началось, и после отчаянных танковых сражений немцы потерпели полное поражение.

Немецкая разведка не могла похвастаться особыми успехами и в предвоенные годы, и в годы войны. На Восточном фронте ни адмирал Канарис, ни бригадефюрер Шелленберг, ни генерал Гелен не добились никаких успехов. Отсутствие агентуры на территории Советского Союза немцы пытались компенсировать путем заброски парашютистов, но безуспешно.

Немцы в массовом порядке забрасывали в советский тыл бывших военнопленных, которые, чтобы спастись от неминуемой смерти в концлагере, соглашались работать на немецкую разведку. Абсолютное большинство сразу же сдавались органам НКВД. Шелленберг утверждал, что у него были источники в штабе маршала Рокоссовского. Или Шелленберг это придумал, чтобы придать себе весу, или это была подстава. Немецких агентов в штабе Рокоссовского не было.

Львиную долю информации немецкое командование получало от боевых частей, которые сообщали, что происходит за линией фронта, и брали пленных. Исключительно полезной была авиаразведка. Кое-что давало прослушивание радиопереговоров советских войск в прифронтовой полосе, потому что советские офицеры пренебрегали правилами безопасности - не пользовались кодами, а называли все своими именами.

Человек, который внес огромный вклад в победу союзников, - это немец Ханс-Тило Шмидт, работавший на французскую разведку. Еще в тридцатые годы он передал французам важную информацию о разработке в Германии шифровальной машины «Энигма». В 1938 году польский инженер, который участвовал в установке «Энигмы», восстановил конструкцию шифровальной машины. А после поражения Польши осенью 1939 года «Энигму» тайно переправили в Англию. Всю войну англичане читали секретные телеграммы немецкого командования.

Англичане старались не дать немцам понять, что их шифротелеграммы читаются врагом. Прежде чем использовать перехваченную информацию, они думали, как обосновать свою осведомленность. Утверждают, что англичане заранее перехватили сообщение о намерении немцев уничтожить Ковентри, но не стали спасать город. По тем же причинам англичане передавали Сталину только малую часть перехватываемой ими информации. Но в Москве не печалились по этому поводу. Один из советских агентов, Джон Кэрнкрос, работал в британском центре дешифровки секретных немецких телеграмм.

У немцев были свои успехи в этой сфере.

Один из агентов абвера в Соединенных Штатах прислал вырезку из газеты, в которой говорилось о том, что президент Рузвельт свободно беседует по телефону со своими послами в разных странах, потому что их переговоры кодируются. Телефонный кабель был проложен по дну Атлантического океана.

Подразделение радиоразведки абвера долго пыталось найти способ подслушивать президентские разговоры. Но летом 1941 года глава немецкого почтового ведомства и его главный инженер нашли техническое решение.

7 сентября 1941 года система кодирования и раскодирования телефонных переговоров заработала. В марте 1942 года в Голландии началось строительство станции перехвата трансатлантических переговоров.

С той поры высшее руководство Германии получало записи переговоров Рузвельта и Черчилля, а также их помощников и сотрудников. Переговоры немедленно расшифровывались и секретным телетайпом передавались в Берлин. Через два часа спецсообщение уже читали Гиммлер и Шелленберг.

Перехваченные переговоры позволили Гитлеру узнать о готовящемся переходе Италии на сторону союзников. В мае 1944 года немцы перехватили переговоры Рузвельта и Черчилля о формировании единых сил для высадки в Нормандии. Но эта добытая разведкой суперсекретная информация все равно не помогла нацистской Германии - Гитлер не смог помешать ни капитуляции Италии, ни успешному открытию второго фронта в Европе.

Почему же столь серьезные люди, как Гелен и Шелленберг, утверждали, что райхсляйтер Борман и группенфюрер Мюллер работали на советскую разведку?

Если бы речь шла о ком-то другом, можно было бы предположить, что они оба заблуждались. Сразу после войны трудно было понять, кто чей агент. Но Шелленберг и Гелен - столь циничные и прожженные политики, что о заблуждениях говорить не приходится. Это была сознательная дезинформация.

Гелен и Шелленберг, не сговариваясь, набивали себе цену. Если русские заполучили Бормана и Мюллера, значит, американцы и англичане должны вдвое ценить Шелленберга и Гелена. Они добились своего. Они оба были военными преступниками. Но Шелленберга приговорили всего к шести годам тюремного заключения и быстро выпустили. А Гелен вообще избежал суда, возглавил Федеральную разведывательную службу, дожил до глубокой старости и в полной мере успел насладиться жизнью.

А что же в реальности произошло с Борманом и Мюллером в мае 1945 года? Теперь уже у историков нет сомнений, что Мартин Борман погиб тогда в Берлине. Кто-то из красноармейцев подстрелил его. С начальником гестапо сложнее.

Любовница Мюллера в последний раз видела его 24 апреля. У Мюллера была капсула с цианистым калием. Любовнице он дал такую же. Но она не воспользовалась его любезностью. Начальник гестапо сжег все свои личные документы, которые хранил в квартире. С горечью сказал:

Война проиграна, русские нас переиграли.

Мюллер приказал подготовить себе несколько конспиративных квартир в Баварии, но уехать не успел или не сумел. 28 апреля он еще исполнял свои обязанности - допросил арестованного группенфюрера СС Германа Фегеляйна. Фегеляйн пытался бежать из Берлина, но его поймали и после допроса расстреляли, хотя он был женат на сестре Евы Браун.

В ночь на второе мая оставшиеся в живых обитатели бункера покинули его. Начальник охраны Гитлера группенфюрер Ханс Раттенхубер предложил Мюллеру прорываться вместе. Мюллер отказался. Он почему-то пребывал в хорошем настроении. На вопрос, что он собирается делать, Мюллер сказал коротко:

Фактически начальник гестапо был чуть ли не последним человеком, оставшимся в рейхсканцелярии. Никто не знает, что с ним произошло. Через несколько дней на одной из улиц нашли человека в генеральском мундире с документами на имя Генриха Мюллера. Труп похоронили на кладбище Берлин-Нойкельн. В 1958 году родные поставили ему памятник. Но мало кто поверил в его смерть.

В сентябре 1963 года была проведена эксгумация предполагаемого трупа Генриха Мюллера. Берлинский институт судебной медицины установил, что найденные кости принадлежат различным людям. Это вызвало волну интереса к судьбе Мюллера.

В 1964 году западногерманский журнал «Штерн» сообщил, что бывший начальник гестапо скрывается в Албании и руководит отделом в албанской разведке. Его вроде бы опознал один инженер из ГДР, командированный в Тирану. А через три года человека, похожего на Мюллера, обнаружили в Панаме. Его арестовали.

Западноберлинская прокуратура была уверена, что нашла Мюллера, и просила министерство юстиции добиться выдачи арестованного. Проблема состояла в том, что в архиве отсутствовали отпечатки пальцев Мюллера. Любовница Мюллера, увидев фотографию арестованного, сказала: похоже, это он. Но жена Мюллера выразила сомнения: у панамца волосы были более густыми, чем у ее мужа двадцать лет назад.

Жена знала мужа лучше, чем любовница. Более тщательный осмотр показал, что человека арестовали напрасно. У него не было не только обязательной для эсэсовцев татуировки с указанием группы крови, но и шрама, оставшегося у настоящего Мюллера после того, как ему удалили аппендикс.

Он либо покончил с собой, когда все покинули рейхсканцелярию. Либо попытался бежать и был подстрелен. Подлинные обстоятельства его смерти, надо понимать, уже никогда не будут раскрыты.

Да и какое это имеет значение теперь, когда выяснилось, что все они, и Борман, и Мюллер, были не гениальными заговорщиками и не супершпионами, а самыми обычными чиновниками? Но преступления, в которых они участвовали, настолько чудовищны, что это поневоле создавало преувеличенные представления о масштабе их личности.

Цензоры сочли опечатку политической ошибкой. На второй день после инцидента Беник был уволен из «Советского спорта». Несколько недель он оставался штрафником-безработным. Только по высоким ходатайствам его приняли на самую низкую журналистскую штатную должность литературного сотрудника в отдел пропаганды городской молодежной газеты «Московский комсомолец».

Среди прочих органов внешней советской пропаганды, прямо подчиненных отделам аппарата ЦК КПСС, – иновещания Московского радио, Телеграфного агентства Советского Союза (ТАСС), Издательства литературы на иностранных языках, журналов «Советский Союз» и «Новое время», газеты «Московские новости» и других более мелких организаций и международных отделов разных гражданских ведомств, обязанных заниматься внешней пропагандой, – агентство печати «Новости» было наиболее тесно связано с КГБ. И не только кадрово, но и организационно-творчески. В АПН функционировала главная редакция политических публикаций. Эта редакция имела тройное подчинение – международным отделам ЦК КПСС, КГБ и заместителю председателя правления АПН, направляемому в агентство «под крышу» с Лубянки.

Главная редакция политпубликаций территориально всегда находилась не в основном здании агентства, а по иному адресу. Режим охраны и пропускная система в помещении ГРПП велись многократно строже, чем в собственно агентстве, а конспирация в работе осуществлялась на уровне спецслужб.

Подавляющее большинство журналистов АПН не имели никакого представления о «творческой» деятельности этой главной редакции. Ее возглавлял в 60-х годах выдающийся человек – Норман Михайлович Бородин. Это была легендарная личность советской разведки. Он родился в США в 1911 году во время пребывания там его отца – функционера большевистской фракции РСДРП. После Октябрьского переворота в России и создания большевиками Коммунистического интернационала Михаил Бородин стал агентом Коминтерна в Америке. Двенадцати лет от роду Норман выехал из США вместе с отцом сначала в Москву, а затем, в том же 1923 году, в Китай, где его отец, Михаил Бородин, был назначен Коминтерном политическим советником великого китайского революционера Сунь Ятсена. Сын оставался с отцом в Китае до 1927 года, затем Норман вернулся в Москву, чтобы закончить среднее образование. Блестяще окончив московскую школу и в совершенстве владея иностранными языками, среди которых родным, пожалуй, оставался англо-американский, он поступил на работу в иностранный отдел ГПУ.

В 1931 году ГПУ направило его по чужим документам в Норвегию нелегалом, якобы студентом в одну из высших школ Осло. В Германии стал поднимать голову фашизм, и Нормана Михайловича из норвежской резидентуры перевели на нелегальную работу в Берлин. Когда к власти пришел Гитлер, успешного молодого разведчика Бородина перевели во Францию. Но тернисты судьбы советских разведчиков 20-х и 30-х годов. В 1934 году Нормана Михайловича отозвали из Франции и уволили из ГПУ. Но в том же году его снова зачислили в ИНО – тогдашнее наименование внешней разведки – и послали нелегалом в США. Из Америки его отозвали в 1939 году. В Москве продолжался период большой чистки кадров опытных разведчиков. За два года до возвращения Н. М. Бородина в СССР из Америки был отозван шеф Нормана Михайловича по нелегальной резидентуре Б. Базаров, осужден как «иностранный шпион» и расстрелян. Какую участь готовил Бородину Берия – неизвестно. Но Норман был снова уволен из внешней разведки НКВД и стал гражданским лицом. Началась Вторая мировая война. Берии, видимо, было не до молодых бывших нелегалов, тем более что с началом нападения Гитлера на СССР в 1941 году кадровый голод советских спецслужб усилился как никогда. С началом Великой Отечественной войны Нормана Михайловича вновь мобилизовали на военную службу в НКВД.

Сталинско-бериевская система репрессий против разведчиков снова заработала после победы. Бородин был опять уволен из органов безопасности. На этот раз в МГБ по приказу Сталина началась новая кампания «очищения» от всех талантливых и опытных разведчиков, в жилах которых текла еврейская кровь.

…Когда Борис Бурков в 1966 году вверг меня в опалу и хотел изгнать из АПН, Норман Михайлович был главным редактором ГРПП. Я не знаю, числился он тогда в кадрах ПГУ или считался работником разведки в резерве, «под крышей». В поисках работы внутри АПН мне удалось с помощью общих знакомых пробиться к Норману Михайловичу. Симпатизировавший мне один из работников отдела кадров сказал, что если я найду кого-нибудь из главных редакторов, кто захочет взять меня в свою редакцию вопреки негласному указанию Буркова относительно остракизма смутьяна Синицина, то они смогут преодолеть мнение председателя правления и оставить меня в агентстве. Я перешел на другую сторону Пушкинской площади, где располагалась ГРПП, и поднялся на шестой этаж. Мои документы тщательно проверили вахтеры с военной выправкой, сверили данные с каким-то списком. Затем в сопровождении одного из них провели по лабиринту коридоров к кабинету главного редактора. Вместо секретаря женского пола, как было везде в АПН, в приемной сидел молодой человек отнюдь не богемной журналистской внешности.

Бородин вежливо встал, когда посетитель появился на пороге кабинета. Он оказался высоким, грузным, черноволосым человеком, без седины, с гладко зачесанной назад густой шевелюрой. Его улыбка чуть отсвечивала желтизной, причина которой была в том, что он постоянно курил трубку. По запаху я определил, что он курит популярный норвежский табак «Глан». Вначале он пригласил садиться, затем предложил кофе и показал на коробку сигарет «Мальборо», лежащую явно для посетителей возле пепельницы на приставном столике у его большого письменного стола. На широком красивом лице Нормана Михайловича ярко светились карие добрые глаза. Аккуратно подстриженные седоватые усы ближе к губам чуть желтели от табака. Это показывало, что он был заядлым курильщиком.

Сначала он спросил, что я умею в журналистике. Я перечислил жанры, в которых что-то мог, и вытащил из портфеля кипу опубликованных работ. В том числе был и сценарий художественного приключенческого фильма, который был написан мною за десять лет до этого в соавторстве с двумя друзьями – капитаном ВВС Володей Безаевым и инженером Виктором Ильиным. Сценарий «Пламя на озере» был официально принят для съемок на Киевской киностудии имени Довженко и запущен в производство после того, как мой добрый знакомый, прославленный кинорежиссер Михаил Ильич Ромм, прочитал и одобрил его. Но фильм так и не был закончен. Дело в том, что, когда студия пригласила нас в Киев на худсовет, ее штатный работник, профессиональный киносценарист Григорий Колтунов, конфиденциально потребовал от нас включить его в число соавторов сценария, чтобы получить четверть будущих гонораров. Фильм обещал стать кассовым. Но мы, молодые дураки, не знали закулисных порядков в советском кинематографе и не хотели делиться славой.

Так оно и вышло. Съемочную группу через полгода распустили, съемки прекратили. Единственное, что осталось, – опубликованный капитаном Безаевым в какой-то крупной армейской газете текст литературного киносценария.

Бородина совершенно не заинтересовали сценарии художественного фильма, как и публицистической телеленты «Ленин в Швеции», который я написал в Стокгольме и привез из командировки. Зато он внимательно пробежал глазами две-три мои статейки. Подняв голову от текста и доброжелательно улыбнувшись, он выразил одобрение и спросил:

– А какими языками вы владеете свободно и на каких можете писать комментарии, статьи, заметки так, чтобы не был виден советский менталитет автора?

– Владею шведским, но не как родным, – с сожалением признался я.

Из его вопроса и последовавшей за ним беседы о приемах «белой», «серой» и «черной» пропаганды сразу стало ясно, какого рода журналистикой занимается ГРПП. От своего друга Конрада Смирнова, который работал тогда у Бородина, я позже узнал, что Норман Михайлович хотел меня взять в свою редакцию и искал самый «железный» аргумент для этого. Мой опыт, уровень знания шведского и немецкого языков, менталитета людей в Северной Европе и вообще за рубежом, видимо, удовлетворяли требованиям главной редакции политических публикаций. Однако, как намекнул Смирнов, КГБ, вероятнее всего в лице Федяшина, запретил Бородину брать на работу «штрафника».

09 июля 1884 - 29 мая 1951

Биография

В 1903 вступил в РСДРП, большевик.

В 1919-1922 работал в Коминтерне. В 1922 как агент Коминтерна был арестован в Глазго (Великобритания) и после полугодового заключения выслан из страны.

С 8 сентября 1923 по июль 1927 - политический советник ЦИК Гоминьдана (Китай). Бородин сменил на этом посту Александра Ивановича Черепанова. Будучи советником и личным другом Сунь Ятсена , организовывал союз между партией Гоминьдан и китайскими коммунистами. После измены Чан Кайши в 1927 был отозван в Советский Союз вместе с женой, двумя сыновьями и Анной Стронг .

Работа в СССР

После возвращения в СССР был назначен заместителем наркома труда. В 1932-1934 заместитель директора ТАСС. С 1932 года - главный редактор англоязычной газеты Московские новости (Moscow News). В 1941-1949 главный редактор Совинформбюро.

Арест

Арестован в 1949 году в ходе кампании по борьбе с «космополитами». Умер 29 мая 1951 года в исправительно-трудовом лагере в Сибири. По другим данным он после закрытия газеты «Московские новости» был арестован, сидел в Лефортовской тюрьме и был расстрелян. Посмертно реабилитирован.

Семья

Жена - Фаина (Фанни) Семёновна Бородина (в девичестве Орлюк). Бородин познакомился с женой в 1908 году на партийном собрании в Чикаго .

• Фёдор (Фрэд) Михайлович Бородин (род. 1908) - полковник Красной Армии, погиб в начале Великой Отечественной войны.
• Норман Михайлович Бородин (1911-1974) - разведчик и журналист.

• Михаил Бородин был прототипом одного из главных героев романа Андре Мальро «Завоеватели».

В Интернете и в статьях, посвящённых роману и фильму "Семнадцать мгновений весны" называются самые различные имена советских и иностранных разведчиков и агентов, которые могли стать прототипами Штирлица. Этих имён более десятка, среди них имеются и такие: Всеволод Владимиров, Александр Коротков, Норман Бородин и Вилли Леман.

Одним из главных прототипов образа Штирлица часто называют Всеволода Владимировича Владимирова (оперативный псевдоним - Максим Максимович Исаев). Родителями разведчика были: отец - Владимир Александрович Владимиров, профессор права Петербургского университета, уволенный за свободомыслие и близость к кругам социал-демократии (был привлечён в революционное движение Георгием Плехановым); мать - Олеся Остаповна Прокопчук (умерла от чахотки, когда сыну было пять лет). Родители познакомились и поженились в ссылке. По окончании ссылки отец и сын вернулись в Петербург, а затем какое-то время провели в эмиграции, в Швейцарии (Цюрих и Берн). На Родину отец и сын вернулись в 1917 году. В 1911 году пути Владимирова-старшего и большевиков разошлись. В 1921 году, когда сын находился в Эстонии, Владимир Владимиров был направлен в служебную командировку в Восточную Сибирь и там трагически погиб от рук белобандитов.

В 1922 году Всеволод Владимиров по поручению руководства эвакуируется с белыми войсками из Владивостока в Маньчжурию. В течение последующих 30 лет он постоянно находится на заграничной работе. В 1927-ом переправляют с Дальнего Востока в Европу, используя легенду о Максе Отто фон Штирлице, ограбленном в Шанхае немецком аристократе, ищущем защиты в немецком консульстве в Сиднее. В годы Второй мировой войны был сотрудником VI отдела РСХА, которым заведовал бригадефюрер СС Вальтер Шелленберг. В оперативной работе в РСХА использовал псевдонимы "Брунн" и "Бользен"... Однако некоторые специалисты по внешней разведке утверждают, что с такой легендой, Владимиров не мог бы служить в СС на столь высокой должности, так как нацистские службы безопасности проверяли личность каждого кандидата на несколько поколений. Чтобы пройти такую проверку, Владимиров должен был не просто иметь подлинные документы, удостоверяющие личность, а заменить реального немца Макса Штирлица, жившего в Германии и похожего на него внешне. И хотя подобные подмены практикуются спецслужбами при внедрении агентов-нелегалов, практически все сотрудники и агенты советской разведки в высших эшелонах Рейха, о которых известно сейчас, были завербованными немцами или немцами-антифашистами.

На сайте http://www.reading.club/ можно прочитать статью "Так был ли Штирлиц?", автором которой является Леонид Млечин (род. 12 июня 1957) - советский и российский журналист, международный обозреватель и автор около ста компилятивных исторических и биографических книг. В своей статье он упоминает: "Генерал-лейтенант Сергей Александрович Кондрашев, который работал в разведке на немецком направлении, полагает, что прототипом был создатель нелегальной разведки Александр Михайлович Коротков...". Но далее Млечин, хорошо знавший создателя Штирлица, пишет: "...Сам Юлиан Семенов говорил, что одним из прототипов Штирлица был знаменитый разведчик Норман Бородин, сын Михаила Марковича Бородина, который в двадцатые годы был главным политическим советником в Китае".

Млечин также напоминает, что Служба внешней разведки сообщала о том, будто настоящим прототипом Штирлица является некий Вилли Леман. И что, якобы, Юлиана Семенова, познакомив с "делом Брайтенбаха", посоветовали "переделать" немца в русского. Леонид Млечин полагает: "Это не так... В те времена дело Брайтенбаха было засекречено, его раскрыли совсем недавно. О Брайтенбахе Юлиан Семенов не подозревал".

***
27 июня 1961 года на теннисном корте Московского комплекса "Динамо", во время игры с начальником ГРУ Генерального штаба И. А. Серовым, внезапно скончался от разрыва аорты некий Александр Михайлович Коротков (1909-1961) - советский разведчик, генерал-майор (1956)...

В партийной характеристике члена НСДАП штандартенфюрера СС фон Штирлица были такие строки: "Истинный ариец. Характер - нордический, выдержанный. С товарищами по работе поддерживает хорошие отношения. Безукоризненно выполняет служебный долг. Беспощаден к врагам рейха. Отличный спортсмен, чемпион Берлина по теннису. Холост; в связях, порочащих его, замечен не был. Отмечен наградами фюрера и благодарностями рейхсфюрера СС...". Строка "Отличный спортсмен, чемпион Берлина по теннису" невольно заставляет вспомнить о том, что единственным советским разведчиком, профессионально занимающимся теннисом (и футболом), был Александр Коротков, карьера которого началась именно с теннисного корта, где его впервые взяли на заметку чекисты. Во всяком случает, именно это утверждают некоторые эксперты по внешней разведке СССР.

В 1933 году Короткова направляют на нелегальную работу в Париж через Австрию и Швейцарию в составе оперативной группы "Экспресс", возглавляемой Л. Л. Никольским (А. М. Орловым), впоследствии сбежавшим на Запад. В Париже Коротков находился вместе со своей женой Марией Вильковыской. Здесь же у них родилась дочь Софья. В апреле 1936 году, под именем Владимира Петровича Коротких и прикрытием должности представителя Наркомтяжпрома при торгпредстве СССР в Германии, разведчик был направлен в долгосрочную командировку в Берлин, где принял на связь ряд ценных агентов и получил информацию о новых образцах германской военной техники. В декабре 1937 г. выехал во Францию и возглавил группу, созданную для ликвидации ряда предателей. В марте 1938 года возглавляемая Коротковым группа ликвидировала Г. Агабекова ("Жулик"), в июле того же года - секретаря международного объединения троцкистов Рудольфа Клемента.

В 1938 г. Коротков отозван в Москву и переведен в резерв назначения. В 1939 г. был уволен из органов НКВД, но не побоялся написать письмо на имя Л. П. Берии. Друзья и близкие посчитали, что он просто сошёл с ума: обжаловать решение Берии в письме на имя того же Берии! Более того, в письме не только опровергались возможные мотивы увольнения, но и высказывалось желание вернуться в разведку. Изумление родных и близких Александра Короткова было запредельным после того, как он, действительно, был восстановлен на службе в разведке. Семья не знала, что делать - радоваться или ждать ближайшими ночами ареста отважного разведчика. К счастью, всё не только обошлось, но Коротков даже получил повышение: c апреля 1939 г. становится старшим уполномоченным, а с мая 1939 г. - заместителем начальника 1-го (немецкого) отделения 5-го отдела ГУГБ НКВД.

В конце 1939-го Коротков выезжал в загранкомандировки в Данию и Норвегию под прикрытием должности дипкурьера НКИДа. В июле 1940-го был направлен на месяц в Германию под прикрытием стендиста по обслуживанию советских выставок в Кенигсберге и Лейпциге для восстановления связи с особо ценными источниками, работа с которыми была законсервирована в 1936-1938 гг. В конце августа 1940-го вновь возвращается в Берлин в качестве заместителя резидента легальной резидентуры под прикрытием должности 3-го секретаря полпредства СССР в Германии. Там он активизировал восстановленные связи, в частности, с Вилли Леманом («Брайтенбахом»), установил личные контакты с руководителями антифашистского подполья Харро Шульце-Бойзеном («Старшиной»), Адамом Кукхофом («Стариком»), Куртом Шумахером («Тенором»). От этих антифашистов резидентура получала наиболее ценную информацию о подготовке Германии к нападению на Советский Союз.

В первые дни войны, когда здание советского полпредства в Берлине было блокировано гестапо, A. Коротков, рискуя жизнью, сумел несколько раз выехать в город для проведения встреч с агентурой, постановки задач и передачи радиостанции для связи с Центром. Вскоре в числе интернированных сотрудников Полпредства СССР в Германии он вернулся в Москву. С августа 1941 г. - заместитель начальника, а с октября 1941-го - начальник 1-го отдела (разведка в Германии и на оккупированных ею территориях) 1-го управления НКВД СССР. Координировал операции по организации связи с агентурой, руководил подготовкой агентов-нелегалов и их выводом на территорию противника.

В 1943-1944 гг. Коротков выезжал в Тегеран и дважды в Афганистан для выполнения специальных заданий по ликвидации германской агентуры в этих странах, действуя под фамилией полковника Михайлова. С 20 октября 1945 г. по 19 января 1946 г. находился в Берлине в качестве резидента объединённой резидентуры внешней разведки в Германии и заместителя политического советника при СВАГ. С мая 1946 г. A.M. Коротков - начальник управления «1-Б» (нелегальная разведка) и заместитель начальника ПГУ МГБ СССР.

В последующие годы работал начальником 4-го управления (нелегальная разведка) Комитета информации при Совете Министров СССР, заместителем начальника Бюро № 1 МГБ СССР по разведке и диверсиям за границей, заместителем начальника ПГУ МГБ СССР, начальником управления «С» (нелегальная разведка), заместителем начальника и и. о. начальника ВГУ МВД СССР, начальником отдела HP ВГУ (нелегальная разведка), и. о. начальника Спецуправления (НР - нелегальная разведка), врио заместителя начальника ПГУ, начальником Спецуправления и заместителем начальника ПГУ КГБ при Совете Министров СССР. С 23 марта 1957 г. Коротков - Уполномоченный КГБ по координации и связи с МГБ (Министерство государственной безопасности) и МВД ГДР, действовал под прикрытием должности советника Посольства СССР в ГДР.

Был награждён орденом Ленина (25.06.1954), шестью орденами Красного Знамени (1944,1945 и в последующие годы), орденом Отечественной войны 1-й степени (1945), двумя орденами Красной Звезды (1943, 1944), а также многими иными государственными наградами Советского Союза и стран Варшавского Договора и социалистического содружеств.

***
Бородин Норман Михайлович (1911- 1974) - советский разведчик, работавший под всевдонимами "Н. Бардин", "Н. Бароян", "Н. Борисов" и "Н. Тариблов". Родился в Чикаго, в семье революционеров-эмигрантов М.М. и Ф.С. Грузенберг, позднее отец принял фамилию Бородин. В 1923 г. вместе с матерью приехал в СССР. В том же году вместе с родителями и братом отбыл в Китай, куда его отец был назначен политическим советником при Сун Ятсене и представителем Коминтерна в Китае. Оказывал помощь советским разведчикам. В 1927 г. вернулся в СССР. В 1930 г. окончил Ленинградское мореходное училище, позднее - филологический факультет МГУ. С марта 1930 г. сотрудник ИНО ОГПУ. В 1931 г. на нелегальной работе в Норвегии, затем в Германии, а после прихода к власти нацистов в 1933 г. переведен в парижскую нелегальную резидентуру. В 1937 г. назначен зам. нелегального резидента в США, действовал под видом студента радиотехнического института (псевд. «Гранит»), В США руководил тремя агентами, завербовал сотрудника латиноамериканского отдела Госдепартамента, через него резидентура получала ценнейшую информацию по Латинской Америке. С сентября 1938 г. - начальник иностранного отдела уполномоченного СНК по охране военных тайн в печати (Главлит). С сентября 1941 г. - сотрудник НКВД-МГБ СССР, начальник 2-го отделения 3-го отдела 1-го управления НКВД, зам. начальника отдела 2-го ГУ МГБ СССР. В 1947-1949 гг. корреспондент газеты «Московские новости» на английском языке.

В марте 1949 г. был арестован, в 1951 г. выслан в Караганду. В 1952-1953 гг. исполнял обязанности зав. отделом газеты "Социалистическая Караганда". В конце 1953 г. вернулся в Москву, в 1954 г. реабилитирован. Работал в "Литературной газете", аппарате Союза писателей СССР. В 1955 г. восстановлен на службе в КГБ. Занимал должность начальника отдела по работе с иностранными корреспондентами 2-го ГУ КГБ. В 1961-1967 гг. - зам. начальника действующего резерва партийных и государственных учреждений ПГУ КГБ. В 1961-1967 гг. - главный редактор главной редакции политических публикаций Агентства печати "Новости", член правления АПН. С августа 1967 - политический обозреватель АПН. Автор многочисленных публикаций.

После ознакомления с информацию о Нормане Бородине невольно возникает вопрос: "И каким же образом он мог стать прототипом Штирлица". Ответ можно найти в воспоминаниях писателя Георгия Вайнера, для которого (как и для его брата Аркадия) Норман Бородин, уже вернувшийся после ссылки в Москву, стал своеобразным "крёстным отцом", посоветовавшим специализироваться на детективных романах:

" ...Бородин посоветовал нам начать с рассказа страниц на шесть. Более того, Норман пообещал, что рассказ поможет опубликовать. Мы с Аркашей решили взять конкретное уголовное дело, которое в то время он расследовал. Соответственно с нашими школьными представлениями о литературе мы первым делом составили план: вступление, главная часть, заключение. Чтобы не упустить что-то важное, план сделали очень подробным: он занял тридцать машинописных страниц, что, понятно, вошло в органическое противоречие с канонами написания короткого рассказа. За два месяца мы свой план выполнили: получилась скромная рукопись страниц в шестьсот. Так появился роман "Часы для мистера Келли". Мы принесли рукопись своему "заказчику" Норману. Сказав, что эта штука сильнее, чем "Фауст" Гете, Бородин отнес наш шедевр своему приятелю в журнал "Советская милиция". В то же время Юлиан Семенов прочел рукопись и отдал ее в журнал "Наш современник". К нашему удивлению, оба журнала сказали, что им рукопись понравилась... К слову, именно Бородин явился прототипом Штирлица: мы с братом познакомили Нормана с Юлианом Семеновым, и это знакомство подвигло Юлиана на написание романа "Семнадцать мгновений весны"...

Норман Бородин принимал участие в создании фильма "Семнадцать мгновений весны" под вымышленным именем С.К. Мишин, которое зритель может увидеть в заключительных титрах. По рассказам дочери Бородина, создатели фильма часто советовались с её отцом, чтобы добиться максимального приближения художественного образа Штирлица к реальному разведчику.

Георгий Вайнер в одном из интервью сказал и такое: "Норман и его семья - изумительный материал для романа о рождении, становлении и победе идей и взглядов, их дальнейшей трансформации, крахе и окончательном уничтожении всех идеалов".

***
Вилли Леман (1884-1942) - сотрудник гестапо, гауптштурмфюрер СС и криминальный инспектор, тайный агент советской разведки, ставший, за время почти 13-летнего сотрудничества с ней, одним из наиболее ценных агентов-иностранцев. Родился в семье школьного учителя. Учился на столяра, в возрасте 17 лет поступил добровольцем на флот, где прослужил 12 лет. С борта немецкого корабля наблюдал за сражением русского крейсера «Варяг» и японских кораблей в бое у Чемульпо 27 января 1904 года, и проникся уважением к мужеству российских моряков. В 1911 году был принят на работу в отдел по борьбе с организованной преступностью криминальной полиции. В дальнейшем перешёл в политическую полицию, а в 1913-м был принят на работу в отдел полиции по борьбе со шпионажем.

После того, как в мае 1918 года в Берлине было открыто Полномочное представительство РСФСР, за его сотрудниками стало вестись наблюдение контрразведывательным отделением Лемана. После переворота 4 ноября 1918 года стал председателем общего собрания чиновников полиции Берлина. К концу 20-х годов успел разочароваться в политике власти, существующей в стране. В 1929 установил прямой контакт с резидентурой СССР, и ему был присвоен оперативный индекс А-201 и оперативный псевдоним Брайтенбах.

После прихода к власти Гитлера, и по рекомендации Германа Геринга, был переведён на работу в гестапо. К тому времени Леман имел личное знакомство со многими видными деятелями НСДАП. В мае 1934 года он вступил в ряды СС, а 30 июня 1934 года принимал участие в операции "Ночь длинных ножей". В ходе чистки политической полиции от старых и неблагонадёжных кадров, попал под подозрение, но с учётом того, что имел множество положительных характеристик и был весьма уважаем сослуживцами за опыт и спокойный нрав, продолжил работу в третьем отделении гестапо. В декабре 1933 года был передан на связь Василию Зарубину, который специально для этого прибыл в Германию в качестве представителя одной из американских кинокомпаний. Леман передал ему подробные сведения о структуре и кадровом составе IV управления РСХА (главного управления имперской безопасности), его операциях, деятельности гестапо и абвера (военной разведки), военном строительстве в Германии, планах и намерениях Гитлера в отношении соседних стран. Вскоре, был переведён в отдел гестапо, занимавшийся вопросами контрразведывательного обеспечения оборонной промышленности и военного строительства.

В конце 1935 года, после своего присутствия на испытании первой Фау-1, Леман составил подробный отчёт и передал советским разведчикам описание ракеты. На основании этих данных 17 декабря 1935 года советской разведкой был представлен доклад Сталину и Ворошилову, бывшему в то время наркомом обороны СССР, о состоянии ракетостроения в Германии. Леманом была также передана очень ценная информация о структуре немецких спецслужб, их кадровом составе и методах работы, развитии и укреплении нацистского режима, приготовлениях к установлению мирового господства, наращивании военного потенциала и новейших технических разработках, строительстве подводных лодок и бронеавтомобилях, выпуске новых противогазов и производстве синтетического бензина. Он регулярно информировал советскую резидентуру о контрразведывательной деятельности гестапо, внедрении агентуры гестапо в коммунистическое подполье и в русские белоэмигрантские круги.

Учитывая исключительную важность информации, получаемой от Лемана, ОГПУ максимально усилило меры безопасности по связи с ним: были приготовлены документы на чужое имя, разработана подробная схема его выезда из Германии в случае провала, ему передавались огромные суммы денег. Увлечение Лемана конскими бегами позволило создать убедительную легенду о возможности обладания им солидного капитала. И всё же в 1936 году Леман был вызван на допрос в гестапо, где интересовались его связями в советском торговом представительстве. Но смертельные опасения оказались напрасными: речь шла об однофамильце, неком Вильгельме Лемане, которого любовница на почве ревности оклеветала как советского шпиона. После её допроса подозрения с настоящего советского агента были сняты.

В том же году Леман был назначен начальником отдела контрразведки на военно-промышленных предприятиях Германии. Вскоре, в советскую резидентуру им были переданы сведения о закладке на верфях более 70 подводных лодок, строительстве нового завода по производству боевых отравляющих веществ, копия секретной инструкции, касающейся 14 видов новейшего немецкого вооружения, а также копия секретного доклада "Об организации национальной обороны Германии". Им были также переданы описания демонстрировавшихся новых типов артиллерийских орудий, бронетехники, миномётов, в том числе дальнобойных орудий, а также бронебойных пуль, специальных гранат и твердотопливных ракет для газовых атак. На новый 1937 год Вилли Лемана и ещё троих лучших работников гестапо, наградили портретом Адольфа Гитлера с автографом и в серебряной рамке.

С годами сотрудничество Лемана с внешней разведкой СССР стало во многом иметь идейный характер, так как материально он был уже обеспечен: его жена получила в наследство гостиницу, приносящую неплохой доход, а доступ к секретной информации позволял увидеть подготовку Германии к мировой войне, что абсолютно не устраивало Лемана. Однако он не знал об обстановке в Советском Союзе, не ведал о массовых репрессиях, и по видимому, решил, что власти СССР поверили в пакт Молотова-Риббентропа. Это привело к тому, что в июне 1940 года он решился на беспрецедентный и чрезвычайно опасный шаг: опустил в почтовый ящик советского полпредства письмо, адресованное военному атташе или его заместителю. В письме он предлагал немедленно восстановить с ним оперативную связь.

Лишь в сентября 1940 года с Леманом встретился Александр Коротков - новый заместитель резидента НКВД в Берлине. К этому времени положение и обязанности Лемана в гестапо были столь обширны, что ему не требовалось даже иных заданий по получению информации. Леман передал в Москву ключ к шифрам гестапо, используемым в телеграфных («Ферншпрух») и радиосообщениях («Функшпрух») для связи со своими территориальными и закордонными сотрудниками. Среди других материалов было большое число документов, свидетельствовавших о том, что Германия начала подготовку к войне против СССР. В марте 1941 года он доложил, что в абвере в срочном порядке расширили подразделение, занимающееся ведением разведывательной работы против СССР. Весной 1941 года проинформировал советских разведчиков о предстоящем вторжении вермахта в Югославию. А 19 июня, вызвав разведчика на экстренную встречу, Леман сообщил, что в гестапо поступил текст секретного приказа Гитлера немецким войскам, размещённым вдоль советской границы. В нём предписывалось начать военные действия против СССР после 3 часов утра 22 июня.

После начала войны связь с Леманом была потеряна навсегда. И лишь в конце войны в руинах штаб-квартиры гестапо были обнаружены документы, где говорилось, что Вилли Леман был арестован гестапо в декабре 1942 года. Причины ареста указаны не были. Позднее удалось восстановить причину гибели агента. В мае 1942 года в Берлин был заброшен агент советской разведки Бек - немецкий коммунист Роберт Барт, добровольно сдавшийся в советский плен. Одной из целей агента было восстановление связи с Леманом для продолжения сотрудничества. На случай, если Леман откажется от сотрудничества, Бека снабдили обширным компроматом, в том числе с квитанциями о получении денег от советских разведчиков. Гестапо довольно быстро арестовало группу Бека и тот, под пытками, выдал все известные ему сведения о Лемане. В гестапо вычислили Лемана, но операцию по его ликвидации проводили тайно. Он был срочно вызван на службу в канун Рождества 1942 года, откуда уже не вернулся.

Точная дата смерти Лемана и место его захоронения неизвестны. В январе 1943 года в служебном вестнике гестапо было опубликовано извещение: "Криминальный инспектор Вилли Леман в декабре 1942 года отдал свою жизнь за Фюрера и Рейх". Гиммлер и Мюллер не стали докладывать Гитлеру о том, что в гестапо уже долгие годы работал советский агент. Факт предательства столь высокопоставленного офицера СС был скрыт. Даже жене Лемана не сообщили об обстоятельствах гибели мужа.

***
Пожалуй, наиболее точный ответ на вопрос: "Были прототипы у Штирлица?.." дал сам Юлиан Семёнов в своих книгах, многочисленных интервью и дневниковых записях, сохранившихся в его домашнем архиве, благодаря стараниям родных писателя, и в первую очередь, благодаря усилиям его младшей дочери. Ниже приведены некоторые из записей.

"...Я получаю множество писем сейчас. На конверте адрес: «Москва, Союз писателей, Семенову для Исаева-Штирлица». Разные люди, разных возрастов, национальностей, вкусов, просят дать адрес Максима Максимовича Исаева, чтобы начать с ним переписку. Мне даже как-то неловко отвечать моим корреспондентам, что Исаев-Штирлиц - персонаж вымышленный, хотя точнее следовало бы сказать вымышленно-собирательный...".

"... В Хабаровском краевом архиве я нашел записочку П. П. Постышева Блюхеру. Он писал о том, что переправил во Владивосток к белым «чудесного молодого товарища». Несколько раз в его записках потом упоминается о «товарище, работающем во Владивостоке очень успешно». По воспоминаниям Романа Кима, юноша, работавший под обличьем белогвардейского журналиста, имел канал связи с П. П. Постышевым. Об этом человеке мне также много рассказывал В. Шнейдер - друг Виктора Кина, работавший во владивостокском подполье. Когда Меркуловы были изгнаны из «нашенского города», Максим Максимович однажды появился в форме ВЧК - вместе с И. Уборевичем. А потом исчез. Вот, собственно, с этого и начался мой герой - Максим Максимович Исаев, который из романа «Пароль не нужен» перешел в роман «Майор Вихрь» (в одноименный фильм он не «попал» из-за обычной в кинематографе проблемы «метражности». В романе Штирлиц-Исаев - отец помощника Вихря по разведке, «Коли»), а уж потом из «Майора Вихря» - в роман «Семнадцать мгновений весны» и затем в роман «Бриллианты для диктатуры про летариата»...".

"...Максим Максимович Исаев, работая во Владивостоке в стане оккупантов, должен был «пропустить» через себя, понять и выверить информацию о настроениях в «Черном буфере», которую он ежедневно получал как газетчик, легально, не прибегая к «бондовским» сверхэффектным трюкам. При этом следует учесть, что контрразведка белых во главе с опытным офицером охранки Гиацинтовым сугубо внимательно относилась к газетчикам, имевшим широкий круг знакомств среди самых разных слоев общества. Только благодаря тому, что друзьями Исаева были настоящие люди, предпочитавшие смерть предательству, он смог выиграть поединок с начальником белой контрразведки...".

"...Роман «Бриллианты для диктатуры пролетариата» начался с ленинского тома, где была приведена его записка члену Коллегии ВЧК Глебу Ивановичу Бокию по поводу хищений драгоценностей из Гохрана РСФСР. Драматизм этой записки был сам по себе законченным сюжетом для романа. В архиве Октябрьской революции я познакомился с запыленными папками Гохрана. Потом - поездка в Таллин, работа в библиотеках и архивах, встречи с самыми разными людьми, сбор по крупицам фактов, из которых должна была вырасти правда того времени...".

"...Когда я начинал «Майора Вихря», в моем распоряжении были материалы, связанные с группой «Голос», которая действовала в Кракове, - резидент Е. Березняк, заместитель по разведке А. Шаповалов (об этой группе впоследствии была написана документальная повесть «Город не должен умереть»). Были записи бесед с польскими товарищами - Зайонцем, Очкошем, был рассказ польских друзей о том, как в окружении Кейтеля, когда он прилетал в Краков из Берлина, находился человек в форме СД, связанный с глубоко законспирированным подпольем. Были, наконец, беседы с генералом Бамлером, в прошлом одним из ближайших сотрудников адмирала Канариса. Сейчас я встречаю во многих газетах статьи с сенсационными заголовками о живом и здравствующем «майоре Вихре». Считается, например, что я писал образ Вихря с Е.С. Березняка. Это неверно. Да, действительно, я взял один эпизод из жизни Е. Березняка - его бегство от гестаповцев с краковского рынка, но характер Вихря, его облик, его манеры, его привычку говорить и думать я «списывал» с моего доброго друга, писателя Овидия Горчакова, которого многие знают как одного из авторов фильма «Вызываем огонь на себя» и немногие - как разведчика, сражавшегося в фашистском тылу. Образ связника Исаева - биржевого маклера Чена - я писал с двух людей - с Р.Н. Кима и В.Н. Шнейдера. Таким же подвигом, как бегство Березняка от гестаповцев, была работа Алексея Шаповалова, внедрившегося в абвер к полковнику Бергу. Вообще, консультировавший «Майора Вихря» генерал - он был в дни войны во фронтовой разведке - рассказывал, что в окрестностях Кракова работало во время войны несколько групп военной разведки и каждая их этих групп еще ждет своего писателя, ибо подвиги их поразительны...".

"...Когда я беседовал в Кракове с человеком, знавшим советского нелегала из окружения Кейтеля, «офицера СД», я попросил дать словесный портрет нашего разведчика. Интересно, что словесный портрет, данный польским товарищем, удивительным образом совпадал с описанием Максима Максимовича Исаева - покойный Роман Ким совершенно великолепно и очень точно обрисовал мне «белогвардейского газетчика». Именно это и заставило меня допустить возможность «перемещения» Максима Максимовича в Германию. Я спрашивал потом генерала Бамлера, человека, прошедшего сложный путь - от помощника Канариса в абвере до борьбы против Канариса в комитете «Свободная Германия»: «Допускаете ли вы возможность работы русского разведчика в абвере или СД?» Генерал ответил, что русскую разведку он считал самой талантливой и сильной разведкой в мире. Бамлер также проанализировал по моей просьбе возможность работы на советскую разведку высокопоставленного офицера абвера. Он даже назвал фамилии тех офицеров восточного управления абвера, которые, по его мнению, могли начать работать на нас, поняв неизбежность краха гитлеризма. Отсюда родился образ полковника Берга...".

Окончательный и лаконичный ответ на вопрос о прототипах Штирлица можно найти в такой утверждении писателя: "...Можно ли считать, что Максим Исаев-Штирлиц, действующий в этих исторических хрониках, - фигура выдуманная? Ни в коем случае. Образ этого разведчика «списан» с нескольких ныне здравствующих людей, которым хочется принести благодарность за их великолепную, честную и смелую жизнь...".

***
Однако... Недаром в народе говорят: "На вкус и цвет – товарищей нет". Эта мудрость не обходит стороной и разведчиков всех стран и народов. К примеру, Ким Филби (1912-1988) - один из руководителей британской разведки и знаменитый агент советской разведки с 1933 года, после просмотра фильма "Семнадцать мгновений весны", якобы сказал такую фразу: " С таким сосредоточенным и напряженным лицом настоящий Штирлиц не продержался бы и дня!..". А ведь эти слова были сказаны суперагентом, - только за период с 1941-го по 1945 год Ким Филби передал в Москву 914 секретных и сверхсекретных документов!

Тем не менее... Норман Бородин, консультировавший съёмку "Семнадати мгновений весны, был иного мнения, чем Ким Филби. А ведь тоже, как говорится, "был не лыком шит" – занимался разведывательной деятельностью непосредственно в самой Германии.

В создании фильма «Семнадцать мгновений весны» Норман Бородин принимает участие под вымышленным именем - С. К. Мишин, которое зритель может увидеть в заключительных титрах. Говорят, что Андропов запретил указывать подлинные имена действующих офицеров разведки.
Между тем жизнь самого Бородина могла бы стать отдельным захватывающим романом: Норману довелось пройти через огромное количество испытаний и драм. Отец будущего агента Михаил Бородин был соратником Ленина, дипломатом, советским разведчиком. С 1923 года под псевдонимом товарищ Кирилл он работал советником китайского лидера Сунь Ятсена. Когда Сунь Ятсен умер после тяжелой болезни, власть в стране мгновенно поменялась. Оставаться в образе фаворита бывшего лидера этой страны было крайне опасно. Михаила Бородина арестовали и выслали. А его сына Нормана советским дипломатам удалось тайно перевезти в составе гастролирующей балетной труппы Айседоры Дункан. Красивый, черноволосый 16-летний юноша был замаскирован под женщину, одну из участниц представления.

Нелегальный резидент в 25
Поначалу в Советском Союзе Норман чувствовал себя иностранцем. За все свои 16 лет он был здесь лишь однажды, а родился и вырос - в Соединенных Штатах. Соответственно, родным языком для Бородина-младшего был английский. Выполняя заветы отца, Норман с младых ногтей готовился стать разведчиком. К 19 годам он уже был сотрудником ИНО НКВД, а свое первое задание получил в 25 лет. Ему было приказано отправиться в США в качестве нелегального резидента. Положение нелегальных разведчиков, которых в узком кругу называли «марафонцами внешней разведки», было крайне трудным, поскольку они не могли рассчитывать на защиту со стороны посольства в случае возникновения каких-либо проблем, вплоть до ареста. В период работы в Соединенных Штатах Бородину был присвоен оперативный псевдоним Гранит, который как нельзя лучше характеризовал его характер. По воспоминаниям современников, реальный агент, как и Штирлиц, производил очень приятное впечатление, был тактичен и обладал большим чувством юмора, умел сохранять спокойствие и выдержку в любых ситуациях, ничто не могло заставить его выдать своих истинных чувств. Однако вся дальнейшая судьба разведчика была похожа на полосу препятствий. Жизнь как будто специально испытывала Бородина на прочность. После предательства одного из советских шпионов Бородин в числе ряда других агентов был отозван из США. Его командировали в Германию, в самое логово врага - в Берлин, где Норманом была создана надежная разветвленная агентурная сеть. Одновременно со шпионской деятельностью под видом добровольца-американца он трудился в швейцарском Красном Кресте.
В 1947 году Норман вернулся в Москву и устроился работать корреспондентом. Вскоре он, как и многие его соотечественники-фронтовики, полностью разочаровался в советской системе. В 1949-м Норман написал Сталину письмо, в котором озвучил перед Генсеком всего лишь один вопрос: знает ли он, что происходит в его окружении, куда и почему бесследно исчезают лучшие агенты, искренне преданные коммунистическим идеям. Ответа разведчик не получил, но спустя несколько дней арестовали его отца. Михаил Бородин два года находился в Лефортово, где под пытками подписал признание в том, что он американский шпион. В мае 1951 года Бородин-старший, не выдержав побоев, скончался в тюрьме. В 1949 году был арестован и Норман Бородин, два года он провел в тюрьме, а в 1951-м его выслали на поселение в Караганду.

Работа в ссылке
Участники проекта «Карлаг: память во имя будущего» карагандинского университета «Болашак» утверждают, что данных о пребывании Нормана Бородина в Караганде нет. На сегодняшний день известно, что за время карагандинской ссылки руководство КГБ позволило Норману Бородину заниматься делом, которое было ему по душе. Он стал журналистом местной газеты. Бородин был принят на работу в редакцию газеты «Социалистическая Караганда» (теперешняя «Индустриальная Караганда». Есть только приказ №78 от 31 мая 1952 года: «С сего числа временно зачислить на работу в качестве старшего литработника редакции тов. Бородина Нормана Михайловича. Оклад по смете».
Первые статьи и заметки Нормана Михайловича рассказывают о партийной жизни города и области, о международной обстановке. Бородин критически осмысливает деятельность кружка по изучению истории КПСС на комбинате «Карагандауголь», в котором посеща-емость менее 50%. Печатает статьи «Детские душегубы» о детской преступности в США и «Американские каннибалы дома и за границей». Со временем Норман Бородин стал освещать события культурной жизни города. Появились его рецензии на спектакли Казахского государственного академического театра оперы и балета имени Абая, шахтерского ансамбля песни и пляски, Карагандинского областного объединенного театра казахской и русской драмы. Публикации иллюстрированы фотоснимками автора.
По следам древних животноводов Норман Михайлович изучает Карагандинскую область, посещает ряд районов. 23
июня 1953 года газета публикует фотографию чабана Курмана Отарбаева (колхоз им. Сталина Каркаралинского района), сделанную Бородиным. Затем Норман Бородин направляется в колхозы имени XIX съезда КПСС и «Завет Ильича» Осакаровского района. Его фотоснимки передовиков народного образования, стахановцев рудо-ремонтного завода, художников шахты №3 им. Кирова, артистов - сегодня бесценные свидетельства истории Сарыарки.
Карагандинская ссылка Нормана Бородина длилась более двух лет. Здесь он был на поселении.
Через два года наступила оттепель, культ вождя был развенчан, с Бородина сняли обвинения, и он смог вернуться в Москву. Исчез Норман Михайлович Бородин из Караганды незаметно. Не осталось даже приказа об его увольнении с должности исполняющего обязанности заведу-ющего отделом «Социалистической Караганды».
По всей вероятности, в Москву было переправлено из архива местного КГБ и его личное дело. Разведчика восстановили в партии, и он вновь возвратился на работу в КГБ. Был главным редактором агентства печати «Новости». Он заслуженный работник культуры РСФСР, заслуженный работник органов госбезопасности СССР.
Художник картины «Семнадцать мгновений весны», по рассказам дочери Бородина, был частым гостем в их доме и советовался с отцом, дабы добиться максимального приближения художественного образа Штирлица к реальному разведчику.
К сожалению, как утверждают исследователи проекта «Карлаг: память во имя будущего», в Караганде не осталось людей, помнящих талантливого и неунывающего корреспондента Бородина. Понятное дело, что никто не догадывался о его истинной профессии.
Умер Норман Бородин в 1974 году.
Существует легенда, что уже в старости Леонид Брежнев, очень любивший фильм о знаменитом разведчике, пересмотрев его в очередной раз, внезапно спросил у присутствующих: «А Штирлица мы наградили?» Все смущенно промолчали. Тогда Брежнев распорядился дать разведчику звание Героя. В качестве выхода из ситуации было решено наградить Тихонова орденом Героя Социалистического Труда. Происходило ли такое в реальности - неизвестно.